Кровавая месса - Бенцони Жюльетта - Страница 30

На этот раз Жан решил действовать очень осторожно, точечными ударами, что требовало минимального количества участников.

Тем временем его подрывная деятельность против Конвента начинала приносить свои плоды. 31 мая Люлье – прокурор-синдик Коммуны и друг барона – пламенной речью заставил присутствующих ополчиться на жирондистов. Собственно, жирондисты были людьми весьма умеренных взглядов, но де Бац не мог им простить, что они проголосовали за смерть короля.

Задача Люлье оказалась не из сложных: незадолго до этого генерал Дюмурье, принадлежавший к жирондистам, окончательно перешел на сторону врагов революции и сдал австрийцам комиссаров Коммуны, присланных к нему с проверкой.

В то же самое время в пригородах действовали умелые ораторы, среди которых были Дантон и Марат, игравшие, не подозревая об этом, на руку барону. В результате толпы разъяренных людей ринулись на штурм Конвента, разместившегося во дворце Тюильри. Жирондисты, преследуемые со всех сторон, бросились в провинции, чтобы поднять тревогу среди сочувствующих им. Между тем по Парижу прокатилась волна арестов. В частности, была взята под стражу и помещена в тюрьму Аббе молодая и очаровательная госпожа Ролан. Барон не любил, когда арестовывали женщин, но именно госпожа Ролан слишком часто повторяла, что ей доставит ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать за тем, как королева будет спускаться все ниже и ниже в ад оскорблений и унижений.

Де Бац знал, как влияют женщины на симпатии или антипатии мужчин. Красивая, образованная, умная, Манон Ролан находилась в самом центре политического олимпа: ее муж, который был намного старше ее, руководил министерством внутренних дел. Манон Ролан завораживала жирондистов; многие из них были влюблены в нее. Она казалась самой себе музой революции, и в ее салоне много говорили о добродетели, о справедливости, о свободе, о стоицизме и Плутархе. Манон Ролан всегда оставалась искренним и непримиримым врагом монархии, даже конституционной. Ее устроило бы только идеальное правительство, состоящее из кристально честных и преданных революции людей. Правительству надлежало следить за добродетелью и достоинством народа, который, по словам госпожи Ролан, «был груб, жесток, необразован и любовался мучениями тех, кто был отдан ему на растерзание».

Де Бац признавал истинное значение госпожи Ролан и, хотя она ему никогда не нравилась, не мог не относиться к ней с уважением. Эта женщина пыталась играть, проиграла, и теперь ей оставалось только дожидаться процесса. Приговор мог быть только один. Ей предстояло подставить свою очаровательную головку на эшафот под нож гильотины, установленной на площади Революции, прямо напротив гротескной статуи Свободы из папье-маше. Эта статуя была водружена на пьедестал, оставшийся от конной статуи Людовика XV. Почти ежедневно Комитет общественного спасения и революционный трибунал отправляли на смерть свои жертвы. Они намеревались возвести террор в ранг правительственной политики. Что ж, тем хуже для тех, кто, пусть даже из самых лучших побуждений, помогал им в этом...

Когда его смена в Тампле кончилась, де Бац отправился в свою секцию Лепелетье. В строю он оказался рядом с Питу, которого Кортей затребовал из секции Лувра как образцового солдата. Но только когда их распустили по домам и они наконец оказались наедине, компаньоны смогли поговорить без помех.

– Ну, что? – спросил Питу, когда они уселись за столик в маленьком кабачке, где почти не было посетителей. – Каковы результаты?

– Все нормально. Нам остается только утрясти кое-какие детали и ждать того времени, когда мы окажемся в Тампле вместе с Мишони. А как у вас идут дела с малышкой Тизон?

Де Бацу при помощи Люлье удалось выяснить, что Коммуна держит под надзором молодую девушку, считая это гарантией верности ее родителей. Содержали ее всего-навсего в старой квартире семейства Тизон, а приглядывали за ней их друг Бурдон и его жена. Этот же самый Бурдон и нашел Тизонам место в Тампле. Барон выяснил, что Бурдоны люди «чистые» и никто не может усомниться в их гражданской благонадежности, однако папаша Бурдон любит хорошее вино, в последнее время ставшее редкостью, особенно для людей небогатых, и хороший табак. А его супруга, слегка покраснев, призналась в слабости к ликерам и конфетам-пралине.

