Рейвенор - Абнетт Дэн - Страница 27

— Прекрати! — сказала Кара, поднимая его.

Вдруг Базаров попытался вцепиться в нее. Каре пришлось толкнуть его так, что, отлетев назад, его голова оставила вмятину на коробе воздуховода.

— Прекрати!

И наконец, он подчинился.

Под мягкий гул суспензоров инквизитор медленно продвигался по комнатам Бергоссиана в Гиблых Чердаках, сантиметр за сантиметром внимательно обследуя изрисованные стены. Фраука шел следом, дымя очередной папиросой. Они казались степенными посетителями какой-нибудь общественной галереи.

— Что-нибудь важное? — спросил Фраука.

Динамики кресла Рейвенора ответили мягким щелчком, эквивалентом задумчивого «хм…». Кресло развернулось, и датчики осмотрели противоположную стену. Из глубины машины донеслось тихое потрескивание записывающего пиктера.

— Плоды безумия, — наконец ответил Рейвенор. — Случайные каракули, показывающие признаки третичной стадии душевного расстройства, но все же подсказанные определенным или квазиопределенным символизмом. Результат пребывания в трансе, как мне кажется. Без сомнения, состояние измененного сознания. Невозможно сказать, есть ли какая-нибудь последовательность в надписях. Художник мог быть безумен или просветлен до состояния сверхпонимания.

— Ну, это вряд ли, — с сомнением отозвался Фраука.

Искусственная речь, льющаяся из вокс-транслятора, была абсолютно бесстрастной, лишенной всяких интонаций.

— Шучу я, — сказал Рейвенор. — Скорее всего…

В комнату вошел Нейл.

— Они взяли его, — доложил он. — И уже притащили сюда.

— Тогда давайте поговорим с ними. Вистан, если позволишь?…

Фраука потушил папиросу и активизировал ограничитель.

Не было необходимости их серьезно «ломать». Это я мог сказать сразу, как только вкатился в комнату, где Матуин держал их на мушке. Поверхностные мысли наших пленников оказались до смешного очевидными. Базаров был ошеломлен и напуган. Лант тоже боялся, но, кроме всего прочего, никак не мог взять в толк, что происходит. Тело Одиссея Бергоссиана сотрясали нервный тик и наркотическая ломка.

На всех троих произвел впечатление устрашающий вид вооруженных людей. А появление безликого, бронированного, неприветливого, как каменная глыба, кресла и вовсе повергло их в ужас.

Поначалу мне даже не пришлось задавать вопросы. Сознание Ланта оказалось наиболее открытым. Безграмотный чернорабочий, он был другом Бергоссиана и, когда не имел денег на ночлежку, оставался на Гиблых Чердаках. Лант был знаком с Базаровым, но не считал его другом. Дрейс явился этим утром, заявив, что ему необходимо спрятаться. Причин он не называл, но Лант подумал, что он, скорее всего, прячется от властей.

Лант советовал Бергоссиану прогнать его. Появление такого человека, как Базаров, не сулило ничего хорошего. А у них без того полно неприятностей. И что еще более важно, Бергоссиан был совсем плох. Уже в течение многих лет он скользил от одной наркотической зависимости к другой, проводя под кайфом большую часть жизни. Долгое время это была обскура, затем таблетки, а следом и веселящие камни.

В последние несколько месяцев Бергоссиан стал использовать еще и флекты. Поначалу немного, полагаясь в основном на веселящие камни, но со временем все чаще и чаще. Наконец, Бергоссиан забросил камни и стал использовать флекты каждый день. Вот тогда-то он и начал рисовать.

Лант беспокоился о своем друге. Сам Герг не употреблял наркотики — разве что немного лхо, иногда затяжка обскуры, но ничего тяжелого. Ему хотелось помочь другу. Бергоссиан совсем перестал следить за собой, забывал поесть и практически не работал. Странно, но при всем этом он выглядел вполне счастливым. Большую часть времени он пребывал в блаженстве, постоянно что-то восхищенно бормотал о своих картинах. Они целиком поглотили его. Вооружившись кувалдой, Одиссей пробивал себе путь из комнаты в комнату, чтобы расширить простор для творчества.

Я выплыл из сознания Ланта.

Базаров оказался крепче, хотя в его голове все еще пульсировало от той затрещины, которой его наградила Кара. Узнав о судьбе Сонсала, Дрейс перепугался до безумия и попытался удрать.

— Правильно делаешь, что боишься.

Базаров вскинулся и, удивленно моргая, уставился на меня.

— Все, что ты расскажешь сейчас, может помочь при рассмотрении твоего дела. Возможно, я даже проявлю некоторое снисхождение. Откуда появляются флекты?

Я понимал, что расколоть его будет не так-то просто. Устный допрос наверняка занял бы несколько часов, и Дрейс плел бы ложь за ложью, пока его не загнали бы в угол. Однако мой ментальный вопрос застал его врасплох. Он так сконцентрировался на том, чтобы не проговориться, что нужный ответ сам выплыл на поверхность его сознания.

Базаров тоже не был наркоманом. Как начальник смены в «Энжин Империал» он получал довольно приличную заработную плату, но увеличивал ее за счет сделок на черном рынке. Как правило, он приторговывал наркотиками. Сам он не мог позволить себе использовать их. Адептус Механикус тщательно следили за рабочими, время от времени забирая у них анализы мочи и крови. А Базаров не хотел терять место, поэтому вел свои темные делишки в родном стеке. Как начальник смены он заводил знакомства и имел множество связей на предприятиях поставщиков и в транспортных компаниях по всему городу. Дрейс выправил для себя хорошие документы и наслаждался роскошью свободного передвижения.

В течение трех последних лет Бергоссиан время от времени кое-что подбрасывал Базарову. Он мог достать почти все, главным образом потому, что сам был наркоманом. Ассортимент зависел от того, где подрабатывал Одиссей. Кричалки и веселящие камни он доставал, когда упаковывал мясо в Общем Блоке К, улыбнись-траву, когда таскал зонт на рынке в Грязях, хотя этим он не занимался уже довольно давно.

Хорошие штучки вроде флектов появлялись благодаря его связям в цирке.

Я переключил свое внимание на Одиссея Бергоссиана. Когда я прикоснулся к его сознанию, у меня возникло ощущение, что оно сделано из каучука.

— Одиссей. Расскажи мне о цирке.

Сморгнув и громко рассмеявшись, Бергоссиан, точно ребенок, стал оглядываться вокруг в поисках источника голоса. Лант и Базаров тревожно следили за другом.

Но в сознании Одиссея не было ни чувства вины, ни попытки что-либо скрыть, поэтому в его случае не действовали методы, которые я применил к Дрейсу. Его мысли представляли собой потоки расфокусированного света и ярких красок.

Я копнул чуть глубже и почувствовал, как вздрогнула Кыс от покалывания нарастающего псионического напряжения. На окне расцвели морозные узоры.

Я погрузился еще глубже. Кыс вышла в коридор. Кара, Матуин и Нейл, чьи ментальные ауры слегка засветились, теперь тоже слишком хорошо могли ощущать мою псионическую атаку. Они осторожно отошли назад. Базаров и Лант задрожали и попытались отползти от Бергоссиана к дверному проему, ведущему на кухню. Одиссей же только хихикал себе под нос. Стоящий за моей спиной Фраука, который ничего этого не чувствовал, прикурил очередную папиросу с лхо и стал насвистывать какую-то мелодию.

— Одиссей.

В ответ он лишь рассмеялся. Я увидел, как подрагивает его нижняя губа. Затем я потянулся в его поверхностное сознание и был поражен многообразием обнаруженных там волн счастья и удовлетворенности. Его рассудок оказался теплым, густым, успокаивающим, текучим пространством.

— Цирк, Одиссей. Расскажи мне о нем.

— Цирк, цирк, цирк! — захихикал он.

Новый звук заставил остальных подскочить от неожиданности. Это были первые слова, сказанные Бергоссианом с тех пор, как я вошел в комнату.

— Да, Одиссей. Цирк. Ведь там ты достаешь флекты, не так ли?

— Да, да. В отражении, да! — пробулькал он, зайдясь в смехе.

Одиссей растянулся на полу и замахал руками.

— Кто их тебе продает, Одиссей?

Бергоссиан фыркнул.

— Дюбо! — прокудахтал он. — В отражении, Дюбо из клетки.