Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта - Страница 24

Та, кого титуловали высшим титулом королевства, поднялась из-за стола, уставленного множеством яств, и подошла к своему собеседнику. Женщина была удивительно хороша собой, хотя внимательный глаз подметил бы, что со временем фигура ее отяжелеет и расплывется. Изабелле Баварской, королеве Франции, только-только сравнялось двадцать, и красота ее ослепляла и даже пугала. Пышные светлые волосы и черные как смоль брови и ресницы – приметы двух противоположных рас, северной и южной, изящные руки, пылкий и одновременно нежный взгляд, маленькие, как у ребенка, ножки, грациозная походка…

– Господи, – прошептал герцог Орлеанский (ибо именно он сообщил королеве печальную весть о ее муже), – как же вы прекрасны, любовь моя! И как завидую я своему брату, обладающему таким сокровищем!

Тут молодой человек запнулся и даже закашлялся от смущения, потому что понял, насколько неуместно прозвучали его слова. Они с королевой давно уже были любовниками, а несчастный Карл тронулся умом, так что завидовать ему мог бы только такой же бедолага, как он сам.

Изабелла рассмеялась неожиданно громким для столь хрупкого создания смехом и укорила Людовика следующими словами:

– Сударь, мы ведем себя непристойно. Наш повелитель тяжко болен, а я, его жена, даже не знаю толком, что произошло. Приказываю: говорите! И без утайки!

И все же пусть читатель потерпит еще немного. Прежде чем герцог Орлеанский начнет живописать своей возлюбленной, что же именно стряслось с королем, надо поближе познакомиться с самим рассказчиком.

Когда в 1385 году король Франции Карл VI, прозванный народом Благословенным, женился на тринадцатилетней Изабелле, дочери герцога Этьена Баварского, ничто не предвещало многочисленных несчастий, которые сопровождали этого монарха почти на всем протяжении его царствования. Ему было тогда шестнадцать лет, и он считался одним из красивейших кавалеров своего времени. Стройный, гибкий, широкоплечий, Карл отличался благородством, любовью к воинским искусствам и… умением весьма ловко маскировать раннюю плешь, перебрасывая свои светлые волосы с затылка на лоб. Впрочем, небольшая лысина была едва ли не единственным недостатком этого обожаемого подданными государя.

Что же до его брата, юного герцога Людовика Туренского (спустя несколько лет после королевской свадьбы Турень отошла к владениям короны, а Людовик получил герцогство Орлеанское), то он был женат на прекрасной Валентине Миланской и так часто увлекался, что при дворе над ним уже устали подтрунивать. Однако же в королеву Людовик влюбился надолго, и роман их продолжался буквально до гробовой доски, ибо смерть подстерегла герцога как раз тогда, когда он шел с очередного свидания с Изабеллой. Впрочем, злопыхатели утверждали, будто Людовиком Орлеанским двигала одна лишь корысть и будто он мечтал, избавившись от старшего брата и женившись на его вдове, превратиться в Людовика Французского. Многие даже уверяли, что именно красавец герцог повинен в душевной болезни короля. Никто и никогда не узнает, как все было на самом деле, однако же поведение Людовика и впрямь давало повод для подобных подозрений. Ну а теперь пришла пора вернуться к рассказу, которого с таким нетерпением ожидает королева.

– Надеюсь, вы простите мне некоторую бессвязность повествования, – начал герцог, усаживаясь в свои любимые кресла и беря со стола собственноручно наполненный королевой кубок с розовым анжуйским вином, – но я только-только с дороги и очень устал. Мысли, знаете ли, находятся в некотором беспорядке.

Изабелла кивнула и поудобнее устроилась в обитом бархатом креслице, приготовившись внимать возлюбленному и дав себе слово не перебивать его… по мере возможности, разумеется.

– Итак, вы, конечно же, помните, что после смерти де Клиссона государь поклялся отомстить его убийце?

Вопрос этот вовсе не требовал ответа. Королева отлично понимала, что речь идет о коннетабле Франции, который некоторое время назад был подло заколот неким Пьером де Краоном. Этот Краон долго таил в сердце обиду на коннетабля и наконец, дождавшись удобного случая, жестоко расправился со своим врагом.

