Недостойные знатные дамы - Бенцони Жюльетта - Страница 26

В тюрьме Шато-Бурбоннэ, куда препроводили преступника, было немало подземных камер, а тюремные палачи отлично знали свое дело. К тому же следователь, которому поручено было вести это дело, сентиментальностью не отличался и приказал подвергнуть молодчика таким изощренным пыткам, что тот, дабы положить конец своим мучениям, тут же выдал Эсбальди и Кандолу: других заговорщиков он просто не знал. Тех, на кого он указал, тотчас арестовали.

Попав на дыбу, они проявили не больше стойкости, чем их предшественник, но – один бог знает, почему – выдали одного Бюрде. Впрочем, этого имени вполне хватило, чтобы повергнуть в замешательство всех судейских. Дело стало приобретать такие масштабы, что судья де Сегла счел нужным доложить о нем Николя Вердену – председателю суда. Ведь теперь уже речь шла не о шайке презренных бандитов, не о безвестном секретаре и не о недоучившемся студенте. Однако председатель Верден положил конец сомнениям судьи:

– Друг мой, арестуйте Бюрде! Надо выяснить все до конца, сколь бы неприглядным ни казалось это дело. И если потребуется, не раздумывайте и прибегайте к пыткам.

От одного лишь вида палача несчастный Бюрде так перепугался, что тотчас выдал своего задушевного друга Франсуа де Гэро. Более того – окончательно потеряв самообладание, дошел до того, что выложил всю историю их связи с Виолантой! В результате 18 августа был арестован судья де Гэро, а 21 августа настал черед Виоланты.

Бедная женщина, не зная, что произошло, все отрицала: как могла она, находясь в Жимоне, быть повинной в смерти своего супруга? Однако никто ей не верил, когда ее тоже подвергли пытке, она сказала все, что хотели от нее услышать…

Приговор не заставил себя ждать: всех причастных к убийству Сен-Ромэна приговорили к смерти.

15 февраля следующего года – следствие затянулось по причине высокого положения обвиняемых – Пьер Бюрде с покаянными рыданиями взошел на эшафот, сооруженный на площади Сен-Жорж. Когда же на следующий день настала очередь Франсуа де Гэро, судья молча подставил шею под топор палача. К чему каяться? Он сам начал игру, но проиграл – теперь ему оставалось только показать своим сообщникам, как надо умирать…

Кандола и Эсбальди тоже умерли мужественно. Когда же на площадь вывели Виоланту, толпа зарыдала от жалости и возроптала: девица была так молода и так красива!.. Увы, правосудие не знает жалости.

Перед смертью Виоланта дю Шато обратилась к стоящим в толпе женщинам, призывая их никогда не обманывать своих мужей. Затем, опустившись на колени на залитый кровью эшафот, она подставила шею палачу…

Трость Арматора[7]

1. Подручные средства

Когда туманным осенним вечером 1626 года руанский арматор Огюстен Мьери вернулся домой, всем показалось, что он сразу постарел лет на десять. Этот пятидесятилетний плотный мужчина с круглым и добродушным лицом больше привык улыбаться, чем хмуриться; однако когда в тот вечер он добрался до своего дома, расположенного на улице Алаж, он походил на древнего старца. Лицо его посерело и стало почти одного цвета с волосами.

Необычный вид арматора поразил слугу, открывшего ему дверь, но хозяин, не сказав ни слова, сразу удалился в свой рабочий кабинет. Вскоре туда же скользнула очаровательная молоденькая женщина с белокурыми волосами.

– Ради всего святого, скажите, друг мой, что случилось? – воскликнула юная красавица. – Вы заболели?

Огюстен Мьери, уронив голову на руки, сидел за рабочим столом, заваленным картами и реестрами. Услышав обращенный к нему вопрос, он поднял свое бледное, заострившееся лицо со следами недавних слез и рассеянным взором окинул жену.

– Боже милосердный! – воскликнула молодая женщина, заламывая руки. – У вас такой вид, будто вы столкнулись с призраком!

Мьери издал сухой смешок, более горестный, чем самое отчаянное рыдание.

