Великий предводитель аукасов - Эмар Густав - Страница 10

Направляясь в Вальдивию, оба француза желали повидаться с доном Тадео де Леоном, одним из почетнейших людей в Чили, которому они, о чем расскажем ниже, спасли жизнь проездом через Сант-Яго. Солнце всходило, когда наши четыре путешественника достигли долины, расстилающейся перед Вальдивией, но составляющей еще арауканскую область. Так как именно в этот день в Вальдивии отмечался народный праздник, то вся равнина была покрыта множеством палаток, между которыми кишел народ. Всадникам недолго пришлось отыскивать палатку дона Тадео де Леона, который со своей дочерью, доньей Розарио, и несколькими слугами также выехал за город, чтоб присутствовать на празднике. Палатку дона Тадео было легко отыскать еще и потому, что она стояла поодаль от других.

Вальдивия, основанная в 1551 году испанским завоевателем доном Педро де Вальдивия, красивый город, в двух часах езды от моря, на левом берегу реки, по которой легко проходят большие суда. Он лежит в плодородной долине Гвадальянквен . Вид этого города, передового поста цивилизации в этих отдаленных странах, один из самых прелестных. Улицы широкие и прямые; здания, выбеленные известью, только — в один этаж, по причине частых землетрясений; почти т все дома имеют террасы. Там и сям вздымаются к облакам высокие колокольни многочисленных церквей и монастырей, занимающих добрую треть города. Благодаря обширной торговле, которую ведет Вальдивия при помощи своего порта, якорной стоянки китопромышленников, охотящихся в этих широтах, кораблей, подновляющихся здесь после или перед обходом мыса Горн, улицы оживлены, что редкость в небольших городках Южной Америки.

Когда оба француза поздоровались с доном Тадео, он попросил одного из них навестить его дочь, которая чувствовала себя не совсем здоровой, а потому пожелала остаться в палатке, а другого пригласил пойти посмотреть на празднество. Луи вызвался остаться с молодой девушкой, а дон Тадео с Валентином отправились на праздник.

— Я жду сегодня важных вестей, — сказал дорогой дон Тадео Валентину, — и вы, быть может, будете мне полезны.

Индейцы последовали их примеру. Мало-помалу разошлись и слуги: «людей поглядеть, себя показать». Донья Розарио оказалась премилой девушкой шестнадцати лет, небольшого роста, нежного сложения. Она была блондинка, что редкость в Америке, с густыми волосами цвета спелой ржи и небесно-голубыми глазами. Луи весело и беззаботно болтал с нею, рассказывал о Франции, о Париже и старался дать молодой девушке понятие о шумной и многолюдной французской столице. Вдруг несколько человек, вооруженных с головы до ног, ворвались в палатку. Граф быстро вскочил, чтоб защитить молодую девушку, схватив в обе руки по пистолету. Но прежде чем успел направить свое оружие на нападающих, он упал наземь, пораженный кинжалами. Падая, он увидел, как во сне, что два человека схватили донью Розарио и побежали, унося ее. Тогда, с невыразимым усилием, молодой человек приподнялся на колени и наконец встал на ноги. Он увидел, что похитители бегут к лошадям, которых невдалеке держал под уздцы индеец. Молодой человек бросился за ними с криком:

— Убийство! Убийство!

И выстрелил. Один из похитителей упал, посылая ему страшные проклятья. Тут силы окончательно оставили молодого человека. Луи зашатался, будто пьяный, в ушах у него зазвенело, все завертелось перед его глазами, и он упал бездыханный на землю.

Донья Розарио так испугалась, увидев, что граф упал под ударами убийц, что лишилась чувств. Когда она пришла в себя, была глубокая ночь. Несколько минут только смутные мысли бродили в ее голове, она никак не могла опамятоваться. Наконец, мысли ее стали светлее, и она прошептала тихим голосом, с выражением ужаса:

— Господи! Господи! Что такое случилось?

Она открыла глаза и стала беспокойно поворачивать голову. Мы сказали, что стояла глубокая ночь, но она оказалась еще темнее для бедной девушки: у нее на лицо было наброшено тяжелое покрывало. С терпением, столь свойственным всем попавшимся в плен, она старалась дать себе отчет о своем положении.

Насколько можно было судить, она лежала в длину на спине мула, между двумя тюками; веревка проходила через грудь и мешала привстать, но руки ее были свободны. Мул шел тяжелым и неправильным шагом, столь свойственным этой породе, отчего бедная девушка страдала при каждом шаге. Она была покрыта попоной, по причине ночной росы, или для того, чтоб не распознать дороги, по которой ехали. Донье Розарио, потихоньку и с великими предосторожностями, наконец удалось освободиться от покрывала, наброшенного на лицо. Она огляделась вокруг. Повсюду густой мрак. По небу шли облака и беспрестанно закрывали месяц, который в малые промежутки бросал слабый и неверный свет.

Подняв тихонько голову, девушка увидела, что несколько всадников ехали впереди и позади мула, на котором она лежала. Насколько можно было разглядеть в ночной темноте, всадники походили на индейцев. Караван был довольно многочисленный, по меньшей мере из двадцати человек. Он двигался по узкой тропинке, между двумя отвесными горами, скалистые груды которых, бросая тень на дорогу, еще более увеличивали мрак. Эта тропинка слегка подымалась в гору. Лошади и мулы, вероятно утомленные долгой дорогой, шли тихо. Молодая девушка, вспоминая, когда она была похищена из палатки, полагала, что прошла уже половина дня, как она стала пленницей.

Утомленная усилием разглядеть что-либо вокруг нее, бедная девушка опустила голову, заглушая вздох отчаяния. Закрыв глаза, чтобы не видать окружающего, она предалась глубоким и печальным размышлениям. Девушка не знала, где она теперь, кто и зачем похитил ее. Эта неизвестность усиливала страдания: она не видела впереди никакой надежды. Ее больное воображение создавало ужасные призраки; как бы ни была печальна действительность, все-таки она легче призраков. Таково было положение бедной девушки.

Караван безостановочно подвигался вперед. Он вышел из ущелья и подымался по тропинке, шедшей по краю пропасти, на дне которой глухо шумела невидимая вода. Порой камень, сброшенный копытом мула, с шумом катился по склону утеса и падал в бездну. Ветер свистел между елками и лиственницами; их сухие иглы валились на путешественников. По временам совы, живущие в трещинах скалы, кричали, точно рыдал ребенок, и печальные звуки прерывали тишину.