Маньчжурская принцесса - Бенцони Жюльетта - Страница 30

– Никакие беспокойства, говорите вы, когда я уже выше головы окунулась в беспокойство? Что касается ваших вопросов, то у нас будет сколько угодно времени в поезде, так как я буду сопровождать мадам Бланшар... В свою очередь я хотела бы знать, как вы смогли выйти на нас? Кто вас предупредил?

Взгляд ее, метавший молнии и полный подозрения, обратился на мисс Прайс, которая стала пунцовой. В этот момент Антуан, движимый желанием ободрить Орхидею, появился в открытой дверце кареты.

– Будьте спокойны, друг мой. Вас будут держать недолго, я позабочусь о вас.

В этот момент на него обрушился удар, которого он не ожидал. Убежденная в том, что она нашла предателя, выдавшего ее, генеральша замахнулась своим верным зонтиком и обрушила удар на его голову.

– Я должна была еще тогда догадаться, что за вашими сладкими речами скрывается мерзкий шпион! – вопила она.– Но я никогда не думала, что вы посмеете привезти ко мне полицию!

Ее успокоили с трудом. После чего Пенсон великодушно разрешил арестованной ехать в карете своей благодетельницы и увез Антуана. Мисс Прайс, которую мадам Лекур потеряла из виду в этом сражении, с облегчением узнала, что ей поручили предупредить капитана «Монте-Кристо», а затем вернуться охранять дом. Она, конечно, будет умирать со страху в этом большом здании, несмотря на присутствие слуг, но она предпочитала такой оборот дела, нежели пуститься в новую авантюру женщины, живой ум и зоркий глаз которой она хорошо знала. Как только «китаянка» сядет в тюрьму, генеральша вернется, и тогда она сможет чистосердечно рассказать, какую замечательную услугу ей оказала...

Глава VI

Погребальная церемония в церкви Святого Августина

Комиссар Ланжевен испытал некоторое удовлетворение, увидев входящего в его кабинет Пенсона в сопровождении мадам Бланшар, но всего лишь на какой-то краткий миг во-первых, на лице инспектора было самодовольное выражение императора Аврелиана, волочившего за своей колесницей королеву Пальмиры, закованную в золотую цепь. Ланжевен ненавидел любое проявление триумфализма. Затем он был удивлен заменой увядших тюльпанов в его вазе белыми гвоздиками, пряный запах которых он вдыхал с удовольствием, а он не любил обнаруживать перед кем-либо свою романтичность. Наконец, вошедший был не один. Маленькая кругленькая дама, по-видимому, раздраженная, сопровождала его. По ее походке было видно, что пришел не кто-нибудь, а... Тем не менее комиссар изобразил на своем лице самое неучтивое выражение и, пролаял:

– Что с вами, Пенсон, почему вы врываетесь ко мне, как снаряд? Вы не можете постучать, прежде, чем войти?

– Извините меня! Должен сознаться, я увлекся. Видите ли, а все же ее поимел!

– Что за выражение! – возмутилась мадам Лекур. – Что за манера говорить так о даме? Впрочем, этот человек настоящий грубиян, и я не премину рассказать моему другу префекту Лепину все, что я думаю о манерах его полиции.

Она попала под горячую руку со своим высокомерием.! Ланжевен направил на нее огонь своего плохого настроения и начал с того, что пошел и открыл дверь.

– Прошу вас, мадам, не стесняйтесь!

– Не раньше, чем я узнаю, что вы собираетесь сделать с этим бедным ребенком. Я – генеральша Лекур, урожденная Бегон, и, если есть вещь, которую я ненавижу, так это отказ в правосудии.

– Я тоже! Кем вы приходитесь мадам Бланшар? Я удивлюсь, если вы скажете матерью или теткой.

– Я ее кузина по линии моей двоюродной сестры в результате брака! – торжественно объявила генеральша. – Объясню, – добавила она, заметив непонимающий взгляд полицейского. – Моя мать и мать ее свекрови были сестры. Ясно?

– Совершенно. Поскольку вы принадлежите к одной семье, я понимаю вашу нервозность. Садитесь, пожалуйста, или вы предпочитаете... отправиться к месье Лепину?

– Всему свое время!

– Я вас не заставляю! Тогда, если позволите, я сначала выслушаю доклад инспектора Пенсона. Затем мы с вами побеседуем.