– Именно его я и видел, Элен. Призрак грозящей нам нищеты! У нас больше ничего нет, мы разорены, полностью разорены!

– Разорены? Но почему? Ведь «Сен-Маклу»…

– «Сен-Маклу» с грузом сахара и рома налетел на скалистый остров Олдерни во время той грозы, что разразилась несколько дней назад. Погибло и судно, и груз.

Не в силах более сдерживать свое горе, Огюстен вновь уронил голову на заваленный бумагами стол и разрыдался, как дитя.

Элен Мьери молча смотрела на него. Если эта новость и сразила ее, то она не подала виду. Только ее тонкие руки, изящные и ухоженные, на миг сжали золотой поясок, который охватывал осиную талию и красиво сбегал на голубой бархат нарядного платья.

Элен Мьери была необычайно хороша собой. Ей было всего восемнадцать лет, и многие в Руане удивлялись такому неравному союзу. Брак этот и в самом деле был, что называется, браком по расчету – во всяком случае, для девушки. Еще год назад Элен вместе с родителями жила в ужасной нищете на одной из портовых улочек Руана. Однако красота ее и блестящие белокурые волосы быстро привлекли к ней внимание ценителей, и она наверняка пополнила бы собой рать портовых проституток, если бы не Мьери. Он влюбился в нее с первого взгляда и попросил ее руки раньше, чем она ступила на скользкую дорожку.

Для родителей семнадцатилетней девушки предложение арматора было поистине подарком судьбы, и пятидесятилетний богатый претендент тотчас получил их благословение. Справедливости ради следует сказать, что во внешности жениха не было ничего отталкивающего, репутация его была блестящей, а щедрость не имела границ.

Примечательно, что до того печального осеннего дня Элен ни разу не пожалела о том, что стала мадам Мьери. Страстно влюбленный в свою юную белокурую жену, Огюстен окружил ее роскошью. Большой дом на улице Алаж был полностью перестроен, чтобы Элен было в нем удобно; у нее было множество платьев и драгоценностей. Если в жалком домишке родителей ей, по сути, приходилось выполнять роль служанки, то здесь в ее распоряжении было несколько служанок и лакеев. Когда она шла в церковь, ее сопровождала горничная, которая несла подушечку и молитвенник; с ней здоровались самые зажиточные граждане Руана – этого крупнейшего города Нормандии.

Элен была от всей души благодарна мужу за все те прежде неведомые ей радости, которыми этот состоятельный и щедрый человек ее одаривал. Она изо всех сил старалась выказать ему признательность, и вряд ли можно было найти супругу более нежную, более покорную, более внимательную и преданную, чем Элен Мьери. И хотя, надо признать, поклонников у Элен хватало, она одним словом умела поставить любого из них на место, а чтобы отказ не выглядел оскорбительным, одаривала их при этом обворожительной улыбкой.

Разумеется, при таком положении дел супруги жили душа в душу.

Однако состояния, которые зависят от морской стихии, всегда не слишком прочны. Большая часть денег Мьери была вложена в три корабля, которые привозили для него грузы с Востока и Антильских островов. И вот случилось так, что все эти корабли погибли – один за другим. Первый, построенный в незапамятные времена и ни разу не ремонтировавшийся, налетел на скалы возле берегов Африки, второй затонул в открытом океане возле берегов Индии. Как погиб третий, «Сен-Маклу», мы уже сообщили. В результате у супругов Мьери остался только дом на улице Алаж и две фермы в Ко, которые они сдавали в аренду.

Разумеется, узнав о том, сколь страшный удар нанесла им судьба, Элен по примеру супруга тоже могла расплакаться. Однако она этого не сделала. Эта женщина отнюдь не являлась неженкой, а потому первым ее побуждением было утешить мужа – она понимала, что необходимо прежде всего вернуть Огюстену мужество, помочь ему преодолеть обрушившееся на них несчастье.

Приблизившись к мужу, она нежно погладила его по голове:

– Не стоит так сильно убиваться, друг мой. На вас это не похоже. Я не сомневаюсь, что рано или поздно состояние непременно вернется к вам…

– Но как? Каким образом? У меня больше ничего нет…