Маньчжурская принцесса - Бенцони Жюльетта - Страница 64

Обедала она вместе с Куинборо, которые вновь повторили ей свое приглашение. После кофе она тут же распрощалась с ними и в последний раз вернулась к себе в номер, чтобы переодеться в дорожный костюм: неброский, из серой ткани. На голову она надела небольшую шапочку с непроницаемой вуалеткой. С пристрастием осмотрев себя в зеркале, она пришла к выводу, что вполне может сойти за горничную, сопровождающую господ на отдыхе. Но главное состояло в том, что под вуалеткой невозможно было различить черты лица.

Она в последний раз проверила исправность миниатюрного револьвера, привезенного из Парижа, спрятав его затем в своем кармане. Ее движения оставались неторопливыми, даже спокойными, она ощущала в своем сердце холодок самообладания, столь необходимый для успеха задуманного дела. Наконец она вызвала автомобиль и покинула отель, провожаемая низкими поклонами прислуги, перед которой в полной мере продемонстрировала щедрость.

Прибыв на вокзал, она сдала чемоданы в багаж, затем взяла закрытый фиакр, распорядилась, чтобы еще одно такси следовало за ней, и добралась до порта, где, не вылезая из экипажа, наблюдала за погрузкой судна. Затем велела извозчику отвезти ее на рынок цветов, невероятно преобразившийся всего за одну ночь. Здесь вновь буйствовали запахи и краски всевозможных цветов, привезенных из внутренних районов Прованса.

Она заплатила извозчику, отпустила фиакр и отправилась бродить среди прилавков, ломившихся от изобилия роз, тюльпанов, мимоз, рассеянно прислушиваясь к нестройному хору продавцов, соблазнявших ее своим товаром. В принципе, здесь, на рынке, она ничего не искала. Ей важно было добраться сюда лишь для того, чтобы извозчик, если его спросят, мог сказать, где он высадил свою пассажирку. Затем, как бы прогуливаясь, отправилась бродить по улицам старого города. Ей хотелось при свете дня посмотреть на дом, в котором Этьен будет ожидать ее сегодня вечером... Идти оказалось непросто. Улицы были здесь вымощены плохо обтесанным камнем, повсюду лестницы, так что в туфельках на тонких каблуках ходьба превращалась иной раз в муку. И несмотря на это, Орхидея шла быстро и не останавливаясь, ощущая во всем теле резвость молодой козочки. Улица все сужалась, напоминая собой горный каньон с высящимися по двум сторонам совершенно обезлюдевшими запертыми домами с закрытыми ставнями. Сегодня весь город собрался у моря, наслаждаясь последними часами карнавала. Единственными нарушителями тишины были кошки, да еще хлопавшее на ветру белье на протянутых между домами веревках. И вот наконец она у цели. Она вышла на угол улицы, где напротив часовни красовался давно не реставрированный особняк. Стены его, покрытые поблекшей розовой краской, кое-где хранили на себе следы фресок. Полуразвалившиеся кариатиды поддерживали чугунный балкон над узкой входной дверью.

Не желая обращать на себя внимание, Орхидея решила зайти в часовню и, переступив порог, оказалась в ее прохладной тени; отсюда могла рассматривать особняк без риска быть замеченной, однако он казался столь же безлюдным, как и все остальные городские дома в этот час.

Посмотрев на часы, Орхидея убедилась в том, что уже начало седьмого. Но чем ей занять себя до девяти? Перспектива остаться в часовне ей не улыбалась. Она не любила церквей, да к тому же, эта часовня скорее всего скоро закроется. Отправиться к замку, как планировала раньше? Но теперь подобная прогулка казалась чересчур утомительной: она вдруг ощутила, насколько устала, сказывалась бессонная ночь. Она решила немного отдохнуть, усевшись на скамью перед алтарем. Внутри часовни было холодно, сыро и сильно пахло воском, однако тишина действовала расслабляюще.

Почувствовав себя бодрее, она поднялась и вышла на улицу: времени теперь оставалось немного. Дойдя до префектуры, подозвала фиакр и отправилась на вокзал. Там, по ее мнению, вид путешественницы позволит наилучшим образом слиться с толпой. А самым лучшим способом убить время для нее будет перекусить в вокзальном буфете, тем более, что она не собиралась принимать угощение от человека, которого намеревалась убить.

