Кречет. Книга I - Бенцони Жюльетта - Страница 29

Действительно, никто не смог бы признать беглеца из коллежа в том молодом всаднике, который ветреным апрельским днем не спеша ехал по направлению к воротам Ландерно, единственным воротам Бреста, куда пропускали повозки и скот.

Он был одет в суконную куртку серо-стального цвета, рубашку с жабо льняного полотна, обут в черные сапоги, волосы были скромно зачесаны назад и уложены в кожаный кошелек, стянутый лентой. На голове красовалась заломленная набекрень треуголка. Жиль сидел в седле очень прямо и твердой рукой направлял Мерлина через преграждавшие ему путь стада скота, сборища повозок и ослов с восседающими на них женщинами и монахами.

Он ехал спокойным шагом, не торопясь, наслаждаясь минутой, совершенно счастливый от обладания новой силой, которую он чувствовал в себе, а также и от шпаги голубоватой стали, перевязь которой была надета на него Гийомом Брианом, на прощание звучно шлепнувшим по крупу Мерлина. И чем дальше продвигался по дороге Жиль, тем шире раскрывал глаза от изумления перед открывшимся ему зрелищем.

Окруженный кольцом укреплений, охраняемый древним замком, позеленевшим от времени и непогоды, Брест был всего лишь маленький серый город с узкими, но живописными улочками. Он был подобен ореху, укрывшемуся в огромной скорлупе.

Его каменные дома, сложенные из того же гранита, что и стены замка, придавали городу вид чрезвычайно суровый. Однако его наполняли красочные мундиры войск, они соседствовали с белыми чепцами и вышитыми нарядами крестьянок, с мятыми холщовыми штанами и круглыми шляпами мужчин, а полосатые фуфайки матросов и красная форма гардемаринов смешивались с полинявшими холщовыми одеждами каторжников в красных или зеленых колпаках, которых в Бресте использовали на дорожных работах и в мастерских Арсенала.

Привыкший к спокойной элегантности Ванна, Жиль нашел Брест некрасивым, но когда в конце длинной Сиамской улицы, пересекавшей весь город, показались серые воды Панфельда с лесом высоких мачт, на которых вились разноцветные вымпелы, он переменил свое мнение.

Вручая Жилю его экипировку и немного денег от имени аббата Талюэ, Гийом Бриан посоветовал ему остановиться в скромной гостинице «Красный столб», что держал его двоюродный брат, неподалеку от почтовой станции «Семь Святых». Жиль, однако, был не в силах противиться желанию увидеть наконец огромные корабли королевского флота и решил отложить поиски жилья. Он спустился к порту и застыл там, восхищенный великолепием открывшейся ему картины.

Жиль как зачарованный смотрел на возвышающиеся, как стены, красные, синие и светло-желтого цвета борта кораблей, на схожие с замками кормовые надстройки, все в резьбе, как алтари, позолоченные, как молитвенники, с бронзовыми, искусно отделанными фонарями. Корабли флота Его Величества Людовика XVI, короля-географа, страстного почитателя моря и флота, с их ярко раскрашенными ростральными фигурами и расшитыми шелковыми флагами были похожи на сказочные дворцы, на минуту бросившие якоря у берегов унылой действительности…

Жиль долго простоял бы здесь, среди шумной толпы, затопившей набережную, но вдруг громкий гневный голос, раздавшийся подле, вырвал его из волшебного мира.

– Но ведь это же моя лошадь! – воскликнул голос. – Эй, вы! Почему вы сидите на моей лошади?

Стоявшие у головы его коня два молодых дворянина смотрели на Жиля с удивлением и безо всякой симпатии. Один из них, тот, кто произнес услышанные Жилем слова, взялся даже рукой за повод и взглянул на него ярко-голубыми глазами, не предвещавшими ничего хорошего. Жиль почувствовал, что бледнеет, проклял случай, сведший его с законным владельцем коня, но постарался сохранить хладнокровие.

– Вы уверены в том, что это именно ваш конь? – мягко спросил он у молодого дворянина.

– Уверен ли я?! Я заплатил за него слишком дорого, чтобы не знать у него каждую шерстинку от копыт до ноздрей. Какой-то мерзавец увел его у меня в Ванне от гостиницы, где я остановился пообедать!

