Поводырь крокодила - Анчаров Михаил Леонидович - Страница 19

– Замолчи… Я не могу стать ребенком, – сказал поэт.

– Ты никогда не переставал им быть… Ты же взрослый человек. Ну… ты… ты же прекрасно понимаешь, что только детские ценности чего-нибудь стоят на этой земле. Слушай команду!

– Замолчи! – крикнул поэт.

– Слушай команду… Один.

– Что?

– Два.

– Отстань, – сказал поэт.

– Три.

– Уйди прочь!

– Четыре…

– Слушай… Я не могу больше, – сказал поэт.

– Пять.

– Я устал.

– Не сдохнешь. Шесть.

– Мне все опостылело.

– Семь.

– Мне не справиться! Черт! Мне не справиться! – крикнул поэт.

– Восемь.

– Ладно, – сказал поэт, поднимаясь. – Встаю.

– Девять, – сказал Хронос.

И приезжий встал в стойку, прикрыл плечом подбородок и стал тяжело передвигаться по газону, ища противника.

– Мальчик, – сказал Хронос, – в этом бою кулаки не годятся. Важно, что ты встал.

Над краем домов ударил прожектором первый луч рассвета.

К закрытым дверям кафе подбежали официантка Семина и дворник.

– Да ладно тебе… Не психуй, – сказал дворник, тяжело дыша.

– Он ушел… – сказала официантка Семина. – Ушел… Большая беда.

– Старый я вокруг города бегать, – сказал дворник. – Чумовые все стали. Золотой век изобрели, совсем покоя нет… Ищем не знай кого… Как он хоть выглядел, этот псих ненормальный?

– …А ты и правда крокодил, – сказала официантка Семина. – Он же с тобой разговаривал вчера…

– Не запомнил, – сказал дворник. – Ушел, и слава богу, какая беда? И так он всех перебаламутил.

– Ушел… – сказала официантка Семина.

И тут они услышали храп.

Еще не веря, еще боясь поверить, медленно и как будто припоминая, официантка Семина повернула голову.

– Не положено, – уверенно сказал дворник, весь растопырился и пошел поднимать с газона бродягу.

Но тут, змейкой пролетев по траве, его на полкорпуса обошла Муза и оттолкнула от спящего.

Она наклонилась над приезжим и выдернула из-под него плащ. Тот даже не пошевелился.

– Отойди, – сказала она дворнику. – Не тронь его.

Дворник ахнул. Перед ним стояла женщина окончательной, не требующей поправок красоты. Глаза ее глядели твердо, а ресницы вздрагивали.

Несколько секунд дворник глядел на эту немыслимую, душераздирающую красоту. Потом отвел взгляд.

Храп прекратился, и дворник побрел прочь.

Приезжий открыл глаза.

– Ну что ж, – сказал он. – После долгих просьб я, наконец, согласился принять этот пост.

Он кивнул на вывеску «УЧАСТКОВЫЙ ПОЭТ. ПРИЕМ от 7 до 17».

– Я тебе говорил об этом? Или мне приснилось?

– Нет, – сказала она. – Не говорили. Да вставайте же, господи!… Беда может случиться… Вся окраина поднялась!

– А что такое?

– Да из-за ящерицы все…

Приезжий подскочил и услышал странный звук, похожий на стон, и не сразу можно было различить отдельные голоса, кричавшие одну фразу:

– Ящерица умерла…

– Ящерица умерла! – кричали голоса. И паника слышалась в этом стоне.

– Муза… – еле слышно сказал приезжий. – Скорей.

Официантка Семина кинулась прочь. Приезжий за ней.

– Не умерла! – крикнул приезжий. – Не умерла ящерица!

А Семина ползала по траве и шарила руками.

– Скорей… – сказал приезжий. – Не может быть, чтоб нам так не повезло…

Было видно, как вдали по переулку в сторону кафе бежали люди.

– Есть… – сказала Семина и что-то накрыла ладонью в траве.

Приезжий достал спичечный коробок и выплеснул на траву белые спички.

– Ну, в чем дело? В чем дело? – сонно спросил приезжий.

– Правда, что она умерла?… – спросили люди.

– С ума вы посходили… – сказал приезжий, приоткрывая коробок. – Да вот она, вот… Господи, сколько шуму из-за какой-то ящерицы.

Люди смущенно молчали.

– Что у вас, ящериц, что ли, мало? Да их полно… – сказал приезжий.

– …Эта вроде уже знакомая, – сказал шофер. – Мы к ней привыкли.

Люди недоверчиво и взволнованно расходились и, только отходя на несколько шагов, начинали галдеть.

– А где же этот бог времени? – вдруг заволновался приезжий.

– Какой бог?

– Бог времени Хронос.

– А-а… Хронов? – сказала она небрежно. – Это часовщик. Он за углом живет.

Приезжий неожиданно успокоился.

– Ну что ж, – сказал он. – Убедительно. Эта концепция меня устраивает. Он поднялся с травы.

– Теперь пойдем посмотрим памятник этому малому, – сказал он.

– Какому малому?

– Изобретателю вечного двигателя… Надо знать их вкусы, – сказал он, идя к площади. – Все ж таки мне с ними жить.

Она подоспела в тот момент, когда он начал тянуть за полотнище.

– Нельзя, – сказала она.

– Пустяки… Откроем и снова накроем.

Он дернул полотнище и отошел к ней поглядеть издали.

И они увидели довольно нескладный памятник, изготовленный торопливо и решительно со всею силой предварительного эскиза.

На венском стуле, отлитом из бронзы, сидел мужчина, прекрасный сам собою, с лицом Аполлона и длинными волосами. Одна рука его сжимала венок, а в другой почему-то была лира.

– Странный памятник инженеру, – сказал приезжий.

И тут он увидел, что на колене бронзового мужчины сидела ящерица. Впрочем, если присмотреться, то можно было заметить, что это не ящерица, а крокодил очень маленького размера. «ПАМЯТНИК НЕИЗВЕСТНОМУ ПОЭТУ», – было отчеканено на постаменте. Тут же лежал мегафон, оставленный для митинга.

– …Смотри, Муза… тут и от меня кое-что… – сказал приезжий и кивнул на маленького крокодила.

Потом он вдруг закрыл лицо руками, сел на ступеньку цоколя и заплакал. Муза молчала. Мегафон скатился на землю, и Муза его подняла.

Он посмотрел на нее.

– Слушай, скажи что-нибудь! – крикнул он в непонятном отчаянии. – Скажи! Как узнать время?

– Не знаю… не знаю… – растерянно сказала она и отступила еще дальше, прижав к груди мегафон.

И тут на пустой площади вдруг стали слышны странные прерывающиеся звуки. Они были похожи на хрипловатые стуки и шорохи и удары какого-то очень старого механизма, часов, может быть.

Удары были глухие и громкие, усиленные магафоном, и не сразу угадывалось, что это стук сердца.

…Наступало первое утро Золотого века, и репродуктор на столике придорожного кафе пел второй куплет песенки приезжего.