Охотники за пчелами - Эмар Густав - Страница 46

— Вы думаете? — доверчиво спросил дон Фернандо. — Так вот это и есть любовь? О, если так, — добавил он, обращаясь скорее к самому себе, — то это сопряжено с ужасными страданиями.

Дон Эстебан смотрел на него с минуту со смешанным чувством сострадания и печали, потом продолжал:

— Я последовал за вами нынешней ночью, потому что ваше поведение показалось мне подозрительным и вызвало смутное недоверие. Спрятавшись в кустах, совсем рядом, я слышал весь ваш разговор с Тигровой Кошкой, и мое мнение о вас решительно переменилось. Я узнал, — позвольте мне быть до конца откровенным, — что вы несравненно лучше устоявшейся за вами репутации, что вас напрасно принимают за разбойника. Решительность, с какой вы отвергли его вкрадчивое предложение, доказало мне, что вы человек порядочный и честный. И я твердо решил стать вашим надежным союзником в борьбе против этого человека, который до сих пор был вашим злым гением и зловредное влияние которого отягощало ваши юность и молодые годы. Вот почему я счел своим долгом поговорить с вами совершенно откровенно. Вот вам моя рука, — добавил он, протягивая руку дону Фернандо. — Это рука Друга и брата.

Дон Фернандо порывисто схватил руку, так великодушно и искренне протянутую ему, и крепко пожал ее.

— Благодарю! Благодарю! И простите! Но вы сказали правду: я дикарь. Я рассердился на вас, не предполагая вашего благородства.

— Не будем никогда возвращаться к этой теме. Выслушайте меня. Не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль, но мне кажется, что Тигровая Кошка — неумолимый враг дона Педро де Луна. Я убежден, что он хотел сделать вас орудием каких-нибудь отвратительных козней против семейства дона Педро.

— Мне тоже приходила эта мысль. Странное поведение Тигровой Кошки во время пребывания у него дона Педро и его дочери, устроенная им ловушка, в которую они несомненно угодили бы без меня, возбудили и мои подозрения Вы слышали, что я говорил ему по этому поводу. О, пусть он остерегается!

— Не будем спешить! Напротив, надо проявить осторожность. Надо узнать сначала планы Тигровой Кошки.

— Да, вы правы, так будет лучше. Скоро он появится в Сан-Лукаре. Мне не составит труда наблюдать за его действиями и помешать осуществлению его замысла. Он необычайно хитер и коварен, но, клянусь Богом, я докажу ему, что хитрее его.

— Тем более что я буду рядом и смогу во всем помогать вам.

— Главное, надо тщательно охранять донну Гермозу Вы счастливее меня, дон Эстебан, вы можете оберегать ее постоянно.

— Вы ошибаетесь, друг мой, я намерен через несколько часов представить ей вас.

— В самом деле?!

— Конечно, тем более что вам надо стать своим человеком в асиенде, чтобы ввести в заблуждение Тигровую Кошку. Разве вы не помните, с каким сарказмом он намекал на любовь, которую он в вас подозревает к очаровательной дочери дона Педро? Он хвастается, будто он внушил вам эту любовь, без вашего ведома сведя вас с нею.

— О, не иначе как этот человек вынашивает какой-нибудь гнусный план!

— В этом не может быть сомнения, но с Божьей помощью мы расстроим этот план. И еще вот что…

— Говорите, друг мой, говорите.

— Вы думаете, что этот разбойник ваш отец? Простите, что я задаю этот вопрос. Вы должны понимать его важность.

Дон Фернандо глубоко задумался. Наступило молчание, длившееся несколько минут. Наконец он поднял голову и заговорил:

— Вопрос этот я нередко задавал сам себе, но так и не удосужился выяснить его до конца. Однако я почти уверен, что Тигровая Кошка не отец мне. Его отношение ко мне, настойчивое стремление внушить мне злые мысли и развить во мне дурные инстинкты, которые заложены во мне от рождения, свидетельствуют о том, что если существует между нами родство, то очень дальнее. Невозможно предположить, чтобы отец, каким бы жестоким он ни был, находил удовольствие в развращении своего сына. Это было бы настолько противоестественно, что разум решительно отвергает самую мысль об этом. Я, в свою очередь, испытывал к этому человеку непреодолимое отвращение, близкое к ненависти. С годами это чувство не только не изглаживалось, напротив, оно становилось все более сильным и делало неизбежным наше отчуждение и разрыв. Нужен был только предлог. И Тигровая Кошка, сам того не ведая, этот предлог мне предоставил. Нужно ли говорить, как я бесконечно счастлив, что наконец обрел свободу и могу располагать собою. Я освободился от тягостной зависимости, так долго тяготевшей надо мной.

— Я абсолютно с вами согласен. Этот человек не может быть вашим отцом. Я не сомневаюсь, будущее докажет, что мы правы. Эта убежденность дает нам нравственное право действовать по нашему усмотрению и разрушить его планы.

— Каким образом представите вы меня донне Гермозе, друг мой?

— Я скажу вам об этом позже, а сейчас мне необходимо рассказать вам историю, которую вам необходимо знать во всех подробностях, чтобы вы, общаясь с доном Педро, не разбередили незаживающую рану в его сердце. Эта страшная и таинственная история приключилась очень давно, я тогда только что родился, но моя бедная матушка так часто рассказывала мне о ней, что все перипетии ее навсегда сохранятся в моей памяти, как будто я присутствовал при этом. Выслушайте же меня внимательно, друг мой. Как знать, может быть, Господь, внушивший мне мысль рассказать вам об этом, позволит вам выяснить тайну.

— Это касается донны Гермозы?

— Косвенно. Донна Гермоза еще не родилась в то время, и отец ее не был хозяином этой асиенды, он купил ее уже потом. А в те времена семейство его жило на востоке. Я должен сообщить вам прежде всего, что дон Педро де Луна не мексиканец и имя, которое он носит, не принадлежит ему, или точнее сказать, он его унаследовал от той ветви его семьи, которая обосновалась в Мексике. Он принял это имя только после тех событий, о которых я собираюсь вам рассказать, когда он поселился здесь, купив Лас-Нориас де Сан-Антонио у своих родственников, постоянно живших в Мехико и лишь изредка наезжавших сюда на несколько дней. Жители Сан-Лукара и других окрестностей, знавшие дона Педро де Луна только по имени, не сомневались, что это он переселился в свое поместье и господин мой не спешил разуверять их в обратном, тем более что по причинам, о которых вы вскоре узнаете, он, покупая асиенду у своих родственников, выговорил себе право и носить их имя. Те, естественно, не нашли в этом ничего предосудительного, и теперь по прошествии более двадцати лет, когда дон Педро, после смерти всех своих родных, сделался главою фамилии, это имя, сначала заимствованное, принадлежит ему по праву и никто не думал оспаривать у него это право.