Недостойные знатные дамы - Бенцони Жюльетта - Страница 14

– Извольте выходить, сударыня, – холодно приказал он. – Не вынуждайте меня заставлять вас это сделать.

– Вы смеете мне приказывать?! Да вы просто негодяй, сударь, и заверяю вас, вы об этом пожалеете!

Полковник насмешливо поклонился:

– Возможно, сударыня, но только не сейчас. Пока же у меня есть приказ, и я его исполняю – вот и все. Вашему величеству следовало бы знать, что у солдата нет выбора!

Бледная от гнева, возмущенная до глубины души, Екатерина не сочла нужным продолжать беседу с этим невежей и, подчинившись грубой силе, вместе со своими спутниками вышла из кареты. Ее устроили в придорожном сарае, куда полковник любезно приказал принести стулья. Тем временем солдаты сгружали багаж. Когда эта операция завершилась, обнаружилось, что нет ключей от сундуков, и полковнику пришлось возвращаться, чтобы попросить у своей пленницы ключи.

– Я их вам не отдам! – воскликнула королева, довольная, что нашла повод дать выход своему гневу.

– Прискорбно, ибо в этом случае я буду вынужден взломать засовы. Я обязан осмотреть ваш багаж.

Побежденная королева нехотя протянула ему связку ключей. Однако на ней не хватало одного ключа. Полковник это отметил.

– Один ключ я не могу вам дать, – заявила она. – Это ключ от сундука, в котором находятся личные вещи моего супруга и его драгоценности. Вы можете сами попросить у него этот ключ: мой муж пока еще в Париже.

Молча пожав плечами, полковник направился к сундукам, а бедная Екатерина, потеряв наконец самообладание, разрыдалась.

– Успокойтесь, ваше величество, – произнес граф фон Фуртенштайн. – Эти люди быстро убедятся, что у нас нет драгоценностей, принадлежащих французским монархам. Через час мы продолжим наш путь, и все будет в порядке.

– В порядке? – с сомнением переспросила его жена. – Что-то не верится! Посмотрите-ка, друг мой: этот полковник подогнал телегу, и они грузят на нее наш багаж, включая наши личные вещи и сумки с золотом, принадлежащие ее величеству.

Все происходило именно так. За погрузкой на телегу багажа из кареты следили два офицера, доставившие сюда эту самую телегу. Королева в ярости бросилась к полковнику и громко заявила:

– Это не проверка, сударь, это кража! Самая что ни на есть обыкновенная кража!

– Вы заблуждаетесь, сударыня. Я увожу ваши вещи потому, что в Париже, в Министерстве полиции, должны составить опись содержимого сундуков, особенно драгоценностей. Ибо доказательств, что они не изъяты из казны монарха, у вас нет.

– Да вы с ума сошли, сударь! Как могут мои кашмирские шали, мои платья и мои шубы являться собственностью имперской казны?! Равно как столовое серебро и несессеры с гербами Вюртемберга!

– Сударыня, я получил приказ привезти все. Поверьте, мне очень жаль!

– Вам жаль? Полно…

Говоря это, королева внимательно рассматривала полковника и внезапно воскликнула:

– Да я вас знаю, сударь! Вы маркиз де Мобрей! Было время, когда вы состояли на службе у короля, моего супруга!

В самом деле, Мари-Арман де Мобрей, маркиз д'Орво, происходивший из знатной нантской семьи, когда-то являлся шталмейстером короля Жерома при вестфальском дворе. Однако он был дурным подданным – игроком, волокитой и имел отвратительную репутацию: его не раз обвиняли в том, что он плутует в игре. В результате одного такого скандала ему пришлось срочно покинуть Кассель.

Впрочем, офицер не собирался отрицать слов королевы.

– Да, я действительно маркиз де Мобрей, – спокойно произнес он. – Но сейчас я выполняю поручение, данное мне новым правительством.

– Новым правительством?! Похоже, сударь, вы совсем потеряли стыд! Быстро же вы меняете свои убеждения! Сначала вы были роялистом, потом превратились в ярого бонапартиста, а теперь вновь переметнулись на другую сторону? Недавно я кое-что слышала о вас.

– В самом деле?

