Мария — королева интриг - Бенцони Жюльетта - Страница 43

— Как она сегодня?

— Думаю, лучше, чем вчера. Только жалуется на мигрень…

— Я уже иду, — заверила девушка, закрывая дверь, которую она инстинктивно лишь слегка приоткрыла, чтобы скрыть свою спальню от острых глаз Анны. Обернувшись, она увидела, что в комнате царил безупречный порядок и выглядела она точно так же, как и до вчерашней прогулки. Генри исчез, а вместе с ним и все следы его недавнего пребывания. Не было ни фруктов, ни аликантского вина, ни ароматных свечей. Лишь влажная одежда Элен была развешана на двух стульях…

Несмотря на свое обещание поторопиться, она в недоумении присела на край кровати. Как Холланду удалось выйти и все унести, не воспользовавшись ни дверью, ни окном? Но ведь не приснилось же ей все это! Ее тело так и пело от счастья, а взглянув на себя в зеркало, она увидела круги под глазами, беззастенчиво напоминавшие о том, что она пережила этой ночью.

Наскоро приведя себя в порядок, она оделась, причесалась, протерла лицо миндальным молочком, чтобы лучше держалась пудра. Но все усилия оказались напрасными. Мария, у которой от головной боли испортилось настроение, даже не взглянула на Элен, лишь напомнив, что та должна быть подле нее уже в момент пробуждения, после чего велела проследить, чтобы приготовили ванну, и, наконец, потребовала к себе доктора в надежде, что небольшое кровопускание снимет головную боль. Привычный ритуал ее туалета проходил в непривычно грозовой атмосфере: Мария отвергала платья одно за другим; одно не шло к ее бледному лицу, другое было слишком тесным, третье казалось ей плохо почищенным. В конце концов она решила никого не видеть. Особенно лорда Холланда, который пришел справиться о ее здоровье.

— Я чудовищно выгляжу, — призналась она Элен. — Не хочу, чтобы он видел меня такой! Скажи ему, что у меня жар!

Девушка с удовольствием отправилась исполнять поручение и, встретив хозяина дома на пороге апартаментов, постаралась говорить с ним громко и внятно. Заговорщически улыбнувшись Элен, Генри так же громко выразил сочувствие герцогине и пожелания скорейшего выздоровления, после чего шепнул:

— Я приду к вам сегодня вечером…

— Как вам это удалось нынче утром?

— Там есть тайный вход… им я и воспользуюсь! — и добавил громче:

— Попросите госпожу герцогиню немедленно сообщить мне, если я могу быть ей приятным! Я готов исполнить любое ее пожелание.

— Не сомневаюсь, — вздохнула Мария, когда Элен вернулась к ней. — К несчастью, он не в силах исполнить мое самое большое желание: избавиться как можно скорее от этого проклятого ребенка!

— О, мадам! Это же ваш ребенок!

Мария предпочла промолчать и лишь пожала плечами и прикрыла глаза. В это утро она была готова объявить войну всему человечеству, негодуя на это ощущение — новое для женщины, которой беременность и материнство никогда не доставляли хлопот, будто она попала в западню, вместо того чтобы наслаждаться пребыванием в этом восхитительном доме почти наедине с Холландом. Даже мысль о том, что другая женщина, его жена, обычно жила здесь вместе с ним, не беспокоила ее: она была из тех, для кого любовь — госпожа и владыка — сметает все и заменяет собою все. И вот теперь она занемогла накануне родов, притом что раньше легкость, с которой она производила на свет детей, весьма забавляла Шарля де Люина:

— Вам это дается так же легко, как курице, несущей яйца! Знаете, кого вы мне напоминаете? Жакоту де Мюид из Люина. Когда ее одиннадцатый ребенок был на подходе, она собирала черешню. Начались схватки, она отправилась рожать, произвела малыша на свет… и на другой день снова занялась сбором черешни, оставив ребятенка на попечение старшей дочери! Благородные дамы так себя не ведут.

— Вы предпочли бы, чтобы я мучилась обмороками и тошнотой? Тысяча чертей, мой дорогой супруг, я рожаю вам красивых детей! Неужели вам этого мало?!

Впрочем, на этот раз она чувствовала тяжесть в голове, и язык с трудом ворочался во рту при одной лишь мысли о том, что этот ребенок может оказаться не таким красивым, не таким крепким, как его сводные сестры и брат.

