Глинтвейн на двоих - Кривская Елена - Страница 36

— Рада за тебя. Что ты привез для меня? — спросила она, одеваясь, чуть капризным тоном.

Он преподнес ей огромную краснофигурную вазу, точную копию античных образцов.

— Это лучше всего будет смотреться в твоем кабинете, — сказала она. Видно было, что ваза ее впечатлила, но она как-будто ожидала еще чего-то.

— У меня есть особый подарок для тебя, — улыбнулся он, — но это я хотел бы подарить тебе на Рождество…

— Ты не забыл, что мы встречаем Рождество вместе? — напомнила она.

Они пили кофе и разговаривали, переходя с одной темы на другую. Профессор, она заметила, тяготился какой-то неприятной мыслью, и она предчувствовала, что ей придется в чем-то объясниться. Наконец, он спросил:

— Ко мне никто не заглядывал?

— К тебе лично — нет, — ответила она, глядя прямо ему в глаза. — Но, вообще, заходили. Во-первых, твоя жена… не знаю, как сказать, бывшая или настоящая… Во-вторых… Игорь заходил…

Он сделал удивленные глаза.

— Тебе интересно, о чем мы беседовали? — продолжала она. — Я могу пересказать. Хотя это займет много времени.

— Хотелось бы все же знать, хотя бы в общих чертах, — заметил он. — Ты знаешь, я чего-то недопонимаю… Ну, жена, — это ясно, она не могла еще забыть дорогу сюда. Но вот Игорь… По-моему, я его не приглашал. И он знал, что я в отъезде. Все это довольно странно… Я ведь не ошибся, ты имеешь в виду того самого молодого человека? Который способствовал моей поездке?

— Он самый, — спокойно подтвердила она. — Да, он приходил. Мы с ним в дружеских отношениях, разве ты не знал?

— Ты мне не говорила, — покачал он головой.

— Разве? Тем не менее это так. Твой адрес он знал по визитке которую ты сам ему вручил. У него возникла серьезная проблема. Он просил помощи. Все это очень сложно. Я тебе потом…

— … все объясню? — и они оба рассмеялись.

— Нет, серьезно, это запутанная история… Ну, вот, я вижу, ты сердишься, — сказала она, заметив между его бровей знакомую складку. — Хорошо, я постараюсь в нескольких словах объяснить, в чем тут дело. Дело в том, что Игорь… словом, я познакомила его с моей подругой — помнишь, мы о ней говорили? — и между ними… завязался роман…

— Не слишком ли много романов у твоей подруги?

— Может быть, и слишком, но, милый, могу ли я ее осуждать? Она необычная девушка, у нее своя жизнь, я не могу вмешиваться… Видишь ли, у них поначалу все было хорошо, хотя временами они отчаянно ругались, и я боялась, что что-нибудь такое произойдет… Так и вышло. Они поссорились. Вернее, она порвала с ним. Он страшно переживал, даже плакал, ты представить себе не можешь…

— Ты его успокоила? — невинно спросил профессор.

— Да… немного привела его в чувство. А потом мы на его «тойоте» объездили полгорода, пока ее разыскали. И еще полдня уговаривали, чтобы она укротила свое упрямство и вернулась к нему. Правда, через полчаса после примирения они опять разругались, но на этот раз, кажется, не насмерть. Мне кажется, что для них любовь — как спорт, кто выиграет. В данном случае, она — явный лидер, а он, несомненно, попал к ней под каблук. Надолго ли? И мне-то каково от всего итого, представляешь? — ластясь к профессору, пожаловалась Аня.

— Да, непростая ситуация, — согласился профессор. — Но, извини пожалуйста, не кажется ли тебе, что слишком много чужих проблем падает на твои хрупкие плечи? Мало тебе своих?

— Хватает и своих, — вздохнула Аня. — Я об этом столько передумала… И, знаешь, что теперь мне кажется, что моя жизнь до того, как я встретила тебя, — во многом ошибка. Она была странная и суматошная, эта жизнь. Я надеялась, что стоит пожить у тебя — и эта странная жизнь уйдет в прошлое. Не тут-то было! Ты сам видишь — моя прежняя жизнь тянется за мной, как шлейф. И пока я ничего не могу с этим поделать, хотя по-настоящему мне нужен только ты. Только ты помог бы мне справиться… Слушай, увез бы ты меня куда-нибудь отсюда — на годик или два, а?

