Собачий принц - Эллиот Кейт - Страница 12

Послышался короткий щелчок, затем что-то просвистело, и тут же раздался вопль. Она не двигалась, не смела повернуть голову. Подавив всхлип, она вцепилась руками в лук. Дозорные напали на Эйка, и рядом с ней завязался бой.

«Не убегай, — учил ее Матиас. — Если ты побежишь, они тебя увидят». Кроме того, если она побежит, то потеряет эту луковую опушку.

Кто-то вскрикнул. Ветви затрещали, что-то тяжелое ударилось оземь так близко, что она почувствовала, как земля сотряслась под ее коленками. Звук стрелы, вонзившейся в дерево. Звон металла о металл. Выкрики, треск, топот множества ног.

Ругань.

Потом закричали сразу несколько голосов, пробежали несколько человек, раздались удары о землю или о какой-то предмет.

Тишина.

Она не осмеливалась поднять голову. Какая-то жидкость закапала на землю около ее левой руки, образовав лужицу и намочив мизинец. Она жгла, как укус пчелы. Девочка медленно подняла голову и бросила взгляд через плечо.

На нее неподвижно уставились глаза. Рот открылся в смертной гримасе, обнажив два ряда острых зубов. Ее захлестнула волна ужаса. Но тело оставалось неподвижным: сказывалась тренировка. Переведя дух, она поняла, что Эйка мертв, убит, он упал почти на нее.

Она услышала разговоры дозорных лесников.

— Я видел только двоих.

— Они гуляют по двое.

— А почему они без собак?

— О боже, ты видел хоть раз их собак? Иди с такой собакой, и за милю будет ясно, где ты. Они никогда не ходят в разведку с собаками. Для нас это и лучше. Бьюсь об заклад, их собак труднее убить, чем самих чертовых дикарей.

— Что мы с этими двумя будем делать?

— Оставим личинкам и мухам, если они будут это есть. Дрожа, она выпрямилась, вытирая пальцы, запачканные зеленоватой жидкостью, сочащейся из пронзенного стрелой горла Эйка. Ей еще надо было собрать урожай. Лук легко вынимался из земли, но ее била дрожь, хотя она знала, что Эйка не причинит ей вреда.

— Ух ты! Это что?

Анна услышала треск кустов и увидела две головы, повернутые в ее сторону.

— Да я тебя знаю! — воскликнул один из них. — Ты сбежала из Гента этим летом. — Он не спрашивал, что она делает, он это сам видел. — Да ты же была на волосок от гибели! Лучше бы тебе сидеть дома, дитя. — Он кивнул товарищу, и тот пошел дальше. — Что ты там нашла?

— Лук, — сказала она, вдруг испугавшись, что он отнимет ее находку.

Но он просто кивнул, вытащил из-за пояса выкрашенную палку и воткнул рядом с деревом, чтобы пометить место.

— Не рви весь. А то вечная проблема с вами: подбираете все вчистую и не оставляете ничего на следующий год. Ему же надо чем-то размножаться.

Анна смотрела на лесника, ожидая, что он будет делать. Он вздохнул и отступил.

— Нет, нет. Ничего я у тебя не возьму. Нам здесь лучше живется, чем вам, сиротам, там у деревни. Гизела — тетка хитрая, хозяйственная. Она бы всех вас прибрала к рукам, если бы места было больше. Давай, крошка, давай.

Анна вскочила и побежала, прижимая драгоценный лук к себе. Отбежав подальше, она остановилась, подобрала подол юбки, положила туда лук и один конец подоткнула под пояс, смастерив подобие мешка. Она посмотрела в небо сквозь листву, нависавшую над головой. Было довольно жарко, хотя не душно. Полдень давно прошел, пора возвращаться, чтобы не захватила темнота. Она намотала на плечо платок, сделав петлю. Привычными движениями Анна собирала топливо. Все сухое, легкое, валяющееся на поверхности.

Нагруженная, она вернулась домой к вечеру. Проходя через лагерь, девочка прикрыла лук хворостом, чтобы скрыть драгоценную находку от посторонних взглядов. Она направилась к кожевенной мастерской. На этом месте раньше тоже рос лес, принадлежавший госпоже Гизеле, хозяйке Стелесхейма. Теперь из земли торчали одни пни. Козы объели последние листочки, зелень виднелась лишь на огороженных участках, за прочными заборами. Пробившиеся всходы тут же уничтожались цыплятами или гусями. Ни одной палки не валялось на участке — все отправлялось в огонь кухонных плит и печек, в костры. Когда шел дождь, тропа превращалась в грязную реку, разливавшуюся между хижинами и сараями.

