Холодное, холодное сердце - Эллиот Джеймс - Страница 4

— Какое отношение это имеет к нашему совещанию? — нетерпеливо перебил Чайлдс. Все знали, что Куинлан, если не направлять его в нужное русло, говорит долго и бессвязно.

— В этом преступлении подозреваются члены русской мафии, из Брайтон-Бич, в нью-йоркском Бруклине, — продолжал начальник ЦОПП. — Секретная служба испытывает серьезные затруднения и обратилась к нам с просьбой о помощи. Им нужны имена недавно приехавших русских эмигрантов, которые, по нашим сведениям, сохраняют связь с российской мафией и имеют опыт в печатании фальшивых денег. Их обычные источники не могут дать никакой информации, почему они и заподозрили, что тут действуют новоприбывшие эмигранты. Мы сообщили о трех бывших офицерах КГБ, которые около шести месяцев назад нелегально въехали в страну. Они растворились в землячестве, живущем в Брайтон-Бич. Мы сообщили секретной службе их имена и передали их фото, но не упомянули о Малике.

— Малик был как-то связан с ними?

— Судя по нашим данным, он мог быть связан с двумя из них. Им приходилось служить в одних и тех же отделах. Возможно, что именно от него они и рассчитывали получить необходимые им клише. Наши досье дают основания подозревать, что он участвовал в операциях КГБ по печатанию фальшивых американских долларов и западногерманских марок. Но во время проверки он категорически отрицал это, и мы не уверены, что наши подозрения оправданны.

Через несколько дней секретной службе повезло: один из детективов нью-йоркской полиции получил важную информацию от осведомителя. В одном из складов на бруклинской пристани они нашли большую часть рулонов похищенной бумаги. Однако количество бумаги, необходимое, чтобы напечатать тридцать миллионов долларов, так и не найдено. Не нашли и похитителей.

— Мне плевать на проблемы секретной службы, Джон. Продолжайте.

— Да, сэр, — спокойно продолжал начальник ЦОПП. — Но поверьте мне, важно высветить проблему изнутри. Мы провели наше собственное расследование, чтобы выяснить, знал ли Малик об ограблении и не припрятаны ли у него где-нибудь клише. Мы послали прикрепленного к нему сотрудника в Шарлоттсвиль, чтобы тот допросил Малика. Он так и не нашел его.

— Не нашел? Он уехал из города? Исчез?

— Видимо, да. У него есть небольшой магазинчик около университета, где он торгует подержанными учебниками и всякими письменными принадлежностями, нужными студентам. На двери висит объявление, что магазин временно закрыт. Мы установили, что уже две недели его там не было. Его дом находится в нескольких кварталах оттуда — там его тоже нет. Вся обстановка на месте, но из одежды мало что осталось. По компьютеру мы проверили его банковские счета и обнаружили, что он недавно закрыл их. За последние четыре месяца он снял более ста двадцати тысяч долларов.

— Наши выплаты?

— Да, сэр. Это все, что осталось после покупки лавки и дома от шестисот тысяч долларов, положенных нами на его имя за те шесть лет, которые он работал нашим агентом у себя в стране. Перебежав к нам четыре года назад, он снова смог распоряжаться деньгами.

Глаза Уильяма Чайлдса сузились.

— Ваши люди все еще его разыскивают?

— Там есть группа, наблюдающая за домом и магазином.

— Немедленно отзовите их, — приказал заместитель директора ЦРУ.

Начальник ЦОПП тотчас же встал из-за стола и подошел к телефону, стоявшему на тумбочке возле двери. Он набрал номер из трех цифр — это была внутренняя линия, — что-то тихо сказал в трубку и вернулся к столу.

ЗДО обратился к Тому Уолтерсу, четыре года назад руководившему проверкой Малика:

— Так вы уверены, что это он убил студенток?

Он вспомнил последние известия по телевидению.

— Си-эн-эн и все местные телевизионные станции все утро прерывали свои регулярные программы сообщениями об обнаружении тела.

— К сожалению, доказательства лишь косвенные, сэр, — сказал Уолтерс, нервно откашливаясь. — Но достаточно убедительные.

— Расскажите о них.

— Примерно через год после того, как Малик прошел проверку и адаптировался к нашим условиям, перед самым неудавшимся августовским переворотом в Москве, прибыл другой наш агент — Борис Новиков. Проверявшие его сотрудники, как всегда, сравнивали информацию, полученную от Малика и других, обращая особое внимание на несоответствия. Узнав, что настоящее имя Малика Николай Лубанов, Новиков сказал, что знает его по меньшей мере десять лет и что по его делу велось длительное расследование.

