Марианна в огненном венке. Книга 1 - Бенцони Жюльетта - Страница 31

— Он согласился провести ночь здесь?.. У князя Сант'Анна?

— У него не было никаких оснований отказаться. И затем, кто говорит здесь о князе Сант'Анна? Мы у Турхан-бея. Другими словами, у того, кого Бофор знал под именем Калеба!

— Вам следовало все объяснить ему, — возмутилась Марианна. — Почему вы не сказали…

— Что эта троица, как сам Господь, представляет собой одно лицо? Нет, мое дорогое дитя. Видите ли, — продолжал Жоливаль, оставляя игривый тон и становясь удивительно серьезным, — я не имел права раскрыть тайну, которая не принадлежит мне и которая, кстати, не больше принадлежит вам. Если бы князь желал, чтобы Язон Бофор узнал, что он послал на смерть под бичом вашего супруга и обращался с ним, как с рабом, он сказал бы нам это. Но, зная, как Язон относится к цветным, лучше ему оставаться в неведении. Раз после рождения ребенка вы порываете все отношения с князем и обретаете свободу, нет никакой неуместности в том, что Язон всегда будет считать его умершим.

Пока он говорил, Марианна, сначала возмутившись, мало-помалу успокоилась и задумалась. Мудрость Жоливаля, даже когда он черпал ее из благоуханной бутылки, иногда сбивала с толку, но была действенной. И очень часто, несмотря ни на что, он бывал прав…

— Но в таком случае, — сказала она, — как вы объяснили ему мое согласие остаться… в таком положении и почему я живу у экс-Калеба?

Жоливаль, похоже, с трудом удерживавший равновесие стоя, стыдливо присел на край кровати и вынул носовой платок, чтобы вытереть лоб, ибо в комнате было действительно очень тепло. Вся его особа сильно благоухала табаком, но, вопреки обыкновению, Марианна даже не обратила на это внимание.

— Ну же! — повторила она. — Как вы объяснили это?

— Самым простым образом… и даже почти не искажая действительность. Вы сохранили ребенка, зачатого при таких ужасных обстоятельствах, — я должен сказать, что для Дамиани оказалось лучше заблаговременно покинуть этот мир, потому что наш герой с этой минуты только и мечтает, каким мучениям он подверг бы его, — так на чем я остановился?.. Ах да! Итак, вы сохранили ребенка, ибо было уже поздно попытаться освободиться от него без риска для вашей жизни. Бофор это только одобрил, тем более что его мораль гораздо более строгая, чем ваша… собственно, я хочу сказать, чем наша…

— Что это значит? — спросила задетая Марианна.

— А то: кто бы ни был отец и каковы бы ни были обстоятельства, Бофор считает преступницей женщину, которая позволяет себе сделать аборт. Что вы хотите, у этого малого есть принципы и в их числе — уважение к человеческой жизни и особенно благосклонность к брошенным на произвол судьбы детям.

— Другими словами, — сказала ошеломленная Марианна, — он был разъярен и возмущен, узнав, что я жду ребенка, но он не был бы в восторге, если бы я от него избавилась?

— Совершенно точно! Он сказал мне: «Я искренне верил, что это… происшествие только часть кошмара, который так долго угнетал меня, но раз это оказалось реальностью, я счастлив узнать, что у нее хватило здравого смысла воздержаться от совершения подобной глупости! Женщины должны понимать, что ребенок гораздо больше их творение, чем мужчины. Кто бы ни был производитель, плод связан с матерью узами, которые некоторые из них обнаруживают слишком поздно!» Как видите, мне не потребовалось искать объяснений — он сам их нашел…

— А мое присутствие здесь?

— Совсем просто! Калеб обязан вам жизнью. Вполне естественно, что, вернувшись к своему подлинному облику и узнав о происках английского посла, он предложил вам убежище в его доме, где никому не придет в голову искать вас.

— И Язон поверил этому?

— Без тени сомнений. Его мучат угрызения совести при мысли о том, как он обращался с человеком такого достоинства. Он твердо решил завтра утром принести ему свои нижайшие извинения. Будьте спокойны! — поспешил он добавить, заметив нетерпеливый жест Марианны. — Я намерен, прежде чем отправлюсь спать, поставить князя в известность о происшедшем.