Королева презрительно скривила губы:

– Говорят, вы осмелились гулять по Парижу, прицепив ваш крест Почетного легиона к хвосту коня, а также, что вы примкнули к банде оголтелых молодчиков, пытавшихся обрушить Вандомскую колонну! Впрочем, от вас можно ожидать чего угодно!

– Ваши оскорбления ничего не изменят, сударыня, поскольку я всего лишь выполняю поручение.

– Значит, вам поручили обобрать меня до нитки, чтобы я не смогла ехать дальше? Вы забрали у меня все, мне даже нечем заплатить за почтовых лошадей!

– Мне очень жаль, но пусть это вас не волнует. Позвольте, сударыня, предложить вам свой кошелек. В нем сто наполеондоров, они позволят вам добраться до Швейцарии.

Широким театральным жестом маркиз бросил к ногам онемевшей от изумления и возмущения королевы черный шелковый кошелек (который, как оказалось при ближайшем рассмотрении, содержал всего сорок наполеондоров). А так как погрузка была закончена, он отвесил глубокий поклон ограбленной им жертве и, оставив ее на обочине дороги, продолжил путь в Париж, увозя с собой все состояние королевы Вестфалии.

Через полчаса шталмейстер королевы и ее фрейлина, мадам Мале де Ла Рошет, сели в одну из карет и отправились к царю, чтобы вручить ему жалобу его кузины. А бедная Екатерина, вздыхая и утирая слезы, продолжила свое столь дурно начавшееся путешествие; при этом ее одолевали зловещие предчувствия…

Спустя два дня барон де Витроль, секретарь королевского Совета его величества Людовика XVIII, сидя в своем кабинете в Тюильри, без всякого удовольствия читал не слишком любезное письмо графа Нессельроде. Русский дипломат сообщал, что царь возмущен наглым ограблением, жертвой которого стала королева Вюртембергская, супруга Жерома Бонапарта.

«Кучка роялистов остановила королеву на большой дороге, – писал Нессельроде, – и похитила у нее все ее вещи и драгоценности». Царь требовал незамедлительно и по всей строгости закона наказать преступников, осмелившихся ограбить королеву, приходившуюся ему родственницей, и напоминал, что и впредь будет принимать живейшее участие в судьбе Екатерины Вюртембергской. В конце письма Нессельроде сообщал, что главарем преступной шайки являлся маркиз де Мобрей, которого сопровождали господа Дазье и Кольвиль; остальные сообщники указаны не были.

Не будучи знакомым ни с одним из вышеуказанных персонажей, барон передал послание русского дипломата своему начальнику графу д'Артуа, брату короля.

«Принц, как и я, почувствовал, – позже напишет Витроль в своих мемуарах, – что обвинение, выдвинутое императором Александром против роялистов, которых тот не слишком жаловал, грозит неприятными последствиями. Поэтому он шепотом приказал мне сделать все необходимое, чтобы удовлетворить императора Александра и Екатерину Вюртембергскую. Принц решил не выносить это дело на Совет, а мне и в голову не пришло, что некоторые из его членов, например, господин Талейран, могли бы дать нам кое-какие разъяснения. В то время это дело показалось мне всего лишь разбойной засадой, грабежом на большой дороге…»

Однако в дальнейшем Витролю все же пришлось задаться некоторыми вопросами, поскольку последствия этой совершенно фантастической истории затронули не только его одного. Во всяком случае, он поспешил отдать надлежащие распоряжения, поднял на ноги командующего жандармерией и директора телеграфа и сказал, что разыскивать преступников, скорее всего, следует в приграничных районах. Затем с чувством выполненного долга Витроль вернулся к себе в кабинет и принялся писать графу Нессельроде любезное и умиротворяющее письмо, в котором, однако, вспомнив об оскорбительных намеках русского графа, счел возможным сообщить:

«Я полностью отвергаю мысль о том, что подобный проступок мог быть совершен людьми, принадлежащими к политической партии, именуемой роялистской!»

Не подав, таким образом, повода уличить себя в отсутствии лояльности и радуясь тому, что удалось не дать делу огласки, Витроль решил поскорее выбросить эту историю из головы.

Однако на следующее утро маршал Монсей, поставленный в известность жандармерией, поднял на Совете большой шум, и граф д'Артуа понял, что без огласки не обойтись. Он был вынужден известить Военное министерство, Министерство полиции и даже Министерство морского флота и всюду отдать строгий приказ о поимке преступников.