— По подозрению в убийстве?

— Да, сэр. В течение двух лет в Москве и Киеве было совершено восемь убийств. Малик был главным подозреваемым.

— Убийства зверские?

— Да. Все жертвы — молодые женщины, стройные, небольшого роста, с длинными темными волосами, словом, такие же, как пропавшие студентки. Тела у всех изуродованы, хотя и не до такой степени, как тело, найденное сегодня утром в Шарлоттсвиле.

— Вы располагали этой информацией еще три года назад, — сказал ЗДО, — и все же не приняли никаких мер?

— Проверявшие Новикова сотрудники сочли информацию недостоверной, просто слухом, — ответил Уолтерс. — Однако, попробовав уточнить это обстоятельство, не нашли никого, кто подтвердил бы это обвинение. Во всяком случае, мы смогли установить, что Малика никогда не арестовывали и даже не допрашивали по поводу этих преступлений.

— Но вы же знаете, что он был полковником КГБ, — сказал ЗДО. — И имел могущественных друзей. В те дни местные следователи не посмели бы даже вызвать его к себе, не рискуя тотчас же оказаться в Сибири.

— Но Новиков занимал в КГБ сравнительно невысокое положение, — сказал Уолтерс. — Он мог и солгать, чтобы возбудить к себе интерес. Не исключено также, что он сводил старые счеты с Маликом. К такому заключению пришли проверяющие.

— И вы больше не возвращались к этому?

— К сожалению, я узнал об этом только вчера, — робко произнес Уолтерс. — Когда проверяющие подали свой отчет, кто-то в моем отделе подшил его к данным первоначальной проверки Малика, в досье ЦОПП его нет. Я нашел его, когда стал просматривать всю имеющуюся о нем информацию, пытаясь обнаружить какие-нибудь сведения о том, куда он мог исчезнуть.

— И вы что-нибудь нашли?

— Нет, сэр. Если это он убил студенток, то все еще находится где-нибудь в Шарлоттсвиле или его окрестностях. Утром, по крайней мере, он был еще там.

Несколько мгновений ЗДО сидел молча, глядя в окно на поток автомашин. Его размышления прервал Джон Куинлан, начальник ЦОПП.

— В настоящее время я не вижу другой возможности, кроме как передать всю имеющуюся у нас информацию в ФБР.

— Черта с два, — сказал ЗДО. — У нас есть в Конгрессе враги, которые охотно воспользуются этим случаем, чтобы облить грязью наше Управление. Есть конгрессмены, которые замышляют урезать наш бюджет вдвое и передать все наши контрразведывательные операции ФБР. Они просто взбесятся, узнав, что маньяк-убийца прошел у нас проверку и был признан пригодным для адаптации в Америке. И я даже не хочу думать, какой ор поднимут средства массовой информации.

— Но если он убьет кого-нибудь еще? — спросил Куинлан.

— Мы должны остановить его, прежде чем он это сделает, — ответил ЗДО. — Но то, о чем мы здесь говорим, не должно выйти за стены нашего Управления.

— Сэр, — сказал Куинлан. — Я думаю, излишне напоминать о том, что наш устав запрещает проводить операции внутри нашей страны. И ФБР гораздо лучше, чем мы, оснащено для его захвата.

Поскольку в ЦРУ проводится строгое разделение всей информации и каждый знает лишь то, что ему полагается знать, Уильям Чайлдс не сомневался, что начальнику ЦОПП ничего не известно о деятельности Малика в ту пору, когда он был офицером КГБ. И он решил, что настало время просветить его, чтобы заручиться его полной поддержкой.

— Я хочу сообщить вам кое-какие сведения о нашем друге Малике, — сказал он, уставившись суровым взглядом на Куинлана. — Это один из лучших разведчиков. Еще до того, как мы завербовали его, действуя под глубоким прикрытием, он провел десять лет в Нью-Йорке. И мы ничего об этом не знали. КГБ с тринадцати лет готовило его к нелегальной работе в этой стране. Он знает нашу культуру лучше, чем мы сами, и говорит по-английски без малейшего акцента. У него ученая степень по политологии, и он работал над своей докторской диссертацией в Вирджинском университете.