В сибирь за мамонтом. Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь - Пфиценмайер Евгений Васильевич - Страница 5

Мысль о том, что нам могут воздвигнуть кресты в бурятской степи, мало нас соблазняла.

Кругом раскидывалась степь, ровная, однообразная. Лишь от времени до времени виднелись узкие, высыхающие в это время года ручьи, поросшие по краям жидким кустарником. Нигде, насколько хватало глаз, не видно было ни леса, ни отдельного деревца.

Единственные люди, повстречавшиеся нам в начале пути, были двое всадников, ехавшие в противоположном направлении. Это были, судя по их монгольскому типу, местные бурята, гнавшие в Иркутск, на убой, стадо быков.

Над нами вились лишь вороны да коршуны. Вдали от времени до времени виднелись охраняемые конными пастухами стада лошадей или овец.

На следующее утро, вдали за холмами, показались голубоватые горы. Кучер подтвердил, что это цепь холмов, идущая от с. Качугского по правому берегу верхнего течения Лены.

К полудню второго дня мы добрались до еще узкой у Качуги Лены. В этой гористой местности дорога была значительно лучше чем в степи, и мы теперь быстро продвигались вперед. Ямщик усиленно погонял своих лошадей.

Теперь перед нами вставали покрытые деревьями горные склоны. Лес этот состоял преимущественно из лиственницы. Но в нем довольно часто виднелись сосны и березы. Изредка попадаются и кедры (Pinus cembra). Кедры очень ценятся в Сибири.

Осенью кедровые шишки, заключающие в себе орехи, собираются в огромном количестве. Для сибиряка кедровые орехи заменяют подсолнухи Европейской России[6].

Древесина этого красивого дерева также чрезвычайно ценна и в особенности хороша для мебельных и резных работ. Она совершенно не трескается и не коробится, как это бывает со многими другими древесными породами.

Однако там, где кедр растет, он, ввиду отсутствия перевозочных средств, не имеет почти никакой цены. Нередки случаи, что сборщики орехов срубают самые лучшие кедры исключительно для того, чтобы не беспокоить себя влезанием на деревья[7].

Начиная от с. Качугского, Лена уже доступна, для маленьких пароходов, правда лишь при высоком уровне воды. Водные пути сибирских рек постоянно меняются, и Лена не является в этом отношении исключением. На местах, бывших глубокими в прошлом году, можно в этом году наткнуться на мель.

В 1901 году лед на Лене прошел необычайно рано, еще в середине апреля. Наступившая вскоре сухая погода быстро понизила уровень воды. Об этом говорил нам уровень половодья, видневшийся отчетливой горизонтальной линией вдоль всего берега. Линия эта на полтора метра возвышалась над гладью реки.

Рис. 6. Верхоленская дорога.

В Качугском нам сообщили, что мы получим возможность пересесть в лодку только в Чигалове, до которого приходилось ехать на лошадях.

У Верхоленска проезжая дорога идет непосредственно по правому берегу Лены. Красный песчаник дает дороге настолько хороший грунт, что путешествие в тарантасе неожиданно превратилось в удовольствие.

Удивительно, как человек ко всему привыкает!

Когда мы покидали Иркутск, нам не верилось, что мы с неповрежденными костями достигнем цели путешествия, а теперь мы почти не обращали внимания на небольшие толчки, удобно лежали на наших матрацах и даже очень недурно спали. И все же мы радостно приветствовали показавшуюся вдали; на возвышенном берегу, Чигаловскую церковь.

Чигалово — село, основанное на верхней Лене не более двухсот лет тому назад, когда сюда переселялись русские крестьяне из землевладельческих районов. Почтенного вида староста рассказал нам историю возникновения этого села. По его словам, сибирские селения основывались ссыльными и их потомками. До самого последнего времени село служило местом поселения для тех, которые отбывали срок своего заключения в каторжных тюрьмах и которые не получали права возвращения в Европейскую Россию.