Здесь, в Стелесхейме, прошлой весной осели многие беженцы из Гента. Новости о спасшихся сиротах вызвали интерес людей, живущих к западу от владений госпожи Гизелы. Около трети детей уже переселились из Стелесхейма; кое-кто попал в хорошие условия, кому-то, без сомнения, не повезло.

Но сотни людей оставались здесь. Большинству некуда было податься. Одни не хотели удаляться от Гента, другие были слишком слабы, чтобы двигаться дальше. Даже неудовольствие госпожи Гизелы не могло заставить их покинуть Стелесхейм.

В этот лагерь Матиас и Анна попали во второй половине лета. Матиасу повезло, он выменял информацию о Генте на работу в кожевенной мастерской, расположенной сразу за палисадом деревни, рядом с растущим лагерем.

Сейчас, с наступлением жары, обычной для позднего лета, самым слабым приходилось туго. Некоторые ведуньи называли это порчей, наведенной вражескими прихвостнями, другие считали это влиянием заклятия, наложенного самим чародеем Эйка, третьи же обвиняли в происходящем тайно присутствующих в лагере малефакторов — злых колдунов. Каждый день небольшие группы отчаявшихся покидали лагерь, чтобы поискать счастья где-нибудь еще. Но народу не становилось меньше, поскольку из окрестных деревень, расположенных в бассейне и вдоль русла реки Везер, постоянно прибывали люди.

Анна и Матиас спали в сарае кожевенной мастерской, за навесами для сушки шкур. Болезнь пока обходила мастерскую стороной. У них были сидр, хлеб и яйца каждый день, и Анна полагала, что вонь дубилен отгоняет злых духов.

Торопясь пройти через лагерь, она молилась, чтобы острый запах земли и лука не обнаружил ее находку. Она не спасла бы драгоценный лук, если бы кто-то попытался его отобрать.

— Усаживайтесь, дети. Садитесь, садитесь. Голос мой, увы, не тот, что был, но, если вы не будете болтать, я расскажу вам историю о Хелен.

Анна остановилась, хотя понимала, что надо торопиться к Матиасу. Опираясь на толстую палку, мимо нее прошаркал старик и тяжело уселся на колченогую табуретку, подставленную ему девочкой. Множество детей окружили его, подняв вверх худые лица. Она узнала его и этих детей. Они тоже были беженцами из Гента, спасшимися от Эйка. Старших детей здесь не было. Они, как и Матиас, приняли на себя обязанности взрослых или были взяты в семьи фермеров с запада. Они работали у кожевников и оружейников, кузнецов и лесорубов, помогали строить хижины, сеяли и пахали землю, носили воду из реки. Дети возраста Анны и чуть младше присматривали за самыми маленькими, матери которых работали целыми днями за пищу и кров.

Старик этот был почетным гостем во дворце мэра Гента, он поэт, привыкший петь для важных господ, — так он утверждал во всяком случае. Но если это было так, то почему мэр Гента не взял его с собой, когда выторговал у госпожи Гизелы за часть своего спасенного из Гента состояния местечко за частоколом Стелесхейма? Старик остался совсем один. Работать он был уже не в состоянии и рассказывал сказки в надежде получить корку хлеба и глоток сидра.

Он прочистил горло, чтобы начать рассказ. Голос его оказался мощнее, чем можно было ожидать, судя по его дряхлому виду.

— Это повесть о войне и о женщине. Обреченная на изгнание не единожды, но дважды, сначала из родного, любимого Лассадемона, затем из второго дома, красновратого Илиоса, спасалась она от гнева жестокой Мок, величественной Королевы Неба. Много претерпела она под ярмом ярости этой великой королевы. Высокие небеса возжелали, чтобы долгой тропой приключений пустилась она. Но все ж удалось ей воздвигнуть свой город, и выросли стены высокие славной империи Дарья.

Хотя поэт увлекся и воспарил было над аудиторией, но все-таки за реакцией публики следил и заметил ее беспокойство. Тогда он оставил высокий стиль и продолжил спокойнее и проще:

— Хелен была наследницей престола в Лассадемоне. И только она вступила в права наследства, как появились злодеи, захотевшие отнять у нее трон. И вот уже жестокий Мерной и брат его Менлос ввели свои ужасные армии в мирную страну и заставили бедную Хелен сочетаться браком с гнусным Менлосом.