Кровавая месса - Бенцони Жюльетта - Страница 65

Лаура вдруг почувствовала, что не может на него сердиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – смущенно пробормотала она. – Но вы уверены в том, что это поможет?

– Во всяком случае, я надеюсь на это всем сердцем!

Лаура подошла к Жану, который по-прежнему не смотрел на нее, робко коснулась рукой его плеча и почувствовала, что он дрожит.

– Но согласитесь, если мы будем действовать оба, шансы на успех увеличатся. Поверьте, я считаю себя достаточно сильной, чтобы заставить Давида помогать нам, не подвергаясь большому риску.

– Неужели вы так ничего и не поняли? В таком случае просто послушайте меня. Поклянитесь, что вы никогда не вернетесь к нему!

– Если я не появлюсь там хотя бы еще один раз, это будет неосторожно с моей стороны. Давид придет в ярость, и тогда...

Жан наконец повернулся к ней, и Лаура увидела, что его глаза горят суровой решимостью.

– Вы просто-напросто сошли с ума? Что ж, очевидно, придется все вам рассказать... Возможность быть изнасилованной Давидом – это не единственная опасность, которой вы подвергаетесь в его мастерской.

– А что еще? – Она легко пожала плечами, думая, что Жан принимает ее за маленькую девочку, которую можно пугать страшными сказками.

– Вы можете там встретиться с вашим мужем!

– Моим мужем? Вы говорите о Понталеке?

– Я не слышал, чтобы вы обзавелись другим супругом. – Жан поморщился, почувствовав, что наконец задел чувствительную струну. – Понталек и Давид – если не лучшие друзья, то по меньшей мере добрые деловые партнеры.

Лаура окаменела, к ней не сразу вернулся дар речи.

– Откуда... вам это известно? – с трудом произнесла она наконец.

Барону ничего не оставалось, как рассказать ей о поездке в Пасси и случайно подслушанном разговоре.

– Мне казалось, что будет лучше ничего вам не говорить, – добавил он. – Но если Понталек унизился до того, чтобы вести дела с палачом Котантена Лекарпантье, значит, мы его недооценивали. Он стал опаснее, чем прежде. Поймите, я не хочу, чтобы вы пытались штурмовать неприступную крепость и погибли при первой же попытке. Но вы ведь не станете меня слушать... Вы глухи к доводам разума!

Лаура помолчала, пытаясь осознать услышанное. Все обстояло еще хуже, чем она предполагала. Союз Давида с Понталеком превосходил все ее самые страшные опасения.

– Вы можете думать обо мне что вам угодно, – прошептала она наконец, – но я не сумасшедшая. Я не намерена бросаться в пасть льва. Во всяком случае, пока, – с грустью добавила Лаура. – И раз я вам нужна...

В следующее мгновение она оказалась в его объятиях. Жан крепко прижал ее к себе, словно пытаясь выразить то смятение, что царило в его душе.

– Да, вы нужны мне! И я нуждаюсь в вас намного больше, чем вы можете себе представить. Вы необходимы мне для исполнения моего плана, не стану этого отрицать, но я не могу представить себе жизни без вас, без возможности видеть вас, касаться вашей руки... О, Лаура, Лаура! Я так давно борюсь со страстью, которую вы во мне пробудили! Кажется, с того самого дня, как я привез вас в мой дом...

Его губы ласкали шею молодой женщины. Изумленная, очарованная неожиданным исполнением ее тайных желаний, которые она тщетно старалась в себе подавить, Лаура приникла к нему и закрыла глаза. Во всем мире осталась только эта ласка, будившая в ней восхитительные и пугающие ощущения.

Их губы встретились, и время остановилось. Это было мгновение опьянения, забвения всего, что происходило вокруг. Оба они внезапно осознали, что они предназначены друг для друга. На землю спустилась ночь, было поздно, в доме стояла тишина, наполненная предвкушением чудесного рождения любви...

Жан подхватил Лауру на руки и понес ее наверх, в спальню. Лишь оказавшись на кровати, молодая женщина поняла, что происходит нечто недопустимое.

– О боже! – воскликнула она. – Мы не можем поступить так с Мари!

Жан немедленно отпустил ее и, закрыв лицо руками, рухнул в кресло у кровати. Лаура видела, как дрожат его пальцы. Когда барон поднял голову, чтобы взглянуть на нее, в его глазах блестели слезы.