Она с трудом заставила себя прикоснуться к заказанной наугад еде. Зато с жадностью проглотила несколько чашек крепчайшего, почти черного чая, что только увеличило ее нервозность. По мере того как неотвратимо приближался момент для решительного действия, она все больше ощущала, как в горле скапливается и разрастается комок. Наконец, изобразив на лице полное безразличие, она оплатила счет и отправилась на площадь к стоянке экипажей. Было уже без четверти девять. Ночь была холодной, в черном небе мерцали бесчисленные звезды. Теперь Орхидея торопилась: ей хотелось, чтобы все поскорее кончилось. С каким наслаждением она окажется после этого на комфортабельном корабле «Робин Гуд» в обществе его благородного владельца.

В городе по-прежнему было больше огней, чем обычно. Люди разгуливали с зажженными свечами в руках, причем каждый пытался затушить свечу другого – еще один ритуал карнавала. И все спешили вниз, к пляжу, туда, где развертывалось последнее действо карнавала, чей король доживал свои последние минуты, прежде чем взорваться сонмом веселых огней и искр. Этот взрыв должен был стать сигналом к началу фейерверка, а тот, в свою очередь, обозначал собою грань между безудержным весельем и начинающимся постом. Иностранцы почти не блюли этой грани, но жители Ниццы относились к ней вполне серьезно. После полуночи жизнь в городе должна была замереть, сосредоточившись на молитвах и воздержании.

Дрожание бесчисленных огоньков свечей в темных улочках и переулках, мимо которых проезжала Орхидея, вызвало у нее неожиданный испуг. Она содрогнулась, взяв себя в руки лишь после того, как прикоснулась к холодной стали своего оружия. Но тревога все равно не проходила. Может быть, оттого, что в темноте дома в этой части города казались еще более мрачными и безлюдными, чем днем. Даже если Этьен действительно любил свой старый особняк, в котором его ущербная личность не столь остро ощущала свой разлад с миром, все же странно, что в качестве места для любовного свидания он избрал именно его. Впрочем, для того свидания, которое задумала Орхидея, это мрачное строение подходило как нельзя лучше.

Звуки карнавала становились все более слабыми, как бы призрачными. Тревога в душе Орхидеи опять нарастала. Вдруг у нее возникло подозрение, что ей готовят ловушку. Теперь она уже раскаивалась в том, что не привлекла к своему замыслу молодого Лартига. Страх все глубже проникал в ее сердце. Она давно отпустила фиакр и теперь шла пешком. Внезапно Орхидея остановилась. Ей вдруг захотелось обратиться в бегство, бросить все, устремившись к свету, в толпу людей, где ощутит себя в безопасности...

И тут же устыдилась своего малодушного порыва. В руке она сжимала револьвер, с помощью которого сможет дорого продать свою жизнь. Зачем же тогда бояться противника, который смертен. Разве некогда ее не научили драться и разве в ее жилах не течет кровь доблестных предков? Нет, какими бы ни были последствия, она дойдет до конца.

И вот перед ней особняк Этьена. С облегчением она увидела, что в щель между закрытыми ставнями проникает свет. В темноте стала искать звонок и, случайно толкнув входную дверь, убедилась, что та открыта. Орхидея переступила порог и вошла внутрь. Прямо от двери наверх поднималась каменная лестница. Наверху она упиралась в площадку, освещенную массивной бронзовой лампой.

Медленно Орхидея стала подниматься по ступенькам. Абсолютную тишину, царившую в доме, нарушал лишь легкий шорох ее юбок. Поднявшись на второй этаж, оказалась перед двумя высокими дубовыми дверями. Левая дверь была приоткрыта, и Орхидея заглянула внутрь. Перед ее взором предстала огромная комната с очень высокими потолками, с облупившимися фресками на стенах, массивным камином, украшенным скульптурами в итальянском духе. В камине пылали сосновые поленья, и их запах распространялся по всей комнате. Удивление вызвала китайская мебель из инкрустированного черного дерева, расставленная в комнате. Но подлинное изумление испытала, увидев на стене собственный портрет. На нем она была изображена в одеянии, которого никогда не было в ее гардеробе: черное бархатное платье, оставлявшее ее шею, плечи и руки обнаженными. Перед портретом в кантонской[7] вазе стоял великолепный букет орхидей. С двух сторон от вазы располагались канделябры с зажженными свечами, свет которых оживлял портрет и сообщал ему таинственность. Орхидея подумала, что именно на этот портрет намекал Этьен, говоря, что она поймет его чувства, придя к нему. Да, этот человек по-настоящему любит ее. Но тут же в ее душе вскипел гнев: ведь его любовь к ней и стала истинным мотивом убийства Эдуарда! Ей невыносима была сама мысль о том, что стала невольной причиной гибели возлюбленного мужа, и она поспешила повернуться к портрету спиной, одновременно выхватив револьвер из кармана. То, что она увидела, заставило ее пальцы разжаться и выронить револьвер...