Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта - Страница 38

Перед ее глазами прошли воспоминания о таких же сценах. Это были оргии, которые он видела во Дворе Чудес, прячась в старой лачуге Барнаби. Тогда она была ребенком, и такие сцены только удивляли и смутно волновали ее. Но сейчас она была потрясена и с отвращением почувствовала, что они возбуждали в ней странное желание.

Женщина, которая пела до этого, затянула новую песню, и при хриплом, низком звуке ее голоса Катрин снова широко открыла глаза. Эта женщина, одетая в огненное атласное платье, с золотыми блестками в волосах, сидела, окруженная толпой мужчин, в дальнем конце комнаты. Ей аккомпанировал склонившийся над ней лютнист. Она пела с закрытыми глазами, обхватив руками колени. Катрин вздрогнула от удивления, узнав ее. Действительно, в эту ночь она сделала много открытий. Женщина была Сара.

Она не заметила Катрин, но если бы даже и заметила, то вряд ли что изменилось бы, так как она была пьяна. Но не вином, а совсем другим опьянением. Глоток же вина был только проводником, с которым цыганка могла покинуть этот мир повседневности и вернуться душой к далекой дикой жизни в таборе. Катрин слушала с восторгом. Сара часто напевала ей колыбельные песни, особенно в начале их переселения в Бургундию, но никогда ее голос не был таким хрипло-страстным и таким невыносимо печальным…

Катрин видела перед собой не погруженную в транс женщину, а молодую дикарку прежних дней, дитя, родившееся в караване кочевников, по пути из далекой Азии. Только черты лица напоминали ее компаньонку и друга. Она не удивилась, открыв секрет периодических исчезновений Сары, не потрясло ее и то, что она нашла ее в этом непристойном месте, где та укрощала людей Жако-этих грубых животных с человеческими лицами – волшебством своего голоса.

Мужская фигура возникла между ней и певицей. Это был высокий бледный человек, такой белолицый, будто кожа его обесцветилась от долгого пребывания под водой. Однажды, много лет назад, Катрин видела утопленника, вытащенного из Оша. Незнакомец, появившийся перед ней, выглядел так же, и это впечатление усиливали тусклые зеленоватые глаза. Тяжелые, опущенные, как у черепахи, веки прикрывали эти внушающие тревогу и страх глаза. Короткая, просторная, мышиного цвета одежда болталась вокруг его костлявого тела, на котором кожа висела, будто сырая тряпка. Его замедленные жесты лунатика усиливали впечатление призрака.

– Кто это? спросил он, указывая белым костлявым. пальцем на Катрин.

Внешность Диманша-Мясника ненамного выиграла от света свечи, которая осветила лицо в оспинах и красный рубец от клейма палача на щеке.

– Дикая козочка, которую мы нашли на улице. Она говорит, что хочет видеть тебя. Жако, – ответил он. Длинные извилистые бесцветные губы Короля Ракушек вытянулись еще больше в гримасу, которую можно было бы назвать улыбкой. Он потрепал Катрин за подбородок.

– Хорошенькая! – одобрительно воскликнул он. – Неужели моя репутация сердцееда привела тебя сюда, моя прелесть?

– Нет, – ответила Катрин твердо. Постепенно выдержка и спокойствие вернулись к ней. – Я здесь потому, что мне нужно увидеть Барнаби. Он сказал, что если он мне когда-нибудь понадобится, то я смогу найти его у тебя. А он мне сейчас нужен!

Неприятный блеск, на мгновение появившийся в глазах Жако, погас, как только опустились его тяжелые веки. Безобразный, скрюченный маленький Жеан-Толстосум, сняв рваную фетровую шляпу и поправив рыжие спутанные волосы, бросил быстрый взгляд на Катрин.

– Теперь я знаю, кто ты… Ты племянница этого осла Матье Готрэна, прекрасная Катрин… чистейшая девственница во всей Бургундии! Теперь я не жалею, что ты выскользнула из моих рук, потому что ты предназначена для более великого человека, чем я. Если бы я тронул тебя, я рисковал бы шеей…

Выразительный жест сопровождал последние слова маленького человечка. Катрин с удивлением отметила, что несмотря на нервный тик, который исказил его лицо, оно имело тонкие черты и красивые глаза.

– Рисковал шеей? – спросила она с неподдельным удивлением. – Почему?