– Зачем я открыл вам свою тайну? Я поклялся, что вы никогда не узнаете о моей любви, но я всего лишь обычный человек! Теперь мне придется забыть о том, что вы тоже меня любите, а это будет намного труднее...

– Для вас это будет легче, чем для меня. Ведь вы любите Мари, несмотря на те чувства, которые испытываете ко мне.

– Это правда, ее я тоже люблю, но... иначе. С бесконечной нежностью, но не с такой страстью, которую я испытываю к вам, Лаура, поверьте мне... В моей жизни больше никогда не будет другой женщины, кроме вас!

К собственному изумлению, Лаура вдруг услышала свой голос, звучавший холодно и бесстрастно:

– И какую же роль в этом сценарии вы отводите своей невесте?

Де Бац онемел от изумления:

– Моей невесте? У меня никогда не было невесты! Откуда вы это взяли?

– Совсем недавно к Мари в Шаронну приезжала молодая женщина в трауре. Она потребовала, чтобы Мари отпустила вас. Бедная Мари так страдала. Эта особа назвала свое имя – Мишель Тилорье.

– Она приезжала в Шаронну? Она осмелилась это сделать? Но по какому праву?

– Вероятно, это право предоставили ей вы. Во всяком случае, – заметила Лаура с горечью, – эта девушка вам явно знакома.

– Я действительно знаком с Мишель, но никогда не просил ее руки, – нахмурился де Бац.

– В самом деле? Тогда как же так вышло, что она ждет от вас ребенка?

– Черт побери, что это за бред?! Мишель беременна... от меня? Найдите мне что-нибудь выпить, Лаура, и покрепче! Мне это необходимо...

Лаура спустилась в столовую и вернулась с бутылкой виноградной водки. Ее делали в родном для Жана Арманьяке, и барон сам когда-то презентовал ей эту бутылку. Жан налил себе водки и залпом выпил. Это было настолько на него не похоже, что Лаура догадалась о его смятении. Наконец Жан сделал глубокий вдох и потребовал:

– А теперь расскажите мне все!

– Мне кажется, что рассказывать должны вы. Зачем было этой девице выдумывать подобную историю, если вы для нее ничего не значите?

– Хорошо, я расскажу вам все, что мне известно. Мишель Тилорье – дочь моих друзей. Ее отец Жак Тилорье был адвокатом в парламенте Парижа, а старшая сестра Мишель вышла замуж за моего давнего приятеля д'Эпремениля. Я часто встречался со всем семейством до революции, но должен признать, что последнее время я о них почти забыл... Скажу без ложной скромности, уже довольно давно я обнаружил, что Мишель в меня влюбилась. Дело дошло до того, что в прошлом году под покровом ночи она неоднократно пробиралась в мой дом на улице Менар и ждала меня, надеясь на счастливый случай. Там я ее и обнаружил однажды вечером. Кстати, именно в тот вечер меня едва не арестовали, и нам с ней пришлось бежать через сад. Я проводил ее до дома подруги, где она и должна была, собственно, ночевать, и с тех пор мы с ней не встречались. Я знаю одно: с тех пор, как мы с Мари стали жить вместе, Мишель возненавидела ее.

– Неужели ненависть этой девушки настолько сильна, что она осмелилась явиться в дом к Мари и рассказывать невесть что?

– Боюсь, эта барышня готова на все, чтобы нас разлучить. Но, наверное, моя вина перед этим семейством состоит только в том, что я их совсем забыл. Я даже не навестил мать Мишель после смерти Жака Тилорье, который умер вскоре после казни короля. Я был в Англии, а когда вернулся, у меня было слишком много других дел. Кстати, Франсуаза Тилорье – очень красивая женщина. В нее давно влюблен Жан-Жак д'Эпремениль, свекор ее старшей дочери и мой большой друг. Сам Парни воспевал ее красоту! Не стану скрывать от вас – если бы мне было суждено влюбиться в одну из этих трех дам, я бы выбрал Франсуазу. До встречи с Мари я даже немного ею увлекся... Теперь вам известно все.

– Это и в самом деле все?

– Клянусь честью! Мишель выдумала эту историю с ребенком, который должен появиться на свет, чтобы я на ней женился. А я, как вы знаете, не считаю себя вправе жениться на ком бы то ни было – тем более на Мишель Тилорье, которая мне никогда не нравилась.