Золотая лихорадка - Эмар Густав - Страница 20

Прошло несколько дней, но друзья почему-то не думали возобновлять прерванной беседы. Они благополучно продолжали свой путь к Сан-Франциско.

Хотя Валентин и Курумилла впервые путешествовали так далеко от областей, где обыкновенно странствовали, их опытность хорошо заменяла знание местности. Путники всегда вовремя и всегда удачно избегали препятствий, грозивших их путешествию, и умели предвидеть опасности, хотя и отдаленные, но которые привычка к жизни в прерии заставляла их угадывать, как будто они руководствовались инстинктом.

Оба старых друга наблюдали или, лучше сказать, изучали один другого. Им это было необходимо после длительной разлуки, слишком долго они жили каждый в своей среде, и эта среда могла не только изменить их характеры, но и оттолкнуть их друг от друга.

Но, очевидно, воспоминание о дружбе было так живо, доверие так велико, а преданность так истинна, что через пятнадцать дней, в продолжение которых они поочередно касались самых разнообразных вопросов, в то же время не затрагивая того, который им так необходимо было исчерпать до самого дна, они убедились, что остались такими же друзьями, какими были и до расставания.

В течение этих пятнадцати дней граф Луи, счастливый тем, что снова увидел друга детства, потому, что сознавал его превосходство над собой, ни разу не обнаружил желания занять независимое положение по отношению к бывшему спаги47 и незаметно для самого себя снова попал под нравственную опеку, которую последний так долго имел над ним.

Другие два лица тоже жили в наилучшем согласии, — дон Корнелио, может быть, по беспечности, а Курумилла из гордости.

Испанец, влюбленный в свободу, счастливый возможностью жить кг открытом воздухе, не заботясь ни о чем, весело погонял своих novillos , бренчал на своей харане и без устали пел бесконечный romansero del rey Rodrigo 48 , несмотря на многократные замечания Валентина о необходимости как можно меньше шуметь, странствуя по прериям. Нужно заботиться о том, чтобы не попасть в западни, которые, как паутину, беспрестанно расставляют индейцы на пути неосторожных путешественников. Испанец каждый раз с сокрушенным видом выслушивал замечание охотника и… затем тотчас же принимался бренчать на гитаре и петь ро-мансеро, и этим вызывал новые замечания со стороны Валентина. Но Валентину в душе, надо заметить, очень нравилась эта беспечная храбрость певца-вакеро.

Курумилла, следуя своей натуре, был все так же осторожен, как и пятнадцать лет тому назад, если не больше. Он, казалось, все гкдел и слышал даже в то время, когда спал, а днем бдгтелькый арауканский вождь то и дело метался, не говоря кн слова, от одного конца стада к другому и так хорошо охранял общую безопасность, что не произошло никакой несчастной случайности за все время путешествия. Не произошло, но до того момента, с которого мы станем продолжать каш рассказ.

Они спустились с лесистых откосов Сьерры-Невады и вступили в бесплодные песчаные степи, простирающиеся до самого моря. Здесь на своем пути, за исключением Сан-Хосе и Монтеррея, двух полуразрушенных городов, путешественник встречает только низкорослые деревья и колючие кустарники, которые покрывают громадные пространства.

За три дня до прибытия в Сан-Хосе, собственно не город, а жалкое пуэбло, где находят себе временный приют охотники и погонщики, посещающие эти места, и где население, вымирающее от изнурительной лихорадки, не в состоянии оказать какую-либо помощь путешественникам (те, наоборот, сами должны его одевать и кормить), караван расположился лагерем на берегу небольшого ручья, где росло несколько деревьев и чахлых меските49 . Морской ветер беспрестанно тряс их и покрывал тем мелким песком американских побережий, который набивается в глаза, в нос и в уши, и от которого нет никакого спасения.

Громадный огненный шар солнца погружался в море, дул очень свежий ветер, вдали на лазури неба виднелось несколько белых парусов. Подобно зимородкам перед бурей, они спешили добраться до Сан-Франциско. В степи слышался вой койотов, а сидевшие там и здесь на ветках птицы спрятали головки под крылья и готовились ко сну.

Путешественники загнали скот в наскоро устроенную загородку, зажгли костры, и после ужина каждый поспешил вознаградить себя несколькими часами отдыха после утомительного дневного перехода под жгучим солнцем.

— Ложитесь спать, — сказал Луи, — я буду стеречь в первую очередь, которую так любят лентяи, — добавил он, улыбаясь.

— Значит, я беру себе вторую очередь, — сказал Валентин.

— Нет, — вмешался Курумилла, — вторую возьму я себе. Глаза индейца хорошо видят ночью.

— Гм! — возразил охотник. — Но мне кажется, что и у меня зрение недурное.

Курумилла молча приложил палец к губам.

— Хорошо, хорошо, — продолжал охотник, — можете караулить за меня, вождь, раз вы этого хотите. Но только если вы устанете и захотите спать, разбудите.

Индеец в знак согласия молча кивнул головой.

Трое мужчин завернулись в свои сарапе и растянулись на земле, и только один Луи остался сторожить.

Ночь была великолепная, темно-голубое небо сияло бесчисленным множеством звезд, сверкавших как брильянты, полная луна лила свой бледный и фантастический свет; чистый прозрачный воздух давал возможность далеко видеть окрестности. Немного спустя поднялся легкий ветер, освежавший атмосферу, от земли поднимались острые и душистые благоухания; волны е таинственным рокотом выбрасывались на берег и тут замирали, а там, в прерии, в неясной дали, виднелись черные силуэты койотов, привлеченных стадом novillos и бродивших со зловещими завываниями.

Луи, очарованный чудным вечером, и невольно поддаваясь той неге саванн, которой поддаются даже самые закаленные люди, незаметно для самого себя отдался мечтам.

Он дошел уже до того состояния дремоты, где наступает граница бодрствованию и на смену ему идет сон, — но тут его пробудило от грез прикосновения руки, тяжело опустившейся ему на плечо, и чей-то голос чуть слышно прошептал над ухом: