Время глаза [Время ока] - Эллисон Харлан - Страница 3

– Кое-кто?

– Ну да. Конечно. Слушай, ты же сказал, что ты не из тех! Ты что, просто врешь – или дурачишь меня, пытаясь сбить с толку? – Девушка выдернула руку.

Я поспешил восстановить доверие.

– Нет, нет. Конечно же, нет. Только я ничего не понимаю. Просто не понимаю. Я так долго... так долго был здесь. – Оправдываясь, я отчаянно старался не впадать в жалобный тон.

Похоже, это ее убедило.

– Прости меня. Ты должен меня простить. Просто я порой забываю, что не всем, подобно мне, ведомо про Время Ока.

Очистив кончик палки от коры, Пиретта стала делать там заострение.

– Про Время Ока? – переспросил я. Она уже несколько раз о нем упоминала. – Не понимаю.

Пиретта повернулась ко мне. Ее мертвые голубые глаза уставились куда-то поверх моего правого плеча, колени она плотно сжала. Палка валялась рядом на скамейке, будто забытая игрушка. Но время игрушек давно прошло.

– Ладно, я расскажу, – промолвила Пиретта.

Потом девушка ненадолго застыла. Я ждал. Наконец она спросила:

– Попадалась тебе когда-нибудь женщина с багряными волосами?

Я был потрясен. Я ожидал услышать от Пиретты какой-то рассказ, рассчитывал больше узнать о ее прошлом – и тогда еще сильнее ее полюбить... а вместо этого она задала мне совершенно бессмысленный вопрос.

– Но почему... хотя нет... по-моему, нет...

– Вспоминай! – приказала она.

Я стал вспоминать – и, как ни странно, женщина с багряными волосами действительно всплыла в моей памяти. Незадолго до моего призыва сенсацией всех модных журналов стала манекенщица по имени... Черт возьми! Неужели? Ну конечно! Я присмотрелся – и меня словно током ударило. Да, ее звали Пиретта! Модная манекенщица с изящными чертами лица, лучистыми голубыми глазами и экстравагантной багряной прической. Пиретта сделалась такой знаменитостью, что ее очарование так и выплескивалось со страниц и обложек буквально всех модных журналов. Имя ее было у всех на устах.

– Я тебя вспомнил, – вымолвил я, не найдя других слов, чтобы выразить свое изумление.

– Нет! – отрезала она. – Нет. Меня ты не помнишь. Ты помнишь женщину по имени Пиретта. Красивую женщину, что неистово любила жизнь и набрасывалась на нее так, будто это ее последний любовник. Ты помнишь совсем другую. А я – лишь несчастное слепое создание. Меня ты не помнишь. Верно?

– Да, конечно, – согласился я. – Конечно. Прости, но на какую-то секунду мне показалось...

А она, даже не обращая на меня внимания, продолжала:

– Ту женщину по имени Пиретта знали все. Ни одно модное салонное сборище не было достаточно модным без нее. Любая самая шикарная вечеринка теряла смысл в ее отсутствие. Но Пиретта была не из тех женщин, что подобны мимозам. Она обожала новые ощущения. Пиретту считали нигилисткой – и даже больше того. Она была способна абсолютно на все. Покорив с группой Построффа пик К-99, она в компании двух мужчин обогнула мыс Доброй Надежды на катамаране. Потом изучала культ богини Кали в Индии – и, хоть она и считалась неверной, знаменитое общество душителей все-таки сделало Пиретту одной из своих служительниц.

Такая жизнь могла вымотать кого угодно. И в конце концов Пиретта стала ею тяготиться. Ей опротивело все: и выходы на подиум, и появление на экранах, и мужчины. Богатые мужчины, обаятельные мужчины, талантливые мужчины – все, кого влек и в то же время держал на дистанции ослепительный блеск ее красоты. Пиретта искала новых впечатлений – и в конце концов их нашла.

Меня удивляло, зачем она мне все это рассказывает. К тому времени я уже твердо решил, что та жизнь, которую я страстно желал вернуть, здесь – в ней. Я начал жить заново – и это случилось так быстро, так внезапно, что причиной тому могла быть только она. Ее присутствие.

В конце концов, какие бы совершенства ни отличали Пиретту как знаменитую на весь мир манекенщицу, она и сейчас, несмотря на некоторую изможденность, оставалась прелестной слепой женщиной – причем совершенно без возраста. Хоть белый больничный халат и скрывал линии ее фигуры, он не мог скрыть ее притягательного обаяния, и я... я снова жил!

Я влюбился!

А рассказ все продолжался:

– После приключений в компании профессиональных горнолыжников и в колонии художников на Огненной Земле Пиретта вернулась в город – и принялась искать новых и все более необычных переживаний.

В конце концов она нашла Людей Ока. Люди эти составляли крайне экзотическую религиозную секту. Пиретте показалось, что именно этого она с самого рождения и искала. Она не раздумывая примкнула к ним, поклоняясь в рассветные часы их многоокому идолу и живя на полную катушку.

Пути Людей Ока были темны, а дела не всегда чисты.

И все же она их не покидала.

Тогда однажды ночью, когда началось то, что они назвали Время Ока, была востребована жертва, и выбор пал на Пиретту.

У нее вынули глаза.

Я застыл как вкопанный. Даже засомневался, что правильно все расслышал. Таинственная религиозная секта – чуть ли не сатанисты – в самом центре Нью-Йорка? И они на своем сборище вынули глаза у самой знаменитой манекенщицы всех времен и народов? В это невозможно было поверить! К своему удивлению, я вдруг понял, что меня вновь переполнили давно, казалось бы, забытые чувства. Я снова испытывал страх, недоверие, тоску... Эта девушка, назвавшаяся Пиреттой, – на самом деле и была та Пиретта. И она вернула меня к жизни.

Но лишь затем, чтобы попотчевать россказнями столь нелепыми, что мне только и оставалось либо отнести это к разряду фантазий, либо к последствиям мании преследования.

В конце концов, разве не было у нее этих неглубоких голубых глаз?

Да, пусть они не видели! Но ведь они были! Почему же Пиретта сказала, что их у нее вынули? Я уже совсем ничего не понимал.

Тогда неожиданно для себя самого я повернулся и обнял девушку. Сам не знаю, что мной тогда двигало. Раньше-то я был страшно застенчив с женщинами – даже до войны. Но теперь сердце выскакивало у меня из груди – и я поцеловал Пиретту в самые губы.

Губы ее раскрылись словно два лепестка, и меня вновь охватил любовный жар. Моя рука нашла ее грудь.

Несколько минут мы обнимались в неистовом приступе страсти, пока оба не почувствовали, что этот момент прожит нами до конца. Тогда мы разжали объятия – и я принялся болтать о выздоровлении, о свадьбе, о том, как мы поедем в деревню, где я стану ухаживать за Пиреттой.