— В такой-то час? Он должен спать…

— Нет. Это человек, который спит мало и ночью больше бодрствует. Читает, пишет, занимается своими коллекциями и делами, которые весьма разносторонни.

Вы не все знаете о нем, Марианна, но я могу вам сказать, что это человек из самых интересных…

Какая муха укусила Жоливаля? С чего бы это он стал возносить панегирики князю? И как легко он переменил тему, так волнующую Марианну…

— Жоливаль, — сказала она с некоторым раздражением, — прошу вас, вернемся к Язону. Что он еще сказал? Что он думает? Что собирается делать?

Решительно отбросив всякое приличие, Аркадиус отчаянно зевнул, встал и потянулся, как облезлый кот после сна.

— Что он сказал? Слово чести, я больше ничего не помню… Но что он думает, могу вам сообщить: он любит вас сильней, чем когда-либо, и в нем больше угрызений совести, чем сорняков в саду, двадцать лет не знавшем рук садовника. Что касается того, что он хочет делать… право, он вам это скажет сам завтра утром, ибо, вполне естественно, едва он спустит ноги с кровати, как примчится к вашей двери… Все-таки… не ждите его очень рано.

Марианна была слишком счастлива, чтобы обидеться на своего старого друга за насмешку, которую она отнесла на счет бутылки с даром шарантской земли.

— Я вижу то, что есть, — смеясь, сказала она. — Ваша сегодняшняя попойка грозит оставить ему неприятные воспоминания…

— О! У него голова крепкая, он молод, бродяга! Но конечно, слишком… чересчур! Чтобы избавить вас от мучительных размышлений на остаток ночи, я все же считаю себя вправе добавить, что Бофор намеревается смиренно просить вас присоединиться к нему в Америке, когда состояние вашего здоровья это позволит.

— Присоединиться к нему! Но почему не ехать вместе? Он не может подождать меня?

В волнении она приподнялась, и Жоливаль, нагнувшись, ласково положил руки ей на плечи, заставляя снова лечь.

— Не начинайте опять безумствовать, Марианна.

Положение в Вашингтоне серьезное, так как отношения между Медисоном и Лондоном натянуты до предела.

Бофор сказал мне, что в Афинах встретил одного из своих друзей, кузена того капитана Бенбриджа, который когда-то привез на своем корабле подать султану от алжирского бея, став первым американцем до Язона, рискнувшим добраться сюда. Так этот знакомый поскорей возвращается в Соединенные Штаты, так как Бенбридж, назначенный главнокомандующим американского флота, собирает все лучшие корабли и лучших моряков. Готовящаяся война будет больше морской, чем наземной… Его друг хотел взять Бофора с собой, но тот стремился сюда, чтобы отыскать вас…

— И особенно, чтобы отыскать свой корабль, — меланхолично добавила Марианна. — Если американский флот нуждается в капитанах, то он еще больше нуждается в кораблях. А бриг — прекрасная боевая единица, быстрая и хорошо вооруженная… и затем, он подходит Язону, как вторая кожа. Вы очень добры, Жоливаль, пытаясь позолотить пилюлю, но я спрашиваю себя, не прав ли был князь в тот памятный день, когда он ушел, хлопнув дверью; без приманки в виде «Волшебницы», кто знает, увидели бы мы когда-нибудь снова Язона Бофора… Несмотря на все, что я услышала сегодня вечером, я не могу избавиться от этой мысли.

— Полноте! Перестаньте беспокоиться. Бофор не такой человек, чтобы изменять свои чувства или образ мыслей, вы это знаете так же хорошо, как и я. Ведь он полностью отказался от своих предубеждений и злопамятности. Что значит тогда для вас напряженное международное положение, если вы обретете счастье?..

— Счастье? — прошептала Марианна. — Но вы забыли, что, если начнется война, Язон должен будет сражаться?

— Моя дорогая, на протяжении более десятка лет у нас непрерывные войны, однако они не мешают целому множеству женщин быть счастливыми. Забудьте о войне! Отдыхайте, развлекайтесь, подарите князю столь желанного им ребенка и затем… если вы по-прежнему желаете этого, мы спокойно отправимся вместе в Италию, где вы окончательно урегулируете ваше положение.