Следуя советам барона, Питу познакомился с папашей Бурдоном в кабачке, завел с ним разговор, дал понять, что у него есть дядя-бакалейщик, и добился-таки приглашения в дом Бурдонов. Несколько дней спустя он появился на пороге с двумя бутылками бургундского из подвалов барона и мешочком пралине из запасов торгового дома Кортея. Молодой солдат Национальной гвардии повел себя очень уважительно по отношению к дамам, тайком бросал восхищенные взгляды на Пьеретту, которая и в самом деле была очаровательна, и дождался приглашения заходить еще.

Через две недели Питу уже был другом дома. Бурдоны даже обмолвились как-то, что считают его отличной партией для Пьеретты. Но не они были ее родителями, и только Тизоны могли решать подобные вопросы. Впрочем, учитывая вздорный характер супругов и их ярость от того, что им не разрешают видеться с дочерью, Бурдоны решили пока не сообщать им о посещениях гражданина Питу. Они еще успеют все обсудить, когда будет покончено с волчицей и ее волчатами!

Услышав вопрос барона, Питу пожал плечами и скорчил гримасу:

– Можно сказать, что в этом отношении все в порядке. Но не буду скрывать от вас: мне бы не хотелось, чтобы мои визиты к ним затянулись. Девушка довольно мила, и я не хочу сеять в ее головке напрасные мечты. Впрочем, я ничего для этого не делаю, а веду себя как добрый старший братец. Зато жена папаши Бурдона, кажется, решила, что я хожу к ним только ради ее прелестей!

– А разве это не так?

– Вы смеетесь надо мной? У нее растут усы!

– Бедный Питу! Но осталось недолго; потерпите еще несколько дней, и вы сможете отправиться к родственникам в провинцию, которые с нетерпением ждут вас. Вам ведь известен наш план?

– Я знаю его наизусть! – заверил барона журналист. – В назначенный день я повезу супругов Бурдон и Пьеретту поесть мороженого и сделать кое-какие покупки в Пале-Рояле. Так как это самое людное место в Париже, нам с Пьереттой будет нетрудно «потеряться». Затем к нам подойдут два гвардейца, арестуют нас и отведут в спокойное место, где мы с Пьереттой проведем всю ночь. На рассвете мы сбежим, но прежде один из наших отправится в Тампль и заявит, что Пьеретта исчезла. Ее родители придут в ужас и покинут башню. Их не будет достаточно долго, чтобы вы могли вывести всю королевскую семью. А кстати, куда вы собираетесь их отвезти?

– Узников будут ждать три кареты – одна на улице Тампль и две на улице Шарло. Королева поедет ко мне в Шаронну, а маленького короля Руссель отвезет в замок, который принадлежит Турзелям. Оттуда его переправят на остров Джерси. Я сам буду сопровождать короля, но сначала отправлю его мать в Голландию к ее сестре Марии Кристине. С ней поедут леди Аткинс и мой друг Ружвиль, с которым вы, кажется, еще незнакомы.

– Тот самый шевалье, что влюблен в Марию-Антуанетту? Так, значит, он не эмигрировал? А по Парижу ходили слухи...

– Эти слухи распространяли наши люди. Когда начался суд над королем, Ружвиля посадили в тюрьму Мадлонетт. Это Мишони сумел вытащить его оттуда. С тех пор он скрывается в Вожираре у своей подруги Софи Дютийель, актрисы. И сгорает от желания быть полезным королеве.

– Остаются принцесса и Мадам Елизавета...

– Они поедут к Лауре в сопровождении маркиза де Лагиша и пробудут в ее доме несколько дней, пока не уляжется шум. Затем они отправятся в Англию через Булонь, где у меня все подготовлено, и поселятся в Кеттерингэм-холле. Леди Аткинс тоже скоро туда вернется.

– Ваш план прекрасен, но вам не кажется, что королева захочет быть рядом с сыном?

– Безусловно, захочет, но я надеюсь, что мне удастся ее убедить. Королю Людовику XVII всего восемь лет, и его необходимо защитить. Он не должен стать заложником государственных интересов Австрии. Остров Джерси неприступен, там его будут защищать и французы и англичане. Если наш план благополучно осуществится, его мать через некоторое время присоединится к нему и станет регентшей.