Кречет. Книга I - Бенцони Жюльетта - Страница 2

– Похоже, дочь рыбака, – решил было Жиль, но в глубине души он сам не верил этому. Прежде всего, он знал все семьи рыбаков в округе, а эта очаровательная речная нимфа была ему неизвестна. Кроме того, форма ее рук и ног, длинная стройная шея, небольшой изящный носик, маленькой ямочкой соединяющийся с приподнятой верхней губой, врожденная грация позы – все это противоречило столь поспешно сделанному умозаключению. Этой юной особе явно никогда не приходилось вести тяжелую жизнь девушек с побережья. Она принадлежала к другому миру.

Внезапно девушка открыла глаза, большие, темные глаза с золотыми искорками. О цвете их у Жиля не было времени задуматься, поскольку он почти тотчас же получил пару таких сильных оплеух, что свалился в траву, а спасенная им девушка, вопя, как одержимая бесом, бросилась на него, растопырив пальцы с явным намерением выцарапать ему глаза.

Короткое время они боролись. Жиль не мог и слова вымолвить, с таким пылом юная фурия продолжала нападать, выкрикивая оскорбления. В конце концов он смог остановить ее, прижав к земле и удерживая ее руки за спиной, что потребовало значительных усилий. Принужденная таким образом к бездействию, но отнюдь не к смирению, девушка плюнула ему в лицо, пронзив его таким пылающим взглядом, какие бывают только у безумных.

– Грязный нищий! – вопила она. – Если ты меня сейчас же не выпустишь, с тебя шкуру сдерут и я скормлю ее собакам!

Ее юное лицо было так забавно искажено гневом, что в ее словах не чувствовалось вовсе никакой опасности. Это придавало ситуации комический оборот, и Жиль засмеялся, не ослабляя, впрочем, своей хватки:

– У вас странная манера благодарить того, кто спас вам жизнь, мадемуазель!

Его спокойный голос и изысканно-вежливые интонации весьма сильно удивили юную фурию.

Она перестала плеваться, нахмурила брови и принялась разглядывать своего спасителя сквозь полуопущенные ресницы.

– Откуда вы взяли, что моя жизнь была в опасности? – вскричала она, инстинктивно перестав обращаться к нему на «ты». – Неужели теперь и искупаться нельзя без того, чтобы какой-нибудь молодчик не набросился на тебя, оглушил и вытащил на берег?

– Купаться? В устье реки? С его течениями и во время отлива? Это же просто безумие! Вы ведь не умеете плавать.

– Да, не умею! Я просто позволила волнам нести меня. Это так приятно!

– Превосходно, но, к несчастью, это прямо привело бы вас в мир иной. Во всяком случае, на моем месте любой поступил бы так же, как я. Но где же ваша одежда?

Она издала смешок, слишком нервный, чтобы в нем не прозвучал гнев.

– А вы как думаете? В лодке, конечно. Вам остается лишь догнать ее…

Жиль выпрямился, вглядываясь в сумерки.

Лодку унесло уже далеко. Увлекаемая более быстрым течением, она была едва видна и через секунду достигнет моря.

– Это невозможно, – прошептал он, а его взгляд, будто притянутый магнитом, вновь обратился на тело девушки, которое она, казалось, вовсе не думала скрывать. Напротив, она растянулась на траве, зевнув и показав мелкие белоснежные зубы в розовой раковине рта.

– Ну, вот! – вздохнула она, насмешливо улыбнувшись, и Жиль заподозрил, что она втайне наслаждается ситуацией. – Не хватало только, чтобы я возвратилась в замок в таком виде!

Представляю, что на это скажут!

– В какой замок?

Она указала подбородком на высокие крыши, видневшиеся над деревьями в синеве сумерек.

– В замок Локгеноле, конечно! Я живу там у моих кузенов Перрьенов, но так как они слишком строго придерживаются приличий, то думаю, что вам остается только одно: вы должны отдать мне свою одежду.

Он не слушал. Будто зачарованный, он следил за каждым движением гибкого тела. Нечто неведомое и страшное пробуждалось в нем, сметая все полученное ранее воспитание. Кровь с силой запульсировала в его сердце, ударила в голову, затуманивая взор, лишая воли и разума. У него появилось чувство, что это тело принадлежало ему всегда, что он должен был соединиться с ним, срастись с ним в единое целое так, чтобы ничто не смогло разлучить их… Это было чувство почти болезненное, как голод или жажда. Все его существо напряглось, жадно требуя стиснуть, сжать в объятиях, подчинить это тело своей воле.

Изменившееся выражение лица юноши вспугнуло девушку. Ее улыбка вмиг испарилась, она внезапным, быстрым и гибким движением вскочила на ноги и, отступив, спряталась за кустом.

Теперь Жиль видел только лишь переплетенные ветви дрока, над которыми выступало ее юное разгневанное лицо под пламенеющей шапкой растрепанных волос.

– Вы что, не слышали? – раздраженным тоном произнесла девушка. – Вы должны отдать мне вашу одежду!

От этих слов Жиль возвратился с небес на землю, и возвращение это было столь резким, что вызвало у него гримасу боли, будто он и вправду поранился от грубого столкновения с земной реальностью.

– Мою одежду? А как же вернусь домой я? – спросил он.

– А мне все равно! Главное, чтобы я не появилась голой в замке. Давайте же ее скорее!.. Только не говорите мне, что ваша одежда промокла, это совершенно не имеет значения. Если вы не сделаете того, о чем я прошу, я закричу так громко, что меня услышат! Я скажу, что вы напали на меня, грубо обошлись со мной, и если вас и не повесят, то уж, наверное, изобьют палками!

Он пожал плечами, равнодушно выслушав угрозы, но тем не менее не колебался более ни секунды. Она была права, сказав, что не может обнаженной возвратиться в замок. Про графиню де Перрьен, владелицу Локгеноле, говорили, что она женщина нрава весьма сурового. С ней может приключиться припадок, если она увидит такое зрелище. Он-то сам дождется глубокой ночи, чтобы возвратиться в Кервиньяк, не попавшись никому на глаза, вот и все.

Он быстро снял с себя насквозь промокшую рубашку и короткие холщовые штаны, бросил их за куст, оставив на себе лишь узкие подштанники, и отвернулся, гораздо более смущенный, чем только что была девушка: разве не вдалбливали ему в коллеже, что нагота – это всегда невыносимо стыдно? Ему хотелось убежать, но какое-то более сильное чувство удерживало его. Вдруг он услышал ее голос, на сей раз более дружелюбный.

– Не стоит стыдиться, – сказала девушка. – Вы очень красивы! Прятаться нужно уроду.

Тогда он обернулся и засмеялся, испытывая чувство глубокого облегчения. В его одежде, которая была ей велика, она была смешной и очаровательной одновременно. Но девушка не смеялась. Она растерянно смотрела на него, как будто пытаясь разгадать неразрешимую загадку.

– Я вас никогда не видела, – сказала она наконец. – Как ваше имя?

– Жиль… Мое имя Жиль… Гоэло! Я живу в Кервиньяке.

Какого труда ему стоило произнести свое имя!

Перед лицом этой девушки, о чьем благородном происхождении он догадывался, несмотря на ее странные манеры, он отдал бы все на свете, лишь бы иметь право называться Роганом или Пентьевром… При этом Жиль сразу же почувствовал, что она разочарована, по тому, как слегка поджались ее губы, по едва уловимому пожатию плечами.

– А! – только и произнесла она.

Затем резко повернулась и, ничего более не добавив, побежала в сторону замкового парка. Тогда, приложив руки ко рту, Жиль прокричал ей вслед:

– А вас? Как вас зовут?

Она остановилась и повернулась в его сторону, но ночь опускалась быстро, и он не мог более различить выражение ее лица. Тем не менее Жиль почувствовал, что она колеблется, потом до него долетел голос, далекий и холодный.

– Мне не очень хочется, чтобы вы узнали мое имя, – сказала она. – Но я не вправе отказать вам в этом… Меня зовут Жюдит де Сен-Мелэн!..

Она снова побежала, не обернувшись больше ни разу, и исчезла под деревьями, а Жиль, униженный, разъяренный и замерзший, помчался через ланды, чтобы добраться до своей деревни Кервиньяк, до которой было не менее одного лье.

Он и сам не знал хорошенько, на кого обращен его гнев. На кого же он, в самом деле, злился? На самого ли себя, что был столь глуп и оглушил ударом по голове ни в чем не повинную купальщицу, которая ни о чем его не просила, хотя и подвергала свою жизнь опасности? На эту маленькую рыжую фурию, бесстыжую, как настоящая сирена, с улыбкой, полной очарования, которая, может быть, и была не прочь завязать знакомство с ним, но замкнулась в своей раковине, как устрица, узнав, что он не принадлежит к ее миру замков и сословных предрассудков? Или на дьявольскую судьбу, поставившую их друг перед другом лишь для того, чтобы он, юноша, впервые в жизни узнавший искушение, увидел бездонную пропасть, навсегда разделяющую его и эту очаровательную девушку? Жюдит де Сен-Мелэн была разочарована, услышав его простую фамилию.