Мария — королева интриг - Бенцони Жюльетта - Страница 9

Хитрец выдержал паузу, чтобы дать время собеседнику почувствовать беспокойство, которое тотчас же отразилось на его лице.

— Отправляя вас сюда… — продолжил Шеврез.

— Она надеялась, после того как безуспешно разыскивала вас повсюду, что наши с вами пути пересекутся и вы окажете ей поддержку.

— Так вот в чем дело! — воскликнул Фонтене-Марей, без стеснения прислушивавшийся к их разговору. — Советуя вам уехать в Марше, я подозревал, что эта женщина попытается увлечь вас за собой в своем падении. Она так бесстыдно преследует вас!

— Я, должно быть, неточно выразился, — холодно возразил Мальвиль. — Госпожа герцогиня, отправляя меня в Льесс, дабы попросить заступничества у Богоматери, пожелала, чтобы я заглянул в замок Марше и нижайше попросил монсеньора герцога де Гиза передать письмо его брату, в надежде, что тот знает, где его найти. Небеса были к ней благосклонны, ибо мне посчастливилось молиться здесь одновременно с монсеньором…

— У вас есть письмо? — спросил Шеврез почти робким голосом.

— Да. Вот оно!

— Не читайте, дорогой друг! — вмешался Лианкур. — Иначе вы пропали!

— Не стоит преувеличивать! — ответил Шеврез с некоторым раздражением.

И без дальнейших колебаний он сломал печать, раскрыл письмо и прочел его. Габриэль, следивший за ним, заметил с тревогой, что его лицо омрачилось, словно от величайшей досады. Наконец, сложив письмо, он вернул его Мальвилю и тихо произнес:

— Передайте ей, что мне очень жаль, но я не в силах. Я неспособен до такой степени противостоять гневу короля.

— Что ей нужно? — вмешался Лианкур, но герцог осадил его, проигнорировав нескромный вопрос.

— Спокойствие, Лианкур! Передайте мадам де Люин, — добавил он, вновь обращаясь к Габриэлю, — что я советую ей быть благоразумной и молчать, и это будет ее лучшей защитой в глазах короля. Пусть она покинет Люин и уедет в поместье своего сына или еще лучше — в Кузьер, к отцу. Государь тем временем успокоится, и ее друзьям будет легче замолвить за нее слово. Королева, несомненно, будет первой.

— Довольно, монсеньор! — прервал его посланец. — Я уже говорил, что госпожа герцогиня нездорова и на грани отчаяния, и я не стану усугублять ее печаль советами безразличных к ней людей, а вовсе не друга (он вовремя удержался, чтобы не сказать «любовника»!), еще недавно столь близкого и столь внимательного.

— Держу пари, она просит вас жениться на ней! — воскликнул не лишенный проницательности Фонтене-Марей.

— А коли и так? — высокомерно отозвался Габриэль. — Не думаю, что это касается вас, мсье де Фонтене-Марей! Принцы дышат воздухом, отличным от нашего с вами! Так что не вмешивайтесь!

Маркиз потянулся за своей шпагой, но Шеврез снова вмешался:

— Мир! Мадам де Люин действительно предлагает мне руку, которую я принял бы с безграничной радостью в другое время, но верность и послушание королю…

— Послушание, монсеньор? Вот уж не думал, что такие слова могут иметь отношение к лотарингскому принцу!

— Я его камергер!

— Это правда, я и позабыл! Госпожа герцогиня, видимо, тоже. Нужно будет ей напомнить.

Ирония в его голосе ускользнула от внимания Шевреза. Он почти по-дружески положил руку на плечо дворянина и улыбнулся:

— Конечно. Но скажите ей, что… Мальвиль с поклоном отстранился.

— С вашего позволения, монсеньор, я ничего не стану ей говорить! И она, и вы оба занимаете слишком высокое положение, чтобы вы могли просто так избегать ее. Поезжайте и скажите ей сами все то, что вы хотите ей сказать! Она этого заслуживает!

Лианкур снова вмешался:

— Не ездите туда, это ловушка!

Звериная улыбка Мальвиля была прямо-таки воплощением презрения.

— С каких это пор храбрый солдат вроде вас, монсеньор, отступает перед возможной ловушкой? К тому же речь идет всего лишь о том, чтобы выразить сочувствие женщине, сломленной горем. Для этого требуется совсем немного смелости. Даже если это и не та смелость, которую я предпочел бы. Вы приедете, монсеньор?