Тон его, хотя и вежливый, был достаточно тверд, чтобы раскипятившаяся Агата поняла, что настаивать не стоит. Дамы сидели отдельно, каждая на своем стуле, а Пенсон принялся рассказывать, как, едва прибыв в Марсель, он получил информацию в бюро комиссара Перрена относительно места, где могла находиться «убийца». Эти слова заставили подскочить генеральшу, что вызвало у Ланжевена подобие улыбки:

– Пенсон, термин неподходящий. Мадам еще не может даже называться обвиняемой. Благодарю вас за доклад. Теперь вы свободны!

– Но...

– Я позову вас. Теперь я хочу услышать от мадам Бланшар рассказ об ее одиссее. И прежде всего, почему она решила так внезапно уехать из Парижа.

Сидя на стуле, Орхидея с трудом сохраняла достойную позу, приличествующую ей по рождению. У нее было только одно желание: лечь и уснуть, пусть даже в тюремной постели. Поездка оказалась сплошным кошмаром. На этот раз не могло быть и речи о вагоне люкс! Простое купе первого класса, и то, впрочем, благодаря приступу головной боли у генеральши, поскольку Пенсон, блюдя интересы республики, настаивал на третьем классе! «Почему не в вагоне для скота? – усмехнулась генеральша.– Я плачу и вольна ехать в любом классе».

Однако, несмотря на несколько больший комфорт и на то, что они оказались одни в купе, Орхидея не могла уснуть: отчаяние от того, что она несправедливо отдана в руки правосудия и переживания в связи с тем, что Антуан выдал ее, лишали ее сна. Отношение Агаты Лекур к художнику открыло ей, что в день ареста он нанес генеральше утренний визит. Наполовину оглушенный и неспособный оправдываться Лоран позволил Пенсону увезти себя. Пенсон, считавший его обузой, доставил Антуана в гостиницу, не желая ничего больше слушать. Орхидея не знала, что с ним произошло дальше, но у нее оставалось тяжелое впечатление. Тот, кого она считала своим другом, перешел на сторону ее врагов.

Услышав вопрос Ланжевена, она постаралась стряхнуть с себя оцепенение, но мадам Лекур уже вмешалась: .

– Прежде чем приступать к допросу, месье комиссар, не следует ли дать мадам Бланшар адвоката? Я рассчитывала пригласить одного знакомого начинающего адвоката, метра де Моро-Жьяфери, но ваш доисторический персонаж не дал мне даже возможности позвонить ему и...

– Мадам, мадам! Вы вынуждаете меня повторить то, что я сказал инспектору Пенсону. Речь не идет о допросе...

– Вы играете словами. Ваш Пенсон ее просто-напросто арестовал.

– Тогда он плохо выполнил поручение. Я хотел всего лишь помешать ей уехать из страны, чтобы еще раз с ней побеседовать.

– Какое лицемерие! А что тогда пишут газеты? Они не говорят о ней, как о преступнице?

– Я не могу ничего поделать, раз у них так работает фантазия.

Стало ясно, что эти двое пустились в новый бесплодный спор, и Орхидея, выйдя из себя, крикнула:

– Замолчите оба, пожалуйста. Постарайтесь понять, что меня и так уже достаточно намучили. Хотите знать, что я сделала? Я расскажу вам при условии, что вы дадите мне начать со дня отъезда моего супруга. Независимо от того, верите ли вы мне или нет. Есть вещи, о которых я умолчала, когда вы пришли ко мне...

– В таком случае, я вас слушаю...– Как я уже говорила, мой дорогой муж покинул наш дом в пятницу, двадцатого января, чтобы сесть в поезд, по получении телеграммы. На следующий день я получила вот это, – сказала она, протягивая Ланжевену бумагу в конверте, который взял ее, проворчав:

– Как я могу прочитать это? Это же китайская грамота в прямом смысле слова... и я не могу доверять переводу. Нужно будет найти переводчика и...

– Если хотите, я могу вам помочь, – спокойно предложила генеральша. – За долгое время, что я жила в Китае, я выучила язык... но вам ничего не мешает отдать текст в перевод. А сейчас, чтобы не терять времени...

Ланжевен молча протянул письмо. Агата достала свой лорнет и стала легко передавать его содержание, обратившись один-два раза к Орхидее за разъяснениями.

– Пожалуйста, продиктуйте это письмо инспектору Пенсону немного позже, – попросил комиссар. – Продолжайте, мадам Бланшар!