Тварь. Кассеты Андерсона - Спиллейн Микки - Страница 8

Она свистнула сквозь зубы и, не дождавшись ответа, приложила руки ко рту рупором и крикнула бармену, который бросал кости на стойке:

— Эй, Энди! Пошевели задом и обслужи своих клиентов!

Тот не сразу отозвался.

— Что подать, приятель?

— Пиво.

— Мне тоже.

— Никаких “мне тоже”. Выметайся! Ты, Джейни, и так уже перебрала.

— Эй, слушай-ка, ты, ведь я плачу за себя!

— Не в моем баре.

Я улыбнулся обоим и включился в разговор.

— Дай ей пиво, чего там.

— Слушай, приятель, ты ее не знаешь. Она уже залила полбака. Еще один стакан, и она станет изображать из себя красотку из “Копабаны”. Не то, чтобы мне не нравилась “Копа”, но тамошние дамочки одно, а она — совсем другое, вроде как день и ночь. Вместо того, чтобы глазеть, все мои клиенты плюются и топают к Чарли на пристань.

— Нет, это мне нравится! — Джейни встала в оскорбленную позу и замахала пальцем перед носом у бармена. — Сию минуту подавай мое пиво, не то я устрою почище, чем в “Копа”. Устрою как... как...

— Ладно, ладно, Джейни, еще один и больше ни капли, — бармен нацедил два пива, взял деньги у меня и за нее и кинул их в кассу.

Я управился со своей порцией одним глотком. Джейни так и не удалось как следует ухватиться за свой стакан. Пока Энди набирал сдачу, она уже разлила пиво по всей стойке.

Энди сказал что-то вполголоса, забрал стакан и, нашарив под стойкой тряпку, начал вытирать лужу.

Я смотрел. В голове у меня зазвенело, сначала медленно, как бой колоколов в холодную ночь. Они звонили все громче и громче, наигрывая иную, дикую и беззвучную симфонию. У меня на шее задергался мускул. Я уже почти чувствовал, как эти десять кусков оттягивают мой карман.

Очень неторопливо я потянулся через стойку и сгреб Энди за грязный фартук. Другой рукой я выдернул сорок пятый и поднес его к самым его глазам. В лицо ему смотрела смерть, и он знал это.

— Где ты взял эту тряпку, Энди? — я с трудом сдерживал голос.

Он перевел взгляд на тряпку, которую держал в руке. Теперь она пропиталась пивом, но в ней все равно можно было распознать пижамные штаны в голубую полоску. Другая половина этой пижамы висела на спинке кровати в спальне Растона Йорка.

Джейни разинула рот, готовясь заорать. Я наставил на нее пистолет и сказал:

— Заткнись!

Крик умер, не успев родиться. Дрожа как лист, она вцепилась обеими руками в край стойки. Мы играли без публики, никто нас не видел, никто нами не интересовался.

— Где, Энди?

— Не знаю, мистер. Честно!

Я взвел курок большим пальцем. Он видел это.

— Еще один шанс, Энди. Подумай хорошенько!

Его дыхание вырывалось короткими спазмами, язык заплетался от страха.

— Один... малый... принес сюда. Спрашивал, не мои ли... вроде... вроде как шутка... Честно, я только... вытираю ими стойку... и все...

— Когда?

— Да днем.

— Кто, Энди?

— Билл. Билл Кадди. Он собирает ракушки. Живет в хибарке на берегу.

Я поставил пистолет на предохранитель, но фартук не отпустил.

— Энди, — проговорил я, — если ты выложил все начистоту, тогда порядок, но если нет, я отстрелю тебе башку. Ты ведь это знаешь, верно?

Его глаза забегали во все стороны, потом снова встретились с моими.

— Ага, мистер, знаю. Я не вру, честно. У меня двое детей.

— И еще Джейни; Пожалуй, попридержи-ка ее пока здесь. Мне не хочется, чтобы об этом кто-нибудь узнал, понимаешь?

Энди все отлично понимал, до последнего словечка. Я отпустил его, и ему пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть. Я сунул пушку обратно на место и сложил аккуратно найденную часть пижамы. Поправив шляпу и галстук, я спросил:

— Где живет Кадди?

Голос Энди был так слаб, что я еле расслышал ответ:

— Прямо по дороге... до самого берега. Потом налево. Это старая корабельная рубка.

Когда я уходил, они сидели рядышком, напуганные до смерти. Бедняга Энди. Он был ни при чем, но в этой игре лучше не рисковать.