Он скрестил свой взгляд со взглядом герцога, обычно нерешительным, но теперь, словно по волшебству, в этом взгляде читалась определенность.

— Да. Я приеду.

Раздались крики возмущения, но Шеврез уже не мог отступать.

— Я завтра же отправлюсь в Париж. Скажите мадам де Люин, что я заеду к ней, прежде Чем вернуться в Лувр!

— Благодарю вас, монсеньор, и да благословит вас Бог!

Прощальный поклон дворянина в полной мере соответствовал облегчению, которое он испытывал. Он отступил назад, подметая завитым пером своей шляпы дорожную пыль, в то время как герцог проследовал к своей карете. Ушей Мальвиля достигли возмущенные высказывания тех, кого ему только что удалось переиграть.

— Мы еще встретимся, мсье де Мальвиль! — бросил в его сторону Лианкур.

— Где и когда вам будет угодно, маркиз!

Габриэль проводил взглядом роскошную кавалькаду и вернулся на постоялый двор, где потребовал сперва сытный обед, затем счет и свою лошадь. Час спустя он уже двигался по дороге в Париж. Бой был нелегким, но он был вполне удовлетворен результатом своего посольства. Он знал, что герцог окажется под непрерывным огнем со стороны своих друзей, но он прилюдно дал обещание, и, хочешь не хочешь, его нужно исполнить, чтобы не обесчестить себя в своих же собственных глазах. И Габриэль был твердо намерен напомнить герцогу об этом, в случае если тот вздумает отказываться от своих слов. Ибо тогда Мария окончательно впадет в немилость, и ее последнему защитнику нечего будет терять — кроме разве что собственной жизни, — и в одно прекрасное утро Шеврез окажется перед ним со шпагой в руке где-нибудь на Шарм-Дешо, на Королевской площади или на Пре-о-Клерк. Без особых шансов остаться в живых. Но пока до этого дело не дошло.

Добравшись до улицы Сен-Тома-дю-Лувр к вечеру следующего дня, Мальвиль был поражен тишиной, царившей в особняке Люин, в то время как в соседнем особняке де Рамбуйе кипела жизнь. Не поместившиеся во дворе кареты выстроились вдоль ворот, внутреннее пространство было освещено факелами, слышалась легкая и нежная скрипичная музыка, создававшая гармоничный фон для ученых и утонченных бесед, которые так ценила прекрасная хозяйка Екатерина де Вивонн, маркиза де Рамбуйе, царившая над парижскими умами. Контраст был почти пугающим: с одной стороны свет, жизнь, с другой — темнота, предвестница забвения, которое для Марии было страшнее смерти.

Мальвиль нашел ее в кабинете; она сидела на подушке, брошенной прямо на пол перед камином, обхватив руками колени; ее взгляд был устремлен на танцующие языки пламени, отражавшиеся в ее зрачках. Элен дю Латц поблизости не было, вероятно, она была занята чем-то в соседней комнате.

При появлении своего посланца Мария едва повернула голову в его сторону. Лицо ее было печально и носило следы недавних слез.

— Ну? Он не приехал с вами?

— Нет, госпожа герцогиня, но он приедет.

— Когда?

— Как только возвратится в Париж. Он должен был выехать из Марше нынче утром. Он обещал заехать сюда, прежде чем отправиться в Лувр.

Она устало пожала плечами:

— Вы говорите, пообещал? Он никогда не скупился на обещания. Но их еще нужно исполнить…

— Он дворянин, мадам, — мягко укорил ее Габриэль. — Он обязан держать слово, тем более данное публично.

— Публично? Это уже лучше…

Она легко поднялась, пересела в кресло и жестом указала Габриэлю на стоящий напротив красный табурет, расписанный золотом:

— Вы, должно быть, устали! Садитесь, Мальвиль! И рассказывайте!

Заметив краем глаза тень Элен, показавшуюся в дверях, Габриэль поведал о своем разговоре с Шеврезом. У него была отличная память, поэтому он не упустил ни единого слова. Мария же внимательно слушала его, ни разу не прервав. Первой заговорила Элен.

— Зачем было говорить, что мадам больна? — произнесла она, продолжая стоять в дверях.

Габриэль улыбнулся в усы:

— Я подумал, что неплохо было бы разбудить спящего рыцаря в нормальном мужчине. Мсье де Шеврез ничем не отличается от других.