Кровавая месса - Бенцони Жюльетта - Страница 45

– А главное, это было бы просто недостойно тебя! – пылко отозвался бывший монах. – Ты заслуживаешь самых красивых дворцов, гражданка!

– Но я не требую так много... Прежде всего я хочу, чтобы меня любили.

Еще секунда – и Шабо пустился бы в свои обычные разглагольствования. Чтобы не допустить этого, барон подал Мари знак, и она предложила всем прогуляться по саду.

Дневная жара начала спадать, большие липы давали густую тень. Мари вышла первой под руку с Лагарпом, который уже начал дуться, заметив, что всеобщее внимание привлек Шабо.

– Прочтите мне ваши последние стихи, – попросила его Мари. – Все эти разговоры о деньгах навевают на меня скуку. Мне просто необходимо услышать нечто прекрасное!

Старик расцвел, как роза на рассвете. Хотя он оценил и еду, и вино, обед показался ему крайне скучным. Зачем разговаривать о политике, когда рядом такие красивые женщины? Общество Мари вернуло ему хорошее настроение, и он долго читал ей свои стихи. Однако она слушала как-то безучастно, и наконец Лагарпу показалось, что его спутница вовсе не слушает его и думает о чем-то своем. На это он и пожаловался, инстинктивно вернувшись к прежнему вежливому обращению:

– Я вам неинтересен, сударыня, не так ли?

– Как вы могли такое подумать?! Простите меня, но я почему-то вдруг вспомнила о том, что вам пришлось пережить. Правда ли, что вы присутствовали на знаменитом ужине, когда Казотт сделал свои странные предсказания?

Старик нахмурился и некоторое время молчал.

– Я не очень люблю говорить об этом, – сказал он наконец, понизив голос, – но вы правы. Это было в 1788 году на ужине у принца де Бово. Все говорили о Вольтере, энциклопедистах, о войне за независимость в Америке и о том ветре свободы, которую она принесла во Францию. На ужине присутствовали члены академии, многие знатные дамы и господа. Пришел и Жак Казотт, которому его «Влюбленный дьявол» принес неслыханный успех. Все много выпили, и некоторые вслух мечтали о революции, как у американцев. И вот тогда Казотт, молчавший почти все время, сказал, что революция будет, но будет она совсем не такой, как ожидают.

– Казотт предсказал все то, что происходит сейчас, после падения королевской власти?

– Более того! Его предсказания были весьма конкретными. Кондорсе он предсказал, что тот умрет на полу своей камеры, выпив яд, чтобы не попасть в руки палача. А Шамфор, по его словам, с той же целью перережет себе вены двадцатью двумя ударами бритвы. Байи предстояло погибнуть на эшафоте, как и большинству его друзей-политиков. Герцогиня де Грамон рассмеялась, сказав, что это все касается только мужчин, а к женщинам не имеет никакого отношения. И Казотт ответил ей, что она отправится на эшафот в повозке палача с обрезанными волосами и связанными за спиной руками. Герцогиня побледнела, но быстро справилась с собой. «Не представляю себе, какое преступление я могла бы совершить», – сказала она. Казотт ответил, что она будет так же невиновна, как и остальные жертвы. «Надеюсь, вы не откажете мне хотя бы в исповеднике?» – через силу улыбнулась герцогиня. И Казотт заявил: «Последний, кто поднимется на эшафот со своим исповедником, будет король Франции!» Герцогиня с рыданиями выбежала из столовой.

– Как страшно! – прошептала Мари. – А вам, господин Лагарп, он предсказал такую же судьбу?

– Нет, но мне, атеисту и старому распутнику, Казотт объявил, что я умру христианином.

– Я не осмеливаюсь спросить вас, так ли это...

Лагарп очень по-доброму улыбнулся молодой женщине:

– Я полагаю, что не в моих силах ответить вам. Добавлю только, что Казотт предсказал и свою смерть на гильотине.

– Значит, он предвидел многочисленные жертвы?

– Да... Он сказал, что умрут все те, кто останется верен своим убеждениям, вере или просто здравому смыслу. Но я напугал вас... Прошу вас, простите меня.

– Не стоит извиняться. Я сама спросила вас об этом, потому что меня мучают дурные предчувствия... И последний вопрос. Известно ли, где сейчас находится Казотт?

