Королевский дракон - Эллиот Кейт - Страница 21

Сама не сознавая того, девушка надеялась, что отец вернется, что на самом деле он не умер и что чудом спасет ее. Странная звезда появилась в ночь, когда он умер. Предвестница смерти… Теперь она понимала, что отец именно об этом и думал. Когда звезда погасла, погасла и ее надежда. Он был мертв. Ушел. Через семь сфер — в Покои Света. Он не вернется. А она… Она осталась одна.

Лиат собирала для сада опавшие листья и навоз, удобрения к будущему году, когда появился Хью. Он шел из конюшни, ведя за собой пегую кобылу. Посмотрел на Лиат, но ничего не сказал и, казалось, был доволен ее работой. Закончив, Лиат остановилась, оперлась на лопату и спокойно посмотрела на него.

Отчего-то довольный собой, Хью улыбнулся:

— Меня не будет двенадцать дней. Мне нужно на север, во Фрилас, узнать у епископа новости и отслужить службы в городках. Пока я отсутствую, еду будешь брать в харчевне. А когда вернусь, отпразднуем вместе Успение.

Лиат кивнула в знак согласия. Он уже ездил во Фрилас шесть недель назад, и восемь дней его отсутствия были для нее большой радостью. Что-то в выражении лица, должно быть, выдало ее мысли. Он отпустил поводья, подошел к ней ближе, поднял свою чистую белую руку и огладил ее спутанные волосы, а затем, когда она онемела от прикосновения, ее лицо.

— Вот еще что, — сказал Хью, возвращаясь к лошади. Выказывая мастерство, грациозно вскочил на лошадь и, пристально, свысока посмотрев на Лиат, продолжил: — Прими ванну. В сундуке найдешь нижнее белье и красивое платье, хочу, чтобы ты была так одета во время праздника.

Он натянул поводья и поехал по дороге на север, в сторону леса. Странно: поверх своей священнической рясы, накинутой на дворянское платье (кафтана и рейтуз), Хью надел перевязь с мечом.

Лиат закончила еще пять грядок и отправилась на кухню, вымыла лицо и руки. Вода из колодца была холодной и день за днем становилась холоднее. Лето сменяла осень. Что ж, лето прошло для нее сравнительно легко. Но по ночам становилось зябко. Прошлой ночью она обрадовалась, когда боров Троттер привалился большой теплой тушей к тонкой перегородке, отделявшей ее сухую соломенную постель от загона со свиньями.

Лиат вздохнула и вытерла руки о тунику, затем развела огонь под котлом с остывшей кашей. Здесь было даже жарко. Маленькая кухня размещалась в пяти шагах от беспорядочно расположенных домов, много лет назад построенных вокруг часовни. Центральное здание было построено, как говорили, священником из королевства Аоста. Он не привык к холодным зимам, тщательно законопатил деревянный сруб, и тот великолепно удерживал тепло. Этим летом в свинарнике было куда комфортнее, чем у Хью в келье.

Она чихнула, смахнула клочок сена с лица и вышла на улицу. Солнце садилось за лесом, золотой и огненно-красный цвет листвы причудливо смешался с зеленым цветом хвойных деревьев. Хью ездил в ту сторону довольно часто, навещая больных, умирающих и отшельников, которые общению с людьми предпочитали незамысловатый комфорт святой жизни. Но поездки длились не дольше дня. Когда он в тот раз ездил во Фрилас, девушка не осмелилась куда-либо пойти или что-то сделать, слишком была уверена, что все эти восемь дней он просто скрывался от нее, пытаясь подловить. В этот раз, вероятно, стоило попытаться добраться туда, где Ханна спрятала книгу.

О книге она думала постоянно. Хоть Хью ни разу не обмолвился о ней за все это длинное лето, она знала, что и он думает о том же. Лиат чувствовала это в его взгляде, в манере касаться других книг в ее присутствии, как бы напоминая о тайне, которую она должна раскрыть.

Несвободные люди различают разные степени свободы. Хью принадлежало ее тело. Но не разум и душа. Бросив последний взгляд на дорогу, ведущую на север, она направилась на запад, к заросшим лесом холмам.

