Кречет. Книга III - Бенцони Жюльетта - Страница 73

— И теперь вы раскаиваетесь?

— Нет. Наша первая ночь была божественной.

Я только сожалею, что она больше не повторилась, и я вас вижу очень редко. Я знаю, надо щадить ваше здоровье, но когда мужчина любит женщину, свою жену…

— Все дело в том, что вы ему не жена, он не доктор Керноа.

Турнемин, с пистолетом в каждой руке, появился на пороге комнаты. Понго, Винклерид и Малавуан заняли позиции у разных дверей салона.

Увидев Жиля, Жюдит вскрикнула и обвила руками шею своего мнимого мужа, лишив его, вовсе не желая этого, возможности сопротивляться.

— Вот как? Кто вы такой, сударь?! — вскричал Керноа, делая безнадежные попытки освободиться от нежных цепей.

— Вам незачем знать мое имя. Я муж этой женщины, единственно законный.

— Это не правда! — застонала Жюдит. — Джоб мой муж. Я думала, что он мертв, когда соглашалась на брак с вами…

— Кому вы рассказываете?! Может, вы безумны, но не настолько, чтобы спутать настоящего Керноа с этим типом. Ну же, мой мальчик, как ваше имя?

Освободившись наконец от объятий Жюдит, мужчина поднялся с надменной улыбкой на губах.

— Мое имя? Жена уже устала вам повторять: меня зовут Керноа.

— Ложь! Говорите правду, не то я для начала всажу вам пулю в колено…

— Что вы хотите от меня услышать? Я же вам говорю: меня зовут Керноа.

— Хорошо, вы утверждаете, что вы доктор Керноа, а мне доподлинно известно, что он покоится на дне могилы в Ланво…

По огню, блеснувшему в глазах мнимого доктора, Жиль догадался об опасности. Не опуская пистолета, он осторожно оглянулся. Из соседнего салона на цыпочках крались два гигантских швейцара, в руках у них были дубинки. Но войти в комнату им не удалось. Первый из них споткнулся о ногу Понго и растянулся во весь рост, второй, оглушенный кулаком Винклерида, составил ему компанию. Мгновенно индеец сел верхом на того швейцара, который только споткнулся, и, приподняв за волосы его голову, приставил к горлу кинжал. Керноа позеленел, хотел броситься на помощь молодому швейцару, но наткнулся на дуло пистолета Жиля. Турнемин понял, что жизнь его была особенно дорога хозяину игорного дома.

— Не торопись, Понго, — небрежно сказал Жиль, — перерезать горло этому молодцу ты еще успеешь, если наш дорогой доктор не проявит понимания.

— Нет, нет, прошу вас, — стонал Керноа, — не убивайте его. Я… я не переживу его смерти…

— Я знаю и это, — гневно бросил ему Жиль.

Затем, повернувшись к ничего не понимающей Жюдит, Турнемин безжалостно добавил:

— Вот видите, дорогая, вы даже не знаете, что происходило в вашем доме. Например, как вам нравятся нежные чувства, которые питал ваш мнимый муж к этому молодому швейцару, чувства, значительно более нежные, чем к вам…

Бледная как смерть, она подняла на Жиля невидящие глаза.

— Нежные чувства? Я не понимаю…

— Понять это трудно, особенно вам, мадемуазель де Сен-Мелэн, при всей вашей гордости и независимости. Но мои слова означают следующее: ночи, которые ваш мнимый муж отказывался проводить в вашей постели, он проводил в постели своего лакея, который был для него и любовником и любовницей. Но вам не надо волноваться, этот человек вам чужой, вы никогда не были с ним обвенчаны. Правду я говорю или нет? — добавил он, обращаясь к самозванцу.

— Правду, — ответил тот, косясь на нож Понго.

— Кто вы такой?

— Секретарь графа де Модена. Секретарь и ученик. Меня зовут Карло Мариани…

— Его ученик? Так это он научил тебя усыплять слишком нервных женщин?

Мариани потупился.

— Наверное, вы сам дьявол, если знаете и это…

— Дьявол я или нет, не важно. Но насчет усыпления я не ошибся?

— Вы не ошиблись. Когда мадемуазель де Лятур поселилась у мосье, граф завел привычку усыплять ее, она прекрасный медиум. Во сне она рассказала ему всю правду о своей прошлой жизни и о свадьбе с доктором Керноа. Она так точно описала его, что мы смогли оживить покойника. Я тщательно выучил роль, и мне было нетрудно убедить Жюдит в том, что я действительно Керноа.

Теперь я вас умоляю! Уберите нож! Я… не переживу его гибели!

— Ты так его любишь! — бросил Жиль саркастически. — Может, ты согласишься умереть вместо него?

— Да, потому что жизнь без него стала бы для меня невыносимой!

— Вы слышали, сударыня?

Ответом ему было шуршание шелка и болезненный вздох. Предоставив Мариани заботам Винклерида. Жиль обернулся: Жюдит упала в обморок. Минуту он смотрел на нее, такую хрупкую и трогательную, похожую скорей на девочку-подростка, чем на женщину. Она была так бледна, что казалась мертвой.

Встав возле нее на колени, Турнемин приложил ухо к левой стороне груди и услышал хоть и слабое, но ровное биение сердца.

— Поищи ее горничную, — приказал он Понго. — Скажи, пусть сложит все необходимое для путешествия и садится в карету. Да, не забудь принести теплое манто.

Подняв безжизненную Жюдит, он уложил ее на диван.

— Что будем делать с остальными? — спросил Винклерид, указывая на трех пленников.

— Свяжем и отнесем в дальний конец сада, а дом подожжем. Постой, — добавил он, собирая деньги, которые незадолго до их прихода пересчитывал Мариани. — Положи это им в карманы. По крайней мере, они смогут скрыться от гнева мосье. Граф Прованский не любит неудачников.

Когда Понго вернулся с лисьей шубой. Жиль тщательно закутал в нее Жюдит и на руках отнес молодую женщину в экипаж, который Винклерид подогнал к двери особняка. Консьерж, пытавшийся помешать гвардейцу, успокоенный громовым ударом кулака Винклерида, почивал в своей сторожке.

Через полчаса карета с похитителями уже выезжала на Бульвары, голова Жюдит лежала на плече Жиля, а сам Турнемин невидящими глазами провожал проплывающий мимо ночной Париж. На улице Клиши пылал старый особняк Ришелье…

Сколько раз мечтал Жиль об отъезде, но в эту ночь он лишь повторял слова старой Розенны:

«Когда чего-то хочешь очень сильно и честно за это борешься, то рано или поздно судьба награждает тебя. Жаль только, что чаще это приходит слишком поздно…»

Слишком поздно! Действительно ли уже слишком поздно? Какие приключения ждут их по другую сторону Атлантики? Что там: новые битвы, новые радости, счастье, или горе, или же просто то, что зовется жизнью…