Элен ничего не говорила, но и она беспокоилась. Не повлияло ли вчерашнее фруктовое пюре на нынешнее, столь необычное, состояние герцогини? Убежденная теперь в любви Генри, она не желала покупать свое счастье ценой здоровья Марии. И хотя предвкушение следующей ночи вызывало в ней сладостную дрожь, она твердо решила уговорить его не повторять более опасный эксперимент… Но поговорить с ним об этом она не успела.

Около полудня красный с золотом королевский корабль, покрытый шелковым тентом и приводимый в движение дюжиной гребцов, встал на якорь у причала, где начинались сады Чизвика. На корабле прибыла графиня Бекингэм, мать Джорджа, с приглашением для мадам де Шеврез: королева Генриетта-Мария, дабы оказать честь столь дорогой ей семье, желала, чтобы ее подруга приехала рожать в Хэмптон-Корт.

Холланд встретил даму безо всякого удовольствия. Если с Кэтрин, молодой герцогиней, у него были прекрасные отношения, милую мамочку своего друга он терпеть не мог.

В свои пятьдесят урожденная Мария Бомон была еще очень красивой женщиной (ее сыну было от кого унаследовать внешность!), но при этом адски хитрой и чрезвычайно честолюбивой. После обмена приветствиями она не удостоила вниманием рассказ графа о хрупком здоровье Марии, заметив, что его мнение ее не интересует и она должна немедленно сопроводить будущую мать на корабль — четверо слуг уже ожидают ее с элегантным портшезом, — а затем и в приготовленные для нее апартаменты.

Примерно то же она повторила и Марии, с той лишь разницей, что, не дожидаясь ответа герцогини, она приказала горничным готовиться к отъезду.

— И речи быть не может, — запротестовала мадам де Шеврез. — Извольте сказать Ее Величеству королеве, что я не настолько здорова, чтобы уезжать отсюда, притом что здесь мне так хорошо…

— Вам будет еще лучше в Хэмптон-Корте, к тому же рядом будет ваш супруг. Никто не может понять, как он позволил вам приехать сюда в отсутствие леди Холланд!

— Мне с трудом верится, что Ее Величество поручила вам сказать мне все это! Королева Генриетта-Мария слишком давно меня знает и питает ко мне дружеские чувства.

— Кто с этим спорит, мадам? Добавлю к этому, что король еще более расположен к вам, ибо это был его указ, но приличия ради было решено, что приглашение должно исходить от его супруги. А королевские указы не обсуждаются! Даже если бы вы были при смерти, я увезла бы вас отсюда! Ну же, дамы, поторапливайтесь!

Пришлось смириться. Мадам де Шеврез была так зла, что даже забыла про свое недомогание и вместе со своими горничными и дорожными сундуками была доставлена на корабль со всеми необходимыми предосторожностями, едва успев кратко попрощаться с Генри. Стоя на причале с мрачным лицом и скрещенными на груди руками, он смотрел вслед роскошному судну, которое отчалило от берега и начало подниматься вверх по реке под ритмичные взмахи золоченых весел.

Сидя рядом с Марией, хранившей недоброе молчание, Элен наблюдала, как ширилась полоса воды, отделявшая ее от Генри. В качестве единственного утешения она увозила с собой четыре слова, которые он успел шепнуть ей:

— Я сумею отыскать вас.

Хотя в течение всего пути мадам де Шеврез не обменялась со «старухой Бекингэм» и тремя словами, прием, оказанный ей по прибытии в Хэмптон-Корт, примирил ее с действительностью. Ее встречали так, словно она принадлежала к королевской семье. Отведенные ей апартаменты, самые красивые после покоев королевы, выходили окнами на бассейн и цветники дворца из розового кирпича, построенного в предыдущем веке кардиналом Уолси и подаренного им завистливому Генриху VIII, что, впрочем, не спасло ему жизнь. Британский Синяя Борода и его дочь, великая Елизавета, превратили дворец в жилище, одновременно роскошное и удобное. Целая армия слуг, включая трех кормилиц и личного врача королевы, тотчас же взяли на себя заботу о гостье. Клод, по-прежнему живший в Ричмонде, навещал ее лишь два раза, но его шталмейстер Дамлу приезжал дважды в день, чтобы узнать последние новости.