Ловушка для Катрин - Бенцони Жюльетта - Страница 4

Застывший взгляд Катрин остановился на нескольких всадниках, неподвижно стоявших по другую сторону рва и глядевших на стену. Один из них, самый старый, опережал остальных на несколько шагов. Узнав хозяйку, он начал ухмыляться.

– Что же вы, госпожа Катрин! – крикнул он. – Вот оно, ваше гостеприимство? С какой стати, приехав к вам с моими сыновьями как добрые друзья, мы находим ворота запертыми, а на стенах вашу деревенщину?

– Беро д'Апшье! Добрые друзья не приезжают с бандой, которая грабит, сжигает и убивает. Открывшись для вас и ваших сыновей, ворота Монсальви останутся закрытыми перед вашими солдафонами. Хоть раз будьте откровенны: зачем вы приехали сюда?

Человек начал смеяться, и Катрин подумала, что жеводанский волк не зря получил свое прозвище. Несмотря на свой возраст, долгие конные переезды, тяжелую посадку в седле и ссутулившуюся спину, он обладал еще медвежьей силой. Грузный на своем боевом коне, Беро гораздо более походил на бандита, чем на сеньора из хорошего рода, каким на самом деле являлся. Открытое забрало его шлема позволяло видеть его костистое лицо, длинный подбородок, заросший серой щетиной, придававшей почтенному отцу семейства Апшье вид старой рыси. Неопределенного цвета никогда не мигающие глаза, глубоко сидящие в орбитах, багровое лицо, покрытое грязью, как тонкой сеткой, и фиолетового оттенка отвисшая губа, обнажавшая скопление гнилых пеньков во рту, – все это было отталкивающе уродливо.

За ним вытянулись в ряд трое других всадников: его сыновья и его бастард. Сыновья – Жан и Франсуа – казались более юными копиями отца: та же страшная сила, те же лица хитрых волков, но зрачки горели, как угли, а полные губы были цвета свежей крови. Бастард Гонне был плодом чудовищного преступления. Его мать, хрупкая монашка, была изнасилована в объятом пламенем монастыре, затем ее увезли в баронский замок, где она служила потехой до самой своей смерти. Там и родился Гонне, в котором были немного притушены дикие черты его сводных братьев. Его волосы были светлее, он был более тонок, более раскован, но хитрость, как маска, приклеилась к тонким чертам, а в его бледных глазах тускло мерцал серо-зеленый отблеск болотной тины. Он был без каски, и его светлые волосы развевались на вечернем ветру. Он не носил шпаги, так как не был царем, но с луки его седла свешивались топор лесоруба и… только что отрезанная человеческая голова, на которую Катрин не решалась смотреть из боязни узнать знакомые черты.

Так как ответа не последовало, она повторила вопрос:

– Я жду! Зачем вы пожаловали?

Старик засмеялся, вытер нос раструбом перчатки и прокричал:

– Мы только просим, милая госпожа, разрешения проехать! Разве вы не госпожа и хранительница дороги, ведущей на Антрэйг и Конк? Каждый день путешественники едут через Монсальви и платят дорожную пошлину. Почему вы нам отказываете?

– Да, путешественники проезжают, правда, днем, а не ночью, но вооруженное войско никогда не получит разрешения проехать через наш город. Если вам нужно в Антрэйг, можете ехать долиной.

– Чтобы переломать кости наших лошадей? Покорно благодарен! Мы предпочитаем проехать через Монсальви. А может быть, и остановиться ненадолго. Мы выдохлись, умираем от голода. Вы что же, не можете оказать прием христианам?

– У христиан не бывает такой поклажи, – крикнула хозяйка замка, указывая пальцем на чудовищный трофей Гонне. – Так что поезжайте своей дорогой, Беро д'Апшье. На этом пути нечего уже грабить и жечь!

– Да, мало что осталось, – подтвердил Беро. – И таков ваш прием, госпожа Катрин? Еще совсем недавно ваш супруг нас принимал намного лучше.

– Он был не прав. Уезжайте! Монсальви не открывает ворот, когда сеньора нет дома! И вы это отлично знали, в противном случае вас не было бы здесь, не так ли?

– Конечно же, мы это знаем. За вашими стенами нет никого, кроме монахов, стариков и детей. Вам нужны мужчины, и я предлагаю вам свое покровительство.

Вокруг Катрин поднялся сильный ропот.