– Потому, что герцог хочет оставить тебя для себя, и ты будешь принадлежать ему. И все же, хотя это и ясно, как божий день, надо было мне, пожалуй, уступить своим желаниям. Сначала ты, потом виселица! Чудесный способ укоротить жизнь! Но ты, право, стоишь того!

Жако де ла-Мер счел, что разговор затягивается. Его рука медленно опустилась на плечо Катрин.

– Если ты хочешь увидеть Барнаби, поднимись по лестнице. Он на чердаке, на самом верху дома. Лежит в постели после падения на Гентской дороге три дня назад. Тебе будет нелегко с ним говорить, так как он, должно быть, мертвецки пьян. Вино – единственное лекарство, в которое он верит.

Следуя указанию руки хозяина дома, Катрин стала подниматься по лестнице. Проходя мимо Сары, она задела цыганку своим платьем, но глаза той были закрыты, и она пела. Исторгая песню из глубин сердца, погрузившись в свои внутренний мир, за тысячи миль от воровского притона.

Чердак был закрыт шаткой дверью из грубых досок. Сквозь нее пробивался свет свечей. Катрин без труда открыла дверь: достаточно было просто толкнуть ее, – но проем был настолько низким, что нужно было согнуться почти вдвое, чтобы пройти. Она очутилась в темной, без окон комнате под круглыми скатами крыши. Соломенный тюфяк был брошен под массивной балкой, и на нем лежал Барнаби. Рядом с ним стоял кувшин с вином, в оловянной плошке трещала неприятно пахнущая сальная свеча. Лицо Барнаби раскраснелось, но он не был пьян. С удивлением он смотрел на Катрин.

– Ты? Что ты здесь делаешь… моя голубка? И в такое время ночи?

Он приподнялся и целомудренно натянул рваную рубашку на грудь, покрытую седыми волосами.

– Барнаби, мне нужна твоя помощь, поэтому я и нашла тебя, как ты мне велел, – сказала Катрин, садясь в ногах Барнаби на матрац, сквозь дыры которого торчала солома. – Ты ранен? – спросила она, глядя на грязную повязку у него на лбу, запачканную бальзамом и пятнами крови.

Он безразлично пожал плечами.

– Пустяки. Один грубиян стукнул меня лопатой, потому что я хотел пересчитать его сбережения. Уже почти зажило.

– Ты никогда не изменишься! – воскликнула со вздохом Катрин. Она не возмутилась и не удивилась признанию. Возможно, веселый блеск в глазах друга делал все его слова вполне безобидными и даже забавными. Для Катрин не имело значения то, что Барнаби был вором, если не сказать хуже. Он был ее другом, и это главное. Он мог делать все, что заблагорассудится. Однако, чтобы успокоить свою совесть, она попыталась предостеречь его:

– Если ты не будешь осторожным, то однажды попадешь с петлей на шее на Моримон к мэтру Бленьи.

Беззаботно махнув рукой, Барнаби отогнал эту неприятную картину. Он сделал большой глоток вина, поставил кувшин, вытер рот рукавом и поуютнее зарылся в свое тряпье.

– Ну, а теперь – выкладывай… скажи, что привело тебя сюда? Хотя я думаю, что и так знаю!

– Знаешь? – спросила Катрин с искренним удивлением.

– Я знаю вот что. Герцог Филипп приказал тебе выйти замуж за Гарэна де Брази. И для того, чтобы уговорить этого богатого господина взять в жены племянницу некоего Матье Готрэна, торговца, он дал за тобой большое приданое. Герцог Филипп всегда знает, чего хочет…

Выразительные глаза Катрин округлились и стали как блюдца. У Барнаби была манера налагать все сухо, как само собой разумеющееся, как будто для нищего было совершенно естественным знать, что происходит в королевском дворце.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она, заикаясь.

– Знаю, и все. И еще. Ты должна понимать, что если герцог и хочет выдать тебя замуж, то только потому, что в таком городе, как наш, где буржуа имеют власть, лучше, чтобы его любовница была замужняя женщина, а не девушка. Герцог благоразумный человек и всегда знает, как повернуть ситуацию в свою пользу.

– Я не понимаю только одного, – произнесла Катрин, – мессир де Брази не похож на человека, который добровольно станет рогоносцем.

Это была истинная правда, и Барнаби поразился ее логике. Он почесал голову и скривился.