Мера любви - Бенцони Жюльетта - Страница 15

Рене д'Анжу вскочил. Он повернулся к Руссе, все еще стоявшему у двери.

— Но… что это значит?

Капитан улыбнулся.

— Я бы не осмелился, сир, допустить к вашему величеству моего кузена, каким бы хорошим он ни был… и вот у ног вашего величества прелестный посланник королевы Иоланды, вашей матери.

— Моей матери?

— Да, сир, — горячо ответила Катрин, — ваша мать оказала мне честь своим доверием, дав мне это кольцо со своим гербом… и послание!

В ее руках появилось письмо. Рене схватил его, сорвал печать, развернул лист, наклонившись поближе к свече…

Катрин увидела, как дрожат его руки. Это были первые за несколько месяцев новости, которые он получил от матери. Его сильное волнение растрогало молодую женщину.

Закончив чтение, он нежно поцеловал подпись, сложил письмо и сунул его за ворот камзола. Затем повернулся к коленопреклоненной Катрин, посмотрел на нее долгим взглядом, не произнося ни слова.

— Сир… — начала было она вопреки этикету. Одно это слово возымело действие. Рене д'Анжу вздрогнул, как будто проснувшись, и покраснел.

— О! Простите меня! — воскликнул он, наклоняясь к ней, чтобы помочь подняться. — Вы решите, что я мужлан, — добавил он с улыбкой, которая сразу напомнила о его молодости. — Женщину! Такую красивую я держу у своих ног!

— Вы знаете, кто я?

Он рассмеялся. Смех его был таким звонким и заразительным, что сразу развеял мрачную обстановку.

— Не такое уж это чудо. Королева, моя мать, называет вас госпожой де Монсальви и так подробно описывает, что ошибиться нельзя, несмотря на этот нелепый наряд. Не могли бы вы на минуту снять мантию и капюшон, чтобы я лучше вас разглядел? Я так давно не видел красивых женщин. а моя мать пишет, что не найти красивее вас…

— Сир, — вмешался обеспокоенный Руссе, — ваше величество не должно забывать, что сейчас принесут вино и госпожа Катрин должна для всех остаться моим кузеном. Как только она разденется, вскроется подлог.

— Хорошо, подождем вино, но потом, я вас умоляю, доставьте мне радость увидеть настоящее женское лицо, волосы… Нет ничего прекраснее женских волос! Но любопытно, сеньор де Руссе, с чего это вы так старались, чтобы провести ко мне посланницу моей матери? Ведь ваш долг — охранять меня, и до сегодняшнего дня вы выполняли возложенную задачу с примерным рвением, достойным самых горячих похвал вашего господина.

Легкая ирония скрывала упрек, и капитан нахмурился.

— Госпожа де Монсальви — мой старый дорогой друг, которому я не могу ни в чем отказать. К тому же я хорошо знаю, что она не может заставить меня нарушить мой долг или причинить мне зло. Наконец, я знаю, что, если бы она захотела попросить разрешение у самого монсеньера герцога Филиппа, он бы ей его с легкостью дал, как в прошлом году миланскому послу.

— Хорошо, — сказал король, улыбнувшись Катрин. — Мне кажется, это достойная похвала. Выпьем за того, кто ее заслужил, вот и вино!

Снова открыв дверь, вошли охранники, пропуская вперед камердинера, который осторожно нес оловянный поднос с кубками и откупоренной бутылкой.

— Каждый раз, когда король играет со мной, он любезно соглашается отведать вино из моих запасов, — не без гордости заметил Руссе.

— Я не хочу быть невежей, — ответил Рене. — Это настоящее вино, достойное короля. Капитан знает в нем толк!

Камердинер подошел к столу и поставил поднос. Катрин оказалась напротив него, и взгляд ее непроизвольно упал на его лицо. При свете свечей оно казалось ничем не примечательным. У Катрин создалось впечатление, что она уже где-то его видела.

Пока он заученными движениями наливал бургундское вино в кубки, она напрасно силилась вспомнить, где раньше встречала это бесцветное лицо. Она была уверена, что это не было связано с приятным событием, но каким, ей вспомнить не удалось. Мужчина ушел. Дверь закрылась. Жак подошел к столу, взял кубок и, поклонившись, подал его Королю.