Как и сказала Джейни, дорога вела прямиком в лужу. Я поставил машину у заколоченного дома и побрел по мокрому песку. В трех шагах от воды повернул налево и увидел перед собой ряд развалившихся лачуг, кое-как сколоченных из всякой дряни, выброшенной приливом. У некоторых на жестяных крышах все еще проглядывали рекламы прохладительных напитков и сосисок.

Время от времени в разрывах туч показывалась луна, и при ее свете я мог лучше разглядеть самодельный поселок.

Найти жилье Кадди оказалось легче, чем я ожидал. Среди всех хибарок она одна была когда-то покрашена, на южной стенке висела доска с названием корабля “Кармайн”, написанным большими заглавными буквами. Должно быть, эту палубную надстройку выбросило штормом. Я подобрался к окошку и заглянул внутрь. Мне удалось разглядеть лишь какие-то смутные очертания. Я потянул дверь. Она бесшумно распахнулась. Из угла доносился раздирающий храп человека, спящего на спине пьяным сном.

Спичка осветила комнату. Кадди ни разу не пошевелился, даже когда я поднес спичку к фонарю, висевшему в центре потолка. В единственной комнате стояло несколько стульев, стол и двухъярусная кровать у стенки. Он поставил себе керосиновую плиту, проведя трубу сквозь дыру в крыше, и приспособил два деревянных ящика под кухонный шкаф. Возле печки стояла бочка с ракушками.

Уйма всякого барахла, но никаких следов парнишки.

Разбудить Билла Кадди оказалось нелегко. Он подергивался, цеплялся за одеяло и всхлипывал. Я снова встряхнул его, и у него дернулись веки и открылись глаза. Без зрачков. Они появились из-под лба секундой позже. Два мутных, налитых кровью глаза двигались отдельно друг от друга, пока случайно не сфокусировались на мне. Билл сел.

— Ты кто?

Я дал ему несколько секунд, чтобы рассмотреть меня, потом сунул ему под нос значок на ладони.

— Коп. Вставай.

Живо скинув ноги на пол, он схватил меня за руку.

— А в чем дело, мистер? Я не браконьерствую. У меня здесь только ракушки. Вон гляньте, — он показал на бочку. — Видите?

— Я не рыбинспектор, — сказал я.

— Тогда чего вам от меня нужно?

— Мне нужен ты. Ты обвиняешься в похищении ребенка, а может в убийстве.

— Ой... Нет! — его голос звучал как хриплое кваканье. — Но ведь... я никого не убивал. Да разве я могу!

Ему незачем было это говорить. Он явно не принадлежал к типу убийц. Но я не стал его успокаивать.

— Сегодня днем ты принес в бар Энди эту пижаму. Где ты ее взял?

Он сморщил нос, пытаясь понять, о чем я говорю.

— Пижаму?

— Ты меня слышал.

Тут он вспомнил. Его лицо расплылось в улыбке облегчения.

— А, эта! Точно, я нашел ее на Шоур Роуд. Пошучу-ка, думаю, над Энди.

Он сунул ноги в штаны, натянул на костлявые плечи подтяжки, выволок из-под кровати сапоги, выцветшая джинсовая рубашка, потрепанная шляпа, и он был готов. Он все время исподтишка косился на меня, стараясь сообразить, что происходит, только у него ничего не выходило.

— Вы ведь не посадите меня в каталажку, а?

— Нет, если ты сказал правду.

— Так я и сказал правду.

— Увидим. Пошевелись.

Я пропустил его вперед. Дорогу занесло песком слишком глубоко для машины, поэтому мы побрели пешком, оставляя в стороне скопище хибар. Шоур Роуд была дорогой лишь по названию — просто полоска сырой Сахары, отделявшая вереницу деревьев от воды. Через сотню ярдов лачуги стали попадаться реже. Кадди указал вперед.

— Вон там бухточка, где я оставляю лодку. Я шел туда, а возле старой цистерны, вижу, лежат штанишки прямо посреди дороги.

Я кивнул. Через несколько минут мы добрались до цистерны — огромной штуковины в форме бочки, лежавшей на боку. В ней поместился бы гараж на две машины. Видимо ее, как и все остальное здесь, выбросило штормом на берег. Билл показал корявым пальцем:

— Вот на этом самом месте, мистер, тут они и валялись.

— Хорошо. Видел кого-нибудь?

— Нет. Кто сюда пойдет? Их волной вынесло, так я смекаю.

Я посмотрел на него, потом на воду. Хотя прилив стоял высоко, вода не доходила до места на добрых сорок ярдов. Он понял мой взгляд и тревожно заерзал.