– В тюрьме Аббе.

Мари вздрогнула.

– Давайте вернемся, вы не против?

Они вернулись в дом, куда постепенно стали собираться и остальные гости. День клонился к вечеру, наступило время прощаться. Приглашенные рассаживались по своим каретам, любуясь великолепным закатом и обещая друг другу скоро встретиться снова. Де Бац, державшийся в тени весь день, с удовлетворением заметил, с каким пылом Шабо принял приглашение братьев Фрей вернуться в Париж с ними и Леопольдиной. Базир, выпивший больше чем следовало, отправился в Париж в обществе Бенуа. Делоне и его подруга увезли Лагарпа и Жожа, который тоже слишком налег на шамбертен. Жюльен и госпожа де Бофор уехали еще раньше.

Только один из гостей выглядел разочарованным. Джеймс Сван надеялся отвезти в Париж свою прелестную «соотечественницу» и очень огорчился, узнав, что она остается у Мари. Он попрощался с ней с такой грустью, что вызвал улыбку де Баца.

– Я полагаю, что у вас будет еще множество возможностей встретиться, – заметил барон, решив его утешить. – Я за этим прослежу...

Позже он сказал Лауре:

– Сван очень ценный человек, настоящий друг. Я искренне надеюсь, что у вас с ним наладятся хорошие отношения.

Молодая женщина не стала возражать: полковник ей очень понравился. В нем ощущалась врожденная сила и гениальность коммерсанта. Кроме того, она увидела под его внешней раскованностью человека тонкого, умеющего слушать и хранить молчание. Поэтому Лаура самым естественным тоном пригласила полковника навестить ее в доме на улице Монблан, куда она вернется через несколько дней. Лаура от души надеялась, что у Жуана не будет никаких причин оказать дурной прием этому сыну Свободы.

Бире-Тиссо закрыл ворота за последней каретой, и де Бац, не стесняясь присутствия Лауры, обнял Мари и поцеловал.

– Вы были восхитительны, мой ангел! Я никогда не смогу отблагодарить вас за этот прекрасный обед. Все наши гости уехали очарованными. Вы старались изо всех сил, и мы, кажется, достигли цели...

– Если вы довольны, то я счастлива, – нежно прошептала молодая женщина.

Однако Лауре показалось, что Мари обманывает барона. Она наблюдала за подругой почти весь день и не могла не заметить, что на самом деле Мари глубоко несчастна. Ее удивило только, что Жан этого не заметил. Впрочем, он был весь во власти охватившей его радости. Еще бы, ведь его план удался.

– Правда, вы отлично поработали. Шабо уехал вместе с Фреями – он явно поддался чарам Леопольдины, – заметил Дево.

– А когда он увидит их особняк, эти чары станут еще сильнее, – усмехнулся де Бац. – Особенно если Джуниус, как собирался, предложит ему пожить у них.

– И как долго Леопольдина будет «очаровывать» его? – поинтересовалась Мари.

– До самой свадьбы. Мы с ее братьями решили, что Шабо женится на Леопольдине и окажется связанным по рукам и ногам.

Мари не удержалась от протестующего возгласа:

– Вы намерены выдать невинную девушку за это чудовище?! И ее братья не возражают?

Де Бац взял молодую женщину под руку и повел к дому.

– Я уже слышал это кое от кого. – Он с улыбкой обернулся к Лауре. – Но вы можете не тревожиться, мои милые дамы. Юная Леопольдина вовсе не сестра братьям Фрей. Она незаконнорожденная дочь австрийского императора, она воспитана весьма вольно. Эта девушка авантюристка по натуре; она знает толк в любовных играх и с удовольствием согласилась помогать нам. Что касается Фреев, то они мои давние сотрудники, и я в них абсолютно уверен. Это евреи-банкиры из Вены, перекрасившиеся в революционные цвета, чтобы делать деньги во Франции.

– Как вы познакомились с этими людьми, барон? – спросила Лаура.

– Благодаря одному другу, графу де Проли. Он венгр, очаровательный человек, незаконнорожденный сын знаменитого министра князя Кауница. Проли живет в парижском особняке братьев Фрей. Остальное вам известно.

– И вы собираетесь ввести Шабо в этот круг?