Стояло бабье лето. Оставив позади себя церковь, часовню, свинарник, кухню и огород, она почувствовала, что тяжкий груз свалился с плеч. Тягостное присутствие Хью, все, что напоминало ей о потерянной свободе, исчезло. Сейчас она была свободна. Отец бы заплакал, увидев все это. Если бы знал, что к рабству ее привело лишь его недомыслие. Бедный отец… Она заплакала.

Запела птица. Белка защелкала и вскочила на ветку. Ковер из опавших листьев смягчал ее поступь. Лиат стала тихонько напевать. Сначала голос ее был низок и хрипел, но незаметно обрел уверенность. Она пела древнюю песню, которой научила ее мать. Слова, значения которых она не знала, складывались в сладкозвучный ритм, создавая необычную мелодию. Она хорошо знала даррийский и догадывалась, что слова эти из песен давно умершей империи — и корни их в даррийском.

— Лиат! — раздался женский голос.

Она обмерла:

— Ханна?

Позади хрустнула ветка. Должно быть, под лапой какого-то животного, но, обернувшись, Лиат ничего не увидела. Ветер или воображение… Очередное неясное воспоминание о мамином голосе. Вот и все. Она продолжила путь.

Дойдя до поляны, где рос огромный древний дуб, девушка остановилась и долго, сосредоточенно смотрела. Пела птица, повторяя свою песенку из пяти нот. В отдалении раздавался звук топора, кто-то запасался дровами. Ничего больше. Она была одна.

Со дня смерти отца прошло немало времени, но книга сохранилась в ее уме так четко, что пальцы, казалось, помнили на ощупь переплет и бумагу каждой ее части. Ибо «Книгу тайн» составляли три разных тома, переплетенные вместе.

Первый был из пергамента и написан по-даррийски, на языке нынешней церкви и той древней империи, ведущей начало из города Дарр, что был далеко на юге и где сейчас находились госпожа-иерарх и Гробница Владычицы. Исключая первые три страницы, книга была написана рукой отца, а ближе к концу и ее рукой. Длинное и достаточно запутанное изложение знаний, полученных за годы занятий математикой. Цитаты, собранные из множества книг, ибо отец за годы странствий посетил множество библиотек и в каждой искал то, что нужно было ему. И хотя она не запомнила всего, но какие-то обрывки в памяти сохранились, словно золотые рыбки, выпрыгивавшие на поверхность:

«Астрономия занимается круговоротом небес, восходом и заходом созвездий, их движениями и именами, орбитами звезд и планет, Солнца и Луны, законами, управляющими всеми их движениями и их изменениями…

Но математики ищут секреты небес даже за пределами этих законов, ибо движения эти будят силы, используемые магией…

Так и море чудесным образом повинуется кругу Луны. Они товарищи в своем росте и убывании…

В месяц новарьян позвони в колокольчик для Вигилий, когда увидишь, что восходит Арктос, затем без запинки следует пропеть тридцать псалмов…

Не вздумай бриться, когда Луна вблизи Дома Сокола…

Таким образом, когда Атурна и Эрекес противостоят друг другу, демоны седьмой сферы могут спускаться сюда через вторую сферу, и если Луна полна, ее власть подчинит их узам твоего заклятия…»

Третья книга была написана ненадежным способом — на бумаге и нечеткими знаками: витые петли и завитки были словно следы фантастических птиц. Это был великий джиннский астрономический трактат «Об устройстве мира», написанный неверным ученым аль-Хасаном ибн аль-Хайтан аль-Тулайатилахом. Копия была получена от личного секретаря ученого, они встретили его, когда два года проживали при дворе Калифа куртубахского в языческом королевстве Андала.

Старейшая и наиболее хрупкая из книг, написанная на пожелтевшем и ломком папирусе, находилась в середине тома. Чья-то рука кистью вывела когда-то каждое слово на каждой странице, использовав совершенно неизвестный Лиат алфавит. Но древний текст был снабжен пояснениями на аретузийском. Содержание его так и осталось неясным, ибо отец все же не смог его прочесть, хоть и знал аретузийский. А ее попросту не имел времени обучить новому и трудному языку. Время, остававшееся им на учение, он использовал для совершенствования тех умений, которые у нее были: строительство города памяти, знание звезд, знание вендийского, даррийского и джиннского языков. Если верить отцу, ребенком она говорила по-салийски и по-аостийски, но с возрастом позабыла их.