– Ваш супруг решил непременно настичь Краона и воздать ему по заслугам, тем более что скрылся убийца в замке нашего родственника герцога Бретонского, который давно уже…

– Мне это отлично известно, друг мой, – нетерпеливо воскликнула Изабелла. – Я знаю, что герцог Бретонский ведет себя непозволительно, забыв о своем долге королевского вассала, знаю, что он ненавидел Клиссона и что Карл искал только предлог, дабы выступить против этого наглеца, хотя и не чаял, что предлогом сим окажется смерть коннетабля. Я ожидаю от вас не пересказа давних событий, а повествования о том, что случилось несколько дней назад!

– Изабелла, любовь моя, – возразил опешивший от этих слов герцог, – я воскрешаю в вашей – да и своей – памяти все эти подробности лишь для того, чтобы облегчить себе труд. Не могу же я в самом деле, подобно какому-нибудь простолюдину, выкрикнуть сразу главную новость, а потом косноязычно излагать остальное! Я только запутаю и вас, и себя. Мне и так не слишком приятно говорить о происшедшем, а вы к тому же всячески меня подгоняете. Я думал обрести в вашем лице снисходительную слушательницу, но вместо этого…

Герцог отхлебнул вина и мрачно поглядел за окно.

– Ну, не дуйтесь, Людовик, не дуйтесь, – попросила королева и обвила руками шею молодого дворянина. – Давайте не будем ссориться, ведь мы так давно не виделись… хотя я, конечно, понимаю, что вы очень расстроены. Ваш замысел не удался, вернее – удался не полностью…

– Тс-с! – Герцог прижал к губам Изабеллы свою белоснежную, как у девушки, и благоухающую мускусом ладонь. – Стены имеют уши, не забывайте, дорогая моя! А расстроен я только потому, что мой повелитель тяжко захворал. Разве это – не веская причина для скорби?

– Продолжайте, сударь, продолжайте. Я уверена, что вам удастся пересилить вашу скорбь. – Королева озорно сверкнула глазами.

Улыбнувшись уголками губ, герцог проговорил:

– Мы направлялись в Анжер, чтобы захватить бретонца и назначить на его место губернатора. На третий же день пути королю сделалось дурно. Он почувствовал невероятную слабость и едва мог держаться в седле. Герцог Бургундский предостерег государя, сказав, что рваться вперед из последних сил – значит искушать господа. Но король не слышал этих слов или же сделал вид, что не услышал. Он ехал впереди, в полном одиночестве, опустив голову и предаваясь размышлениям. Когда его лошадь ступила под полог леса, откуда-то из чащи внезапно… – герцог выделил голосом это слово, и королева понимающе опустила веки, – внезапно, я говорю, выбежал старик в белом рубище и прокричал скрипуче, точно ворон прокаркал: «О король! Король! Возвращайся лучше назад, тебе грозит беда!»

– Но кто же вложил ему в уста эти слова? – нарочито громко спросила Изабелла. – Или он действительно беспокоился о короле?

– Разве их поймешь, этих умалишенных? – пожал плечами юный герцог. – Слуги тут же набросились на него и принялись избивать, а я поспешил к государю, который, жутко вращая глазами, жестами приказывал убрать с его пути страшного старика. Я убедился, что о короле есть кому позаботиться, и вернулся к незнакомцу. Во мне заговорило сострадание к сумасшедшему, и я велел отпустить его. Я совершенно уверен, что старик жив и здоров. Правда, в Париже – а мне отчего-то кажется, что он парижанин, – он больше не появится.

Королева воскликнула с восхищением:

– Как вы великодушны! И что же было дальше?

– А дальше произошло нечто совершенно чудовищное. Чувствительная натура короля сыграла с ним злую шутку. В тот день было очень жарко, и один из пажей, задремав в седле, выронил из рук копье. Со звуком резким и пронзительным оно ударилось о шлем другого пажа, и государь очень взволновался. Бледный как полотно, он выхватил шпагу и ринулся на несчастных пажей с криком: «Вот они! Смерть изменникам!»