– Посмотрись в зеркало, Беро! – кричали женщины. – Уж не принимаешь ли ты себя за юнца? У нас еще остались мужчины получше и половчее тебя!

Старый Беро поднялся на стременах и в бешеной злобе выдал истинные причины своего нашествия.

– И все-таки я войду к вам, вы, орущие свиньи, и перережу вас всех в вашем свинарнике. Я хочу этот город, и я его получу, как получу, Катрин, тебя, бургундская шлюха! А когда этот напыщенный осел Арно вернется со своих военных прогулок, он найдет ворота запертыми, а свою жену – в моей кровати! Если только она мне еще будет нужна после того, как пройдется по рукам моих людей! Ты спрашивала, что мне здесь нужно, Катрин? Я тебе отвечу: сначала твое золото, а потом ты сама!

– Мое золото, говоришь ты? Какое золото?

– Ладно, моя красавица, не строй из себя невинность! Большой неосторожностью был ваш праздник по случаю крестин твоей дочери Изабеллы. Великолепно было принять старую королеву и коннетабля, но нам это дало возможность оценить богатство твоего замка. Ах! Как великолепны все эти ваши ковры, шелковое белье, большие буфеты, забитые золотой и серебряной посудой! Ей-богу, я хочу свою долю.

– По какому праву?

– По праву сильнейшего, черт возьми! Если бы ты знала мою башню в Апшье, то поняла бы, что мне необходимо обновить обстановку. Но особенно мне нужна кровать, большая кровать, мягкая, теплая, с хорошенькой блондинкой, чтобы меня согревать.

Жителям Монсальви этого было достаточно. Катрин не успела открыть рот, как лучники уже натягивали тетиву. Быстрый, как молния, аббат Бернар вскочил на стену. Он понял, что надо продолжать тянуть время, смерть старого Беро ничего не решит.

– Не стреляйте! – крикнул он. – Еще не пришло время! Не теряйте хладнокровия, ведь этот человек только того и ждет! А ты, Беро д'Апшье, перестань оскорблять Бога и людей! Даже в Жеводане известно, что земля эта принадлежит церкви и графскому фьеру. Это место – двойное пристанище, и кто осмелится посягнуть на него, посягнет на истинного сюзерена – самого Бога.

– У меня достаточно времени устроить свои дела с Богом, монах. Когда я заполучу эту землю, я сделаю Богу отличный подарок из того золота, что найду здесь. У меня есть очень покладистый капеллан: три «Отче», три «Радуйся», полдюжины месс, и он сделает меня белее ягненка, даже если я выпотрошу все это крысиное гнездо.

– Тебе уже было сказано, что здесь нет золота. Мессир Арно, уходя, унес с собой все имевшиеся в замке деньги…

– Я довольствуюсь обстановкой, – проговорил упрямец Апшье. – А потом, скоро весна. Скоро по этой дороге будут проходить целые стаи торговцев на южные ярмарки, и толпы паломников будут стекаться по дороге на Конк и в Испанию. Вы же собираете пошлину? А пошлина – прибыльное дело!

Да, этот бандит приехал не так, как остальные, – ограбить, сжечь и исчезнуть; он пришел обосноваться здесь и требовать огромный выкуп с тех, кто путешествует между верхней Овернью, долиной Лот и богатейшими южными землями – в Монсальви сходились все самые важные дороги!

Приступ гнева вытолкнул аббата на стену.

– Ты забыл только об одном, негодяй: о сеньоре этих мест! Даже если тебе удастся нас победить, даже если ты овладеешь городом, да не допустит этого Господь, знай, что рано или поздно Арно де Монсальви вернется. Его рука тяжелее твоей, и тогда уже ничто не спасет тебя от его мести. Помни, что его любит король, а коннетабль – наш друг.

– Возможно! Если он вернется! Но только что-то подсказывает мне… он не вернется. Итак, тем более нам следует все уладить немедленно…

– Что ты сказал?

Голос Катрин захлебнулся в крике, переходящем в рыдания. Аббат сжал ее руку и прошептал:

– Успокойтесь! Не подавайте вида, что придаете значение его словам! Ему только нужно вывести вас из равновесия, чтобы вы допустили какую-нибудь глупость. Впрочем, спорить уже невозможно.

И в самом деле, настоящий шквал возмущения огласил окрестности, на бандитов обрушился град камней, под которыми они вынуждены были отступить.