Лепестки на ветру - Эндрюс Вирджиния - Страница 87

— Спокойной ночи, Пол, — сказала я, поднимаясь, чтобы уйти. — Не засиживайся. Тебе рано вставать, а за обедом ты выглядел утомленным.

— Кэтрин?

— Не сейчас. Позже. Мне нужно время.

Я медленно поднималась по задней лестнице, размышляя о ребенке, который жил во мне, о том, что теперь мне не следует есть все подряд, но надо пить побольше молока, принимать витамины, думать о счастье, а не о мести. Отныне я каждый день буду заводить балетную музыку. Ребенок тоже будет слушать ее, и еще до своего появления на свет крохотное существо получит представление об искусстве танца. Я улыбнулась, представляя очаровательные пачки, которые буду покупать своей дочке. И заулыбалась еще радостнее, вообразив себе мальчишечку похожего на отца с буйной копной темных кудрей. Я назвала бы его Джулиан Янус Маркет. Янус, потому что он будет обращен и к будущему, и к прошлому.

Я прошла мимо Криса, собравшегося спуститься вниз по лестнице. Он прикоснулся ко мне, и я поежилась, понимая, чего он хочет. Ему даже не нужно было ничего говорить. Я знала каждое его слово наперед, назубок, вдоль и поперек, досконально… Знала так, как знала его самого.

При всем моем добросовестном стремлении сосредоточиться исключительно на невинном создании, которое я носила, мысли мои все же как бы исподволь возвращались к матери, наполняя меня ненавистью, против воли навевая планы мести. Потому что косвенно она была виновата и в гибели Джулиана. Если бы нам не пришлось сначала сидеть под замком, а потом совершить побег и скрыться, то я бы никогда не влюбилась бы ни в Криса, ни в Пола, и мы с Джулианом неизбежно встретились бы в Нью-Йорке. И тогда я могла бы любить его той любовью, какая была ему нужна и желанна. Я пришла бы к нему чистой и незапятнанной.

А изменило бы это хоть что-нибудь, вновь и вновь задавалась я вопросом. И уверяла себя, что да, да! Это все изменило бы.

По мере того, как во мне рос младенец, я постепенно обретала свое утраченное «я», ведь балет не давал развиться дальше состояния зародыша моей личности, всецело подчиненной желанию танцевать и преуспеть в театре. Теперь я спустилась на грешную землю, подавив фантазии о шикарной жизни. Не то чтобы я больше совсем не мечтала о сцене и аплодисментах. О, у меня бывали приступы тоски, но теперь был и проверенный способ справиться с ними. Я начинала думать о своей матери, о том, что она нам сделала. Еще одна смерть на твоей совести, мама!

Я отправила это письмо на ее домашний адрес в Грингленн, но потом газеты сообщили, что она была в Японии. В Японии! Ну и концы же она делала!

Тем временем я превращалась в какую-то самой себе незнакомую женщину. Если верить зеркалам, я больше не была стройной и гибкой. Груди мои становились все более округлыми и налитыми, а живот выпятился. Я ужасно переживала из-за утратившей грацию походки, но мои руки так и тянуло любовно погладить то место, где из меня начинала выпирать маленькая попка младенца.

В один прекрасный день я осознала, что мне повезло больше, чем многим другим вдовам: я была нужна сразу двум мужчинам. Мужчинам, исподволь давшим мне понять, что они не прочь занять место Джулиана. А еще у меня была Кэрри. Для нее я являла собой образец, по которому она старалась строить собственную жизнь. Милая, дорогая крошка Кэрри, уже шестнадцатилетняя, но ни разу не ходившая ни на свидание, ни на танцы, не имевшая своего мальчика. Не то чтобы все это было ей недоступно, нет, просто она не могла забыть о своем росте. Крис уговаривал друзей поухаживать за сестренкой, чахнущей без любви. И она жаловалась мне:

— Тебе искать кавалеров Крису не приходится! Взять того студента колледжа, я ведь ему не нужна. Он приходит-то только, чтобы при случае подкрасться поближе к тебе.

Я рассмеялась, настолько нелепо это звучало. Кому я могла понадобиться в моем положении: беременная вдова, да и старовата для студента.

Кэрри выслушала мой ответ, но по-прежнему дулась, глядя в окно.

— С того времени, как ты приехала, доктор Пол не водит меня больше в кино и в ресторан, не то что раньше… Я все прикидывалась, что он мне вовсе не опекун, а любимый: мне было так хорошо, потому что все женщины на него смотрят. Он красивый, хоть и старый.

Я вздохнула, потому что в моих глазах Пол не мог состариться. Для своих сорока восьми он выглядел удивительно моложавым. Я обняла Кэрри и принялась угощать ее, уверяя, что любовь буквально поджидает ее за углом.

— Он будет молодым, Кэрри, почти, как ты. И стоит ему тебя увидеть и понять, какая ты, как он тут же безо всяких понуканий тебя полюбит.

Она тихонько поднялась и ушла к себе. Мои слова ни в чем ее не убедили. Частенько появлялась мадам Мариша, чтобы справиться о моем состоянии, и пичкала меня категоричными советами.

— Ты давай не забрасывай своих занятий. Заводи музыку к балетам, прививай ребенку Джулиана любовь к прекрасному еще до того, как он родится: внутри тебя он уже будет знать, что ему предназначено танцевать. — Она посмотрела на мои ноги, наконец зажившие: — Как твои пальцы?

— Прекрасно, — уныло ответила я, хотя в действительности в дождливую погоду они ныли.

Когда рядом не было Кэрри, с меня не спускала глаз Хенни. Она поразительно быстро старела. Я беспокоилась за нее. Она изо всех сил пыталась придерживаться строгой диеты, на которой настаивали оба ее «сына-доктора», но на деле ела все, чего душа просила, не особенно считая калории и процент содержания холестерина.

Ребенок Джулиана, его частичка, оставшаяся со мной, помогал скоротать длинные горькие дни. Скоро подошло Рождество, и я так раздалась, что сочла за благо не появляться на людях. Но Крис, а с ним и Пол утверждали, что поход по магазинам будет хорошим поводом развеять-ся.