— Ладно, — сказал он, что-то соображая, — довольно об этом. Мы справимся с твоими проблемами. А теперь послушай меня, я все же хотел бы кое-что рассказать тебе о моей встрече с британскими коллегами… Кстати, я слышал, ты успешно изучаешь английский?

Глава 35

Весь вечер профессор демонстрировал Ане слайды с изображением афинского акрополя и Парфенона. На какое-то время ей передался благоговейный трепет перед священными руинами, но зрелище беспорядочно нагроможденных камне, полуразрушенных колонн и портиков в конце концов стало утомлять ее. Она стала даже чуть-чуть капризничать, особенно когда увидела слайд, где профессор и доцент Денисова были сняты рядышком, на фоне Эрехтейона. Аня заявила, что устала, хочет ужинать и спать.

Пока профессор готовился ко сну, Аня принялась разглядывать ту самую краснофигурную вазу, поворачивая ее, приглядываясь к рисункам и тихонько посмеиваясь. Потом, когда был погашен яркий свет и загорелся ночник, вернувшийся профессор нашел ее, уже раздетую, свернувшуюся клубочком, под одеялом. Почувствовав его прикосновение, змейка мгновенно выпрямилась и затрепетала, обвиваясь вокруг него.

Потом Аня, в новой для нее, чуть капризной манере, заявила, что хочет попробовать, «как на вазе».

Профессор, прекрасно знавший, что изображено на вазе, послушался ее. В этом новом для него положении он имел удовольствие созерцать ее стройную, выгнутую, с матовой кожей спину, белые круглые ягодицы. Не видя лица возлюбленной, он услышал продолжительный стон. Когда, обессиленные, они улеглись рядом, Аня тихонько засмеялась.

— О чем ты?

— Все вспоминаю краснофигурную вазу… Кто это вытворяет там эти штуки?

— Это Дионис, бог вина и веселья. В компании со своими менадами.

Ее смех зазвенел под самым его ухом.

— Что ты все смеешься?

— Знаешь, я представляла тебя в роли Диониса, когда ты принимаешь зачет у молоденьких студенток в коротких юбочках…

— У тебя богатое воображение.

— Не обижайся. Просто я никак не могу прийти в себя после… Я предложила это положение, чтобы заодно проверить себя… Не боюсь ли быть униженной в любви…

— И каков результат?

— Ничего не боюсь, ни чуточки. Когда я с тобой, мне всегда хорошо. Спи.

Глава 36

Макагонов вновь собирал весь цвет подведомственного ему учреждения у себя на даче — на этот раз не по поводу своего дня рождения, а чтобы встретить Рождество. Должно было прибыть высокое академическое начальство, кроме того, Макагонов пригласил несколько человек из вузов — тех, с кем хотели поддержать дружеские отношения. Он нашел возможность придать событию официальный характер — и, соответственно, отыскал богатых спонсоров. В итоге ожидался роскошный стол, обилие спиртного, был даже заказан небольшой еврейский оркестр.

В список избранных на этот раз вновь попал профессор Кленовский. Макагонов, конечно, узнал о его поездке в Грецию, и это возымело действие. Кроме того, Макагонов по-прежнему чувствовал нечто вроде вины за то, что случилось более года назад. Выдавая свои поступок едва ли не за дружескую услугу, он сам, очевидно, не считал ее таковой.

— Дружище, забудем старое, — говорил он по телефону, — мне тяжело переживать этот конфликт. Теперь, надеюсь, все стало на свои места? По крайней мере, я уже не стою между вами…

— Благодарю, все действительно стало на свои места, — сдержанно отвечал профессор. — И я даже благодарен тебе…

— Вот и прекрасно, — обрадовался Макагонов, даже не дослушав, почему профессор благодарен ему. — Рад, что у тебя все образовывается. Слышал о твоих успехах, поздравляю. Еще раз повторю, что я рад. И знаешь что? Твое возвращение следует отметить. Мы тут скромной академической компанией собираемся встретить Рождество. Присоединяйся. Серьезно, я тебя приглашаю. У меня на душе будет спокойнее, ей Богу, если ты придешь и выпьешь со мной мировую.

— Отчего бы не прийти, — все так же сдержанно говорил Кленовский. — Но есть одно обстоятельство… я не могу бросить даму…