Мрак остаeтся - Энтони Марк - Страница 23

Таркис отпрянул на шаг.

— Нет-нет, грозный рыцарь, я не услышал ни слова. Не нужно сворачивать шею бедному шуту. Но я знаю кое-что, правда. Не понимаю, как, но иногда они сами мне являются. Они являются мне и сейчас.

Дарж опустил кулаки. Что-то изменилось в шуте у него на глазах. С губ Таркиса куда-то слетела улыбка сумасшедшего, а блуждающие глаза стали какими-то отстраненными.

— Что ты хочешь сказать, шут? Как ты обо всем узнаешь? Таркис всем своим костлявым телом прижался к каменной стене.

— Думаю… думаю, это часть того, что со мной сделали. — Он облизнул губы и перешел на шепот. — Так много всего… Все в порядке. Я все вижу. Глаза… глаза в листве деревьев, и тени… Они тянутся ко мне. Я падаю, а моя лошадь бежит, и я бегу… Но тени быстрее мня. Они хватают меня.

Дарж изумленно уставился на шута. До него смутно стало доходить, что Таркис перестал говорить стихами. Шут обхватил голову костлявыми руками.

— Слишком много, слишком много… Я вижу все, что произошло, но все разбито на куски, подобно тысячам зеркальных осколков, которые я не могу сложить вместе. Только стихи… только стихи имеют смысл. Только они важны. Тени в моей голове…

Таркис цепенел, его рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Дарж немного помешкал, затем протянул к нему руки.

Костлявая ладонь оттолкнула его. Шут, кувыркнувшись, отпрыгнул назад. Косые глаза вновь засияли, на лицо вернулась прежняя ухмылка.

— Не поймаешь, мой дрожащий от старости рыцарь, ибо я намного легче и проворнее тебя.

Выражение лица шута изменилось лишь на одно короткое мгновение. Он стал больше похож на маленького испуганного ребенка, чем на взрослого безумного проказника. Но что бы там ни произошло, этот момент уже в прошлом, и Дарж достаточно натерпелся.

— Я раздавлю тебя, шут, если ты не уберешься немедленно прочь!

Дарж бросился вперед, и Таркису пришлось подпрыгнуть, чтобы действительно не быть вдавленным в каменный пол. Когда шут приземлился за его спиной, раздалось нестройное бренчание, но рыцарь не останавливался. Таркис позвал его пронзительным голосом:

Слова безумца растаяли в пыльном воздухе, но Дарж не повернулся, не стал отвечать и побрел дальше по коридору.

События трех дней между первым собранием Верховного Шабаша и Первым колдовством, когда колдуньи плетут новый узор до следующего собрания, позволили Лирит позабыть о своих снах. А также о путанице, которую она мельком узрела в Паутине жизни.

Это был второй в ее жизни Верховный Шабаш. Первый состоялся семь лет назад в замке барона Дартуса в южной Толории. В тамошних местах поговаривали, будто старому барону было прекрасно известно, что его молодая жена — колдунья. Его даже радовало это обстоятельство, поскольку приготовленный ею отвар заново подарил его чреслам былую мужскую силу. Это произошло весной того года, когда Лирит исполнилось двадцать зим. Минул лишь месяц с тех пор, как она бежала из вольного города Коранта и босиком, стирая в кровь ноги, отправилась в Толорию, так ни разу и не обернувшись назад.

На Верховном Шабаше она была скорее бессловесной мышкой, чем послушницей, маленькой серой мышкой с широко открытыми глазами. Зажатая в угол, она наблюдала за всеми этими женщинами, наделенными могучей силой, за тем, как они коварно следят друг за дружкой. Но Лирит старалась на все обращать внимание, все запоминала, всему училась.

Прошел год, и вскоре она привлекла внимание лорда Беренда Арафельского, одного из графов барона Дартуса. Через шесть месяцев они обвенчались.

Когда спустя немногим больше года Беренд умер, появились слухи — большей частью их распускала его сестра, — что причиной этой трагедии явилось снадобье, приготовленное Лирит. Тем не менее, хотя она действительно привлекла к себе внимание Беренда, используя кое-какие заклинания — что правда, то правда, — но полюбил он ее не из-за магии и не из-за магии умер. Хотя Лирит и не могла сказать, что искренне отвечала на любовь графа, она чувствовала привязанность к нему и никогда не смогла бы причинить ему вред.

После смерти Беренда его сестра подала прошение королеве Иволейне о присуждении ей права владения поместьем, но королева ей отказала, и Лирит осталась графиней. После того как сестра графа последовала за братом в могилу следующей зимой — все предки графа отличались слабым, больным сердцем, — никто, кажется, и не вспоминал, что происхождение Лирит не соответствовало этому положению. Она правила несколько лет, и подданные обожали ее.

Затем, два года назад, когда королева Иволейна вызвала ее в Ар-Толор, Лирит охотно приняла приглашение. Она оставила заботу о поместье племяннику Беренда, и сестра графа наконец получила то, о чем мечтала. Только теперь она не могла насладиться этим, поскольку ее больше не было в живых, как всегда и случается с теми, кого поглощает желание.

С тех самых пор Лирит почти и не вспоминала о графе Беренде и их поместье в южной Толории. Ее место было здесь, в Ар-Толоре, на службе у Королевы Колдуний.

И на этот раз Лирит вовсе не пряталась по углам. Наоборот, она искала колдуний, представлявших для нее наибольший интерес, с кем можно было поговорить о практических знаниях трав, искусстве заклинания и способах прикосновений к Паутине жизни и плетении из нее новых узоров.

Все те, к кому она подходила, были старейшими из колдуний. Именно они хранили тайные знания и древние секреты. Однако Лирит сразу заметила, что она — одна из немногих молодых колдуний, разыскивающих старших сестер и вступавших в разговоры с ними.

— Я не хочу знать то, что знают они, — фыркнула Нонна, колдунья из доминиона Брелегонд. — Они такие мерзкие.