Тот не стал пить сразу. Он грел вино в своих ладонях, любуясь отблеском свечей в темной жидкости и вдыхая его аромат.

— Райский запах, — заметил он через минуту, — а цвет ада, цвет крови, которую я однажды видел в церкви на полу…

Страшный образ, вызванный Рене, пробудил в Катрин поток воспоминаний. Она вдруг снова увидела церковь Монтрибура, лесную деревню близ Шатовилена, отданную на разграбление головорезам Дворянчика под командованием капитана Грома, или Арно де Монсальви. Она вспомнила несчастных девушек, которых пьяные грабители заставляли танцевать голыми, угрожая острыми шпагами, добычу, сваленную у алтаря, и солдата, производящего учет награбленного. Она вспомнила! Теперь он был в ливрее герцога Бургундского, наливал вино в кубок пленного короля.

Катрин с ужасом взглянула на ярко-красную жидкость, кубок с которой держала в руке и к которой ни она, ни Руссе еще не притронулись, почтительно ожидая, пока выпьет король. Она посмотрела на короля. Улыбаясь, прикрыв глаза, он поднес кубок к губам, готовый насладиться прекрасным вином.

Вскрикнув, Катрин бросилась к нему, с силой отбросив кубок, который покатился по полу, забрызгав одежду короля.

— Задержите слугу, который только что вышел! — крикнула она осипшим от волнения голосом. — Найдите его и приведите сюда!

— Вы сошли с ума? — произнес король, с удивлением глядя на красный ручеек у камина. От шума падающего кубка проснулась собака.

— Я умоляю вас простить меня, сир, но это вино… Я почти уверена, что оно таит опасность.

— Опасность? Какую опасность, кроме дурмана?

— Госпоже де Монсальви грезятся повсюду яд и отравители, — смущенно улыбаясь, объяснил Руссе, что еще больше разозлило Катрин.

— Чего вы ждете и не делаете, что я сказала? Бегите, ради Бога! Человек, который только что вышел отсюда, — из отряда Дворянчика! Я в этом уверена. Я его узнала! — Катрин схватила с подноса нетронутый кубок и протянула его капитану. — Отведайте это вино, друг мой! Ведь это ваше вино!

Жак де Руссе взял кубок, понюхал вино, затем поставил на место и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Слышно было, как он позвал охрану. Катрин и король остались наедине. Рене, не глядя на Катрин, машинально взял с сундука салфетку и вытер ею лицо и руки. Казалось, он забыл о ее присутствии. Глубокая морщина обозначилась на его лбу, он размышлял.

— Вы сказали-Дворянчик? — спросил он через минуту. — О ком идет речь? Он ведь не из Коммерси?

— Да, монсеньор. Роберт де Сарбрюк, если быть точнее.

— Это невозможно! Он ведь находится в Баре у меня под стражей за бесконечные мятежи и злодеяния, которые причинил моим жителям в Лотарингии.

— Он больше не в плену. Сир, поверьте мне, не так давно я с ним столкнулась при обстоятельствах, которые не смогу забыть. Он убежал, сир, или его отпустили.

— Это невозможно. Королева Изабелла, моя добродетельная супруга, не допустила бы такой оплошности. К тому же его сын был у нас в заложниках и…

— С ним не было детей, и я бы удивилась, если бы он обременял себя детьми, так же, впрочем, как и угрызениями совести. Я держу пари, что он убежал, не заботясь о ребенке, цинично рассчитывая на известную доброту вашего величества, чтобы не пожалеть о своем побеге. И, наконец, последнее. Он руководил осадой Шатовилена, откуда я держу свой путь. Там он полностью показал себя — бродяга, головорез и вор. К тому же у меня есть все основания полагать, что он сейчас в Дижоне, готовится к убийству его величества, что, как он считает, поможет освободить его сына. Со своей стороны…

Вдруг жалобно заскулила собака. Катрин и Рене одновременно повернулись к камину. Животное уткнулось модой в пол, его светлая шерсть была запачкана красным вином, из пасти текла слюна, глаза закатились, лапы судорожно сжимались. Король с криком бросился к собаке и осторожно дотронулся до остывающего тела.

— Раво! Мой пес! Мой верный Раво! Что с тобой?

— Видимо, он лизнул это проклятое вино, сир, — прошептала Катрин. — Это лишь подтверждает мои догадки. Он отравлен…