Чигаловские крестьяне жили в бедности. Улицы были покрыты грязью, дома полуразрушены. Лишь в очень немногих окнах были целые стекла. Оконные отверстия были во многих домах затянуты особо выделанными осетровыми кожами. На улице, между свиньями и бродячими собаками, играли грязные детишки. Ярко бросалось в глаза, что эта обширная и богатая страна, искусственно превращенная в страну „отверженных”, не видела особой заботы со стороны царского правительства.

Так как нам предстояло теперь двухдневное водное путешествие, мы закупили себе в единственной чигаловской лавке хлеба и копченой рыбы. Содержатель почтовой станции приготовил нам весельную лодку. В ее крытую кормовую часть были положены наши матрацы и подушки. Быстро перенесена была в лодку наша поклажа, и через несколько минут мы уже неслись по средине реки, вниз по течению.

VIII. В ЛОДКЕ ПО ЛЕНЕ

После трехдневного путешествия в тряском тарантасе, мы вдвойне оценили положительные стороны поездки по реке. Наша лодка быстро и спокойно скользила вперед, а сами мы, удобно лежа на дне, наблюдали за непрерывно сменяющимся ландшафтом. Лодка была нанята нами на все триста шестьдесят километров до с. Устькутского. Два гребца и рулевой сменялись на каждой из семи пристаней.

По обе стороны непрерывно расширяющейся реки тянулась глухая тайга. Издали, казалось, что лес чисто хвойный, но при более тщательном наблюдении в нем можно было заметить также осину, березу и ольху. Из хвойных пород здесь чаще всего встречается лиственница, потом сосна и, изредка, кедр.

К вечеру впереди нас, посредине реки, показался остров. Высокие стройные кедры тесно стояли на нем друг около друга. На западе за лесом заходило солнце и золотило верхушки деревьев и вершины гор на востоке.

Вдоль левого, низменного берега реки лежали луга, где виднелись стога сена — признак того, что мы скоро увидим человеческое жилье. Действительно, к восьми часам мы прибыли в Дубровскую, где сменились наши гребцы и рулевой.

Дорога от реки к селу и здесь, как и в Чигалове, проходила по настоящим „навозным горам”, так как навоз из года в год свозится на берег. Здесь он и лежит, покуда река не унесет его во время половодья.

Хотя мы отправились дальше только в девять часов вечера, рулевому не трудно было держаться правильного пути, так как в это время года здесь почти что не темнеет.

Небо было совершенно безоблачно. На юго-востоке виднелся убывающий серп луны.

На другом берегу, у опушки леса, виднеется одинокий огонек и силуэт движущегося вокруг него человека. Должно быть, охотник готовил себе пищу. Такие мелькающие в ночи огоньки обладают в лесной глуши какой-то особой притягательной силой.

На рассвете мы с трудом достучались к уснувшему станционному смотрителю. Деревенские псы, возбужденные нашим появлением, производили адский шум, но, тем не менее, двери почтовой станции нам не отпирались. Наконец, появилась какая-то женщина, и вскоре мы сидели за самоваром, с наслаждением прихлебывая горячий чай.

Около полудня нам повстречалась лодка, которую тащили на бичеве вверх по течению шесть собак. У руля сидел человек; другой, идя по берегу, криками и ударами погонял выбивающихся из сил животных. Тяжело нагруженная лодка довольно быстро подвигалась вперед и вскоре исчезла из наших глаз.

У одного из поворотов реки мы заметили в мелком месте крупное животное. В бинокль я разобрал, что это была самка лося. Это была первая крупная дичь, встретившаяся нам во время поездки. Завидев нашу лодку, животное быстро исчезло в прибрежном кустарнике. За исключением нескольких глухарей да уток, этот лось был единственной дичью, которую встретили мы за все время путешествия по Лене.

К полудню следующего дня мы прибыли в Устькутское. Услыхав, что сегодня же в Якутск отходит принадлежащий частному пароходству пароходик „Витим”, мы тотчас же отправились на пристань. Оказалось, что семидневная поездка на этом судне обойдется столько же, сколько стоила бы такая же поездка по тракту. Однако ожидание почтового парохода задержало бы нас на два дня, и мы решили тотчас же перебраться на „Витим”.