Опал императрицы (Опал Сисси) - Бенцони Жюльетта - Страница 9

– Сейчас Луи охотится в Богемии, но позже я, наверное, смогу познакомить вас. Думаю, он будет очень рад: я ему уже о вас рассказывал.

– А... а другие члены семьи? С ними вы тоже знакомы?

– С французской, английской ветвями? Очень хорошо знаком, – сказал Аронов и прибавил с тонкой улыбкой: – Но не так, как с бароном Луи. Я был близок с его отцом. И остался близким другом сына. Впрочем, поговорим лучше о вас. Кажется, вы последовали моему совету насчет прекрасной леди Фэррэлс?

Морозини пожал плечами.

– Мне не пришлось трудиться. После процесса, за которым вы наверняка следили, она вместе с отцом отбыла в Соединенные Штаты. И не прислала мне ни единой весточки.

– Как? Даже не поблагодарила? Хотя бы две строчки на открытке?

– Ничего.

При звуке имени той, которую он тщетно пытался забыть, Альдо напрягся, и от Симона Аронова это не ускользнуло.

– Вам очень больно?

– Немножко, не со временем я с этим справлюсь, – заверил его Морозини, приступая к перепелкам. В течение нескольких минут оба ели молча, прислушиваясь к пению скрипок. Затем Аронов заговорил снова.

– Моя очередь спрашивать. Во что превратилась Венеция, с тех пор как в Риме воцарился Бенито Муссолини?

– Она все так же прекрасна, все так же соответствует ожиданиям случайных гостей или новобрачных в свадебном путешествии, – вздохнул Морозини, пожав плечами. – Внешне все нормально... Но только на первый взгляд. Прежде лишь изредка случалось заметить пару карабинеров. Теперь то и дело встречаешь мальчишек в черных рубашках и пилотках. Эти тоже ходят парами, и лучше держаться от них подальше: они считают, что им все позволено, и всегда готовы к нападению во славу Италии.

– У вас с ними не было проблем?

– Нет. Конечно, люди с положением обязаны выражать новому режиму верноподданнические чувства, но я – всего-навсего честный коммерсант и стараюсь ни с кем не ссориться. И пока что мне позволено путешествовать по моему усмотрению и вести дела так, как я считаю нужным...

– Вот и придерживайтесь такой позиции. Это самое благоразумное.

Хромой говорил так серьезно, что это произвело на Альдо впечатление. Помолчав, Морозини спросил:

– А помните, в Варшаве вы предсказали мне, что скоро наступит... черный порядок, способный поставить под угрозу всякую свободу?

– ...и именно по этой причине нам нужно как можно скорее восстановить в прежнем виде священный нагрудник и возродить Израиль как государство, – закончил Аронов. – А теперь вы хотите спросить, является ли итальянский фашизм этим черным порядком?

– Именно так.

– Скажем, что это первый приступ чудовищной болезни, первый порыв ветра перед бурей. Муссолини – тщеславный фигляр, считающий себя Цезарем, а на деле способный стать лишь Калигулой. Настоящая опасность исходит от Германии – экономика там разрушена, жители в отчаянии. Человек почти безграмотный, непросвещенный, грубый, но красноречивый и одержимый темным демоном, толкающим к войне, силится возродить немецкую гордыню, прославляя силу и пробуждая самые низменные инстинкты. Вы еще не слышали об Адольфе Гитлере?

– Смутно. Кажется, прошлой весной была какая-то демонстрация, верно? Напоминающая демонстрации наших фашистов.

– Верно. Муссолиниевская авантюра может окрылить Гитлера. Пока он возглавляет лишь военизированную банду, но я очень боюсь, что однажды это перерастет в мощный океанский прилив, способный поглотить Европу.

Оперевшись локтями на столешницу и держа в руках бокал, Симон Аронов, казалось, забыл о собеседнике. Его взгляд был устремлен в некую даль, куда Морозини не было доступа, но выражение его лица ясно говорило: он не видит там ничего хорошего. Альдо не терпелось задать еще один вопрос, но в эту минуту Симон закончил фразу:

– Когда он придет к власти – а это однажды случится, – дети Израиля окажутся в смертельной опасности. Впрочем, как и многие другие люди!

– В таком случае, – сказал Морозини, – нельзя терять ни минуты, если мы не хотим опоздать. Надо как можно скорее дополнить нагрудник Великого первосвященника.

Аронов усмехнулся:

– Значит, вы верите в наше старинное предание?

– Отчего бы мне не верить? – буркнул Альдо. – Во всяком случае, даже если Израиль никогда не сможет возродиться как государство, единственный способ помешать этим проклятым камням приносить зло – это вернуть их на место, и я целиком посвящу себя этому. Телом и душой. Сапфир и алмаз оставили после себя кровавые следы, и я полагаю, что два других камня делают то же самое. Что касается опала – если его носила несчастная Снеси, и говорить больше не о чем. А траурное покрывало, скрывающее лицо теперешней его владелицы, тоже не свидетельствует о большом счастье... Надо как можно скорее избавить ее от камня!

Естественно, я согласен с вами, но надо действовать не торопясь, – серьезно прошептал Хромой. – Вполне возможно, она дорожит этой драгоценностью больше всего на свете. Кто знает, может быть, она ей дороже жизни? В подобном случае, – а я боюсь, что это так и есть! – деньги нам не помогут.

– Думаете, я этого не понимаю? И предполагаю, что на этот раз у вас нет камня на замену, как было в двух предыдущих случаях, иначе вы бы уже сказали мне об этом.

– Верно. Опал не подделаешь. Правда, в Венгрии их добывают и обрабатывают, и, вероятно, можно было бы найти похожий. Я говорю: «вероятно»! Но самая большая проблема – оправа. Орел изготовлен из тщательно отобранных бриллиантов редкой воды. Эта драгоценность стоит очень дорого и, помимо того, что принадлежит Истории, может соблазнить не одного вора. Удачно, что неизвестную даму сопровождает столь внушительный охранник.

– Вы меня встревожили: если она согласится продать камень, в состоянии ли вы его оплатить?

– В этом можете не сомневаться! Я располагаю неограниченными средствами. А сейчас мне пора идти. Большое спасибо за чудесный ужин.

– Мы еще увидимся?

– Если возникнет необходимость или если вы узнаете что-то интересное, приходите во дворец Ротшильдов. Я намерен провести там несколько дней.

Посадив Аронова в экипаж, Морозини задумался, чем бы теперь заняться. Только не в постель. Спать совершенно не хотелось.

Он поднял голову и увидел почти очистившееся небо. Две или три храбрые звездочки подмигивали ему с высоты. Служащий отеля, заметив, что он задержался на ступеньках, предложил вызвать машину.

– Да нет, не нужно, – отозвался Альдо. – Лучше пройдусь немного и выкурю сигару. Пожалуйста, возьмите в гардеробе ресторана мои плащ и шляпу...

Несколько минут спустя Альдо уже спускался по Кертнерштрассе ленивым шагом припозднившегося гуляки, решившего подышать свежим ночным воздухом, чтобы развеять винные пары. Пустынная в такой поздний час – на башне собора Святого Стефана пробило два – роскошная улица, главная артерия города, сверкала тысячами огней, напоминая волшебный грот... Когда Альдо свернул на гораздо хуже освещенную Гиммельфортгассе, ему показалось, что он проник в щель между двумя отвесными скалами. Кое-где мерцали бледные фонари, их света хватало только на то, чтобы не вывихнуть ноги на мостовой, которую мостили во времена Марии-Терезии. Фонари у дворца Адлерштейнов были погашены.

Завернувшись в лучших испанских традициях в плащ и став почти невидимым, Морозини укрылся в углублении портала и принялся внимательно изучать немое здание. Да и слепое тоже: из-за закрытых ставен не пробивался ни один луч света.

Он простоял так довольно долго, раздумывая, как проникнуть в тайну этого строгого фасада, выглядевшего в темноте довольно мрачно из-за неясных и судорожно напряженных фигур поддерживающих балкон атлантов. Но в конце концов ему надоело, он почувствовал себя смешным и пожалел, что пожертвовал хорошей сигарой. Какой бы она ни была таинственной, эта дама в черных кружевах, наверняка в этот поздний час она спит сном праведницы, а у него уже начинают мерзнуть ноги. Единственное и лучшее средство что-то понять – не откладывая увидеться с графиней фон Адлерштейн. Ее нет в Вене? Что ж, он отправится к ней в ее альпийский замок. Вот и все!