Да, теперь уж не оставалось никаких сомнений в намерениях молодого офицера. Офицер был двадцати четырех или двадцати пяти лет от роду и говорил с довольно заметным иностранным акцентом. Жиль окинул взглядом элегантный голубой с желтым мундир Королевского Цвайбрюккенского полка, полковничьи эполеты, напудренный парик, треуголку с золотым галуном и почувствовал, что его мечты о славе могут теперь же закончиться. Сейчас этот человек отправит его прямиком в тюрьму…

Тем не менее он решил довести свою игру до конца. Он спокойно слез с коня, снял треуголку, поклонился и серьезным тоном произнес:

– Этот мерзавец – я! Я и вправду… позаимствовал вашу лошадь в момент, когда крайне нуждался в ней, чтобы спастись бегством. И я прошу у вас прощения.

– И вы воображаете, что этого достаточно?

Из-за вас мне пришлось закончить мое путешествие на отвратительной кляче, сделавшей меня всеобщим посмешищем! Позвольте узнать, что было причиной столь поспешного бегства? Стражники?

– Нет, сударь! Причина тому – семинария, куда меня хотели отправить против моей воли.

Однако я уже имел честь просить простить меня за этот недостойный поступок, подобных которому я никогда прежде не совершал, да и впредь не собираюсь. В том же случае, если вы все еще не считаете себя удовлетворенным моими извинениями… а также немедленным возвращением вашего достояния…

Тут Жиль многозначительно прикоснулся к эфесу своей шпаги. Этот жест был чистым безумием с его стороны, поскольку ему, конечно, было не по плечу меряться силами с искушенным в фехтовальном искусстве полковником, но он предпочел бы сто раз умереть, чем испытать навеки запятнавший бы его позор ареста. По крайней мере, он умрет так, как хотел бы жить: он умрет как дворянин!

Незнакомец удивленно поднял брови и насмешливо сказал:

– Однако как вы кровожадны, сударь! Вы были только вором, а теперь хотите еще и стать убийцей?

– Кто говорит об убийстве? У меня есть шпага, сударь, и у вас она есть. Воспользуйтесь же ею…

Другой офицер, который до сего момента не произнес ни слова, с веселым любопытством наблюдая за происходящим, теперь счел необходимым вмешаться. Он был меньше ростом своего худого и высокого товарища, костюм его отличался изысканно-безупречной элегантностью, пожалуй, несколько преувеличенной, у него были живые черные глаза и бронзовый загар такого оттенка, который можно приобрести только под солнцем далекой страны.

– Может быть, вы сначала скажете нам, кто вы такой? – предложил он Жилю. – Мы не станем драться неизвестно с кем, особенно здесь, где господин граф де Рошамбо весьма суров к дуэлянтам. У вас манеры дворянина, но этого недостаточно: назовите ваше имя, прошу вас!

Некоторая заносчивость, прозвучавшая в его голосе, разгневала Жиля. Он смерил взглядом своего собеседника, который был на голову его ниже, и сухо уронил:

– Меня зовут Жиль Гоэло. Вам этого достаточно?

Загорелый молодой офицер, в свою очередь, поднял брови:

– Конечно, недостаточно! Это не имя! Да дворянин ли вы?

– Нет! – воскликнул выведенный из себя Жиль. – Нет, я не дворянин, по крайней мере в том смысле, который вы имеете в виду, поскольку имя, которое я ношу, – имя моей матери. Мой отец, а уж он-то был дворянином, не успел признать меня своим сыном. Я – бастард, если вам больше нравится это слово! Бастард де Турнемин, как говорили прежде! Однако довольно!

Убейте меня, это все же лучше оскорблений!

Молодой офицер собирался ответить Жилю, но тут вмешался его спутник. Пожав плечами, он беспечно рассмеялся:

– Оставьте, дорогой Ноайль! В конце концов, если уж он так хочет, доставим ему это удовольствие! И потом в такой ветреный день фехтование согреет нас! Следуйте за нами, сударь! Вы можете оставить… нашу лошадь вот этому слуге, – добавил он, указывая на слугу, державшегося позади. – Он вернет вам ваши пожитки… если вы останетесь в живых. В противном случае я с сожалением передам их вашей матери… Но есть ли у вас секунданты?

– Я только что приехал в город и должен был отправиться к госпоже дю Куедик, к которой у меня есть рекомендательное письмо. Я никого здесь не знаю. Как я уже имел честь вам сказать, я сбежал из Ванна.