Новая Бразилия - Эмар Густав - Страница 17

Владелец задает своему рабу столько-то той или иной работы на день или на неделю, и тот во чтобы то ни стало должен выполнить заданное.

Они по-своему правы: они купили за наличные деньги это орудие для обработки своих земель; плоть и кровь рабов, их труд и пот, все принадлежит их владельцу. И такого рода убеждение нисколько не мешает хозяевам быть ревностными католиками, членами нескольких религиозных братств, или Irmandadas, следовать за всеми процессиями со взглядом, полным умиления и смиренно потупленным долу, с зажженной свечой в руках. Они усердно посещают церкви и набожно говеют каждый пост.

О праведники!

Свободные мулаты представляют собой в Рио особый класс людей, деятельных и умных, из которых постепенно образовывается, так сказать, своего рода третье, или среднее, сословие. Теперь их уже можно встретить и на высших ступенях административной власти, и в судебных палатах, и в ряду сухопутных и морских офицеров, и в мире художественном и ученом, и в области свободных профессий, словом, всюду. Эти люди принимают самое деятельное участие в судьбах своей родины и во всех делах и явлениях своего времени.

Дело в том, что в Бразилии для всех широко раскрыты двери: для чернокожих и мулатов, для индейцев и для метисов; как только они свободны, им всюду открыта дорога. Здесь закон не исключает никого, и самый характер нации охотно подчиняется этому справедливому требованию закона.

Будущее принадлежит этой смешанной расе, которая с каждым днем становится на нога все тверже и тверже.

Рио освещен газом. Ни один из самых благоустроенных городов Европы не может похвастать таким порядком и безопасностью, как Рио: вы смело можете во всякое время дня и ночи пройти весь город из конца в конец, не рискуя ни малейшей неприятностью.

В Рио мало происходит несчастных случаев, потому что во всем царит образцовый порядок, а относительно пожаров надо сказать, что тамошние пожарные команды далеко оставляют за собой наши европейские команды, что, конечно, совсем не лестно для нас, европейцев.

ГЛАВА IX. Сан-Кристобаль

В продолжение целой недели, что я жил в Рио-де-Жанейро, у меня было столько дела, столько хлопот, что я положительно изнемогал от усталости. И вот однажды поутру, когда я чувствовал себя усталым и никуда не отправился, а присел привести в порядок свои записки и заметки, ко мне вошел господин Сойе и, смеясь, приветствовал меня словами:

— Мне кажется, что вы у нас немножко разбаловались и разленились?

— Нет, нисколько, — возразил я, — нисколько! Но признаюсь вам, эта жара и эти постоянные хлопоты очень утомили меня.

— Нет, нет, — сказал он, — это совсем не то!

— Не то?

— Не то, не то!.. Скажите, сегодня пятница?

— Да.

— Ну, так слушайте же и принимайте к сведению то, что я вам скажу.

— Слушаю.

— Так вот, знайте, что по субботам от двух до пяти часов пополудни император еженедельно дает аудиенцию каждому, кто имеет до него надобность, просьбу или жалобу. Каждый, кто только желает видеть императора и имеет сказать ему что-нибудь, отправляется по субботам прямо во дворец Сан-Кристобаль без всяких испрошений аудиенции, все просто входят во дворец, поднимаются по большой парадной лестнице на первый этаж, проходят длинную галерею и входят в аудиенц-зал, причем никто не интересуется входящими.

— Ба-а! Так просто? Но в таких случаях туда должна стекаться громадная толпа!

— Да, народу бывает очень много!

— Как же я в таком случае доберусь до императора?

— Весьма просто, — сказал господин Сойе, улыбаясь. — Император знает наперечет всех, кто к нему имеет дело, и как только заметит в толпе новое лицо, тотчас же обращается к нему с вопросом. А вы мне, кажется, говорили, что знаете императора?

— Да, я имел счастье быть ему представлен в бытность его в Париже, где мы обменялись с ним несколькими словами.

— Вот видите! Император никогда ничего не забывает; раз он видел кого-нибудь, хотя бы только в продолжение нескольких минут, он во всякое время узнает его снова.

— Право, все, что вы говорите, так необычайно, что у меня возгорается желание испытать и увидеть все это. Государь, который держит себя так просто и ведет себя так радушно, должен быть человеком недюжинным. И на его приемах мы не увидим ни солдат, ни штыков, ни придворных чинов вроде каких-нибудь гофмаршалов, церемониймейстеров и тому подобное?

— Ни одной кошки! Там, во дворце, находится, правда, дворцовый караул, состоящий из двадцати солдат и одного или двух офицеров, но им решительно нет никакого дела до тех, кто входит во дворец или выходит оттуда.

— Право, для того чтобы увидеть нечто подобное, надо ехать в Бразилию! У нас в Европе это показалось бы совсем невероятным!

— Так, значит, вы поедете завтра в Сан-Кристобаль?

— Конечно, конечно! Я ни за что на свете не решился бы упустить подобный случай присутствовать на приеме у императора, тем более, что буду особенно рад увидеть его величество.

— Кстати, я чуть было не забыл вам сказать, что вам следует нанять коляску, запряженную парой мулов, что должно обойтись вам в две тысячи рейсов16 .

— Эх, черт возьми! Да где же я найду эту коляску?

— Не беспокойтесь, господин Лиден достанет ее для вас.

— Прекрасно! А далеко туда добираться?

— Не более трех четвертей часа.

— О, это пустяки!

— Так, значит, решено, вы завтра едете. А вечерком вы, конечