Новобрачная - Бенцони Жюльетта - Страница 8

Глава II

Нет худа без добра…

Тщательно уложив пряди волос и припудрив лицо, Альбина возвратилась обратно, к большому сожалению своей дочери, которое та, однако, не высказывала, и весь остаток дня провела рядом с ней. Цель ее маневра была совершенно ясна пострадавшей: мать хотела присутствовать здесь и быть готовой в любой момент милостиво разыграть свою роль, если ожидаемый маркиз нанесет визит. Чтобы как-то убить время, она принесла с собой роман Леру-Себрона «Иностранка», некоторым образом нашумевший весной. Шумиха была, впрочем, совершенно необходимой, чтобы книга могла вызвать интерес у Альбины Депре-Мартель, урожденной Пошон де ла Крез. Даже первая страница самого интересного романа или самой волнующей поэмы, которые критика обошла бы молчанием или о которых ничего не было сказано в салонах, не была бы ею прочитана. Но об этом романе говорили, и поэтому она его читала.

– Светская женщина должна быть в курсе всего! Такова ее моральная обязанность, – любила она повторять.

Она склонилась над «Иностранкой» в той позе, которая ей казалась в такой же мере грациозной, как и глубокомысленной, однако она лишь склонилась, но не читала. На самом деле она прислушивалась к доносившемуся снаружи шуму. Увы, справиться о здоровье ее дочери приходили многие, в частности, миссис Юг-Алле, но маркиз де Варенн не появлялся, и когда Альбина ушла к себе переодеться, чтобы поехать в Казино, у нее было очень плохое настроение.

На следующий день после обеда, в тот момент, когда она хотела занять свой наблюдательный пост, Полен появился в дверях и спросил, могут ли мадам и мадемуазель принять господина де Варенна, Альбина тотчас же позабыла о своей роли заботливой сиделки.

– Конечно же, пусть войдет! – воскликнула она, придав голосу те модуляции, которые обеспечивали успех Саре Бернар. – Мы его с радостью примем…

Это «мы» было явно лишним, так как едва Франсис – в костюме из светлого тика, шелковом галстуке, с тростью и канотье – вошел в гостиную, она ему позволила сказать слова приветствия своей дочери и справиться о ее здоровье и тут же увлекла его в сад под лицемерным предлогом, что на веранде очень душно. Мелани, оскорбленная и разъяренная, смотрела, как они удалялись, проходя по изумрудному ковру большой лужайки, а затем скрылись за грядками гортензий и гелиотропов. Какое-то время она даже пыталась не упустить их из виду, следя за розовым зонтом матери, но и он исчез. Фройлейн села рядом с ней, собираясь расшивать незабудками и разными готическими эмблемами длинную дорожку для стола из своего приданого и сказала, что Альбина и «маркис» только что вместе уехали на коктейль в Казино, где вечером собирался весь элитарный Динар.

Мелани почувствовала себя обделенной. Ведь Франсис пришел навестить ее! По какому праву Альбина завладела маркизом, не дав им даже перекинуться несколькими словами? Увидев слезы на глазах у своей воспитанницы, добрая Фройлейн отложила свою работу и предложила ей поехать на прогулку в коляске.

Поразмыслив некоторое время над этим предложением, Мелани решила принять его. Зачем сидеть в шезлонге и портить себе кровь? У ее матери была мертвая хватка; схватив добычу, она ее уже не выпускала, а Франсис ей явно нравился. Оставалось только смириться.

– Вы правы, – сказала она после короткой паузы. – Поедем на прогулку!

Они с Фройлейн уселись в коляску, запряженную резвым пони, которым Мелани любила управлять сама, но на этот раз из предосторожности она передала вожжи молодой немке, которая, впрочем, очень хорошо с этим справлялась.

Погода стояла великолепная, а море было того зеленого красивого цвета, который очень любила Мелани. Они объехали мыс Мулине, полюбовались розами, растущими в большом количестве в садах и на террасах, возвышающихся над Динарской бухтой, где стояли на приколе большие белые яхты, похожие на уснувших чаек, и несметное количество лодок с развевающимися парусами разных цветов двигалось в направлении устья реки Ранс. А вдали солнце золотило крепостные стены Сен-Мало и старинные постройки, высокие черепичные крыши которых отливали тусклым сатиновым светом. Мелани любила старинный корсарский городок и поменяла бы с радостью «Морган», английский стиль которой она считала несколько претенциозным, на один из этих красивых домов Сен-Мало, сохранивших изящество прежних времен. Ведь нет ничего более захватывающего, чем прогулка вдоль берега, когда море бурлит и пенится; но до сих пор Мелани совершала прогулки по этому мысу для избранных лишь в хорошую погоду и когда море было спокойно.

– А что если нам завтра поехать обедать в Сен-Мало? – сказала вдруг Мелани. – Я уверена, что, опираясь на палки, смогу подняться к крепостным стенам…

Фройлейн, испугавшись, стала говорить, что мадам, конечно не разрешит. Впрочем, ей и не хотелось спрашивать у Альбины для этого разрешение.

– Я об этом позабочусь, – уверенно заявила Мелани. – Я не вижу, почему такое желание может показаться противоестественным?

Она мысленно уже готовила защитительную речь, которую собиралась держать перед матерью, твердо решив не позволять никому помешать в задуманном развлечении. К тому же, вероятно, Альбине это будет совершенно безразлично…

Придя домой, она застала мать в маленькой гостиной. Та стояла перед круглым столиком и, полуприкрыв глаза, вдыхала аромат роскошного букета роз почти лилового цвета. Она никак не прореагировала на появление дочери. Затем, взяв со стола пакетик, перевязанный лентой, протянула ей его.

– Возьми! Франсис де Варенн посылает тебе это, чтоб помочь скоротать время…

– Что это такое?

– Посмотри. Это очень трудная английская головоломка. Он думает, что это тебя займет на какое-то время…

– Это мило с его стороны, но я предпочла бы, чтобы он подарил мне цветы…

Альбина разразилась громким смехом.

– Цветы? Такой девчонке?.. Ты с ума сошла!

– Я уже не девчонка!

– Тогда перестань так себя вести… И не лазай больше по деревьям! Правда, красивые розы?

– Великолепные.

– Я тоже так считаю. Франсис их прислал мне одновременно с подарком Для тебя.

Мелани почувствовала, как у нее неприятно екнуло сердце. Итак, ее мать называла его уже по имени. Наверное, и она уже была для него Альбиной? У ней появилось неистовое желание вырвать цветы, мать держала их в руках и нюхала с тем выражением, какое бывает у кошки, когда она сидит перед миской со сметаной. К тому же Альбина была хороша, как никогда, в розовом батистовом платье с прошивкой из кружев, в шляпке с воланами, которая наполовину прикрывала ее густые, золотистые, искусно уложенные волосы. Она была в туалете, который больше подходил для молодой девушки, чем для тридцатишестилетней женщины… Но с такой тонкой талией и великолепным цветом лица мадам Депре-Мартель могла позволить себе такую смелость.

Увидев свой облик в зеркале, стоящем на камине, Мелани почувствовала еще больший прилив гнева. Ее платье из белого грубого полотна с матросским воротничком, перетянутое кожаным поясом, делало ее похожей на подушку, перевязанную посередине. Самое малое, что можно было сказать о прическе Мелани, – она ей больше, чем надоела; ее волосы, собранные и стянутые на затылке, были заплетены в толстую косу, которая была уложена вокруг головы и либо заколота черепаховой заколкой, либо удерживалась большим белым бантом. Ее одевали и причесывали так, как будто она была воспитанницей из сиротского дома двенадцати лет от роду. На сей раз чаша переполнилась.

– До каких пор меня будут одевать и причесывать вот так? – спросила она дрожащим от гнева голосом.

– До тех пор, пока ты не начнешь выезжать в свет, моя дорогая. Это совершенно естественно…

– Вы так думаете? Другие девочки моего возраста носят распущенные волосы и красивые туалеты, а я как будто приговорена навечно к коричневой шотландке зимой, а летом к пике или грубому полотну. А, я еще забыла! Все эти годы я носила одно и тоже платье из голубой тафты в те дни, когда мы ходили к дедушке или в оперу. Мне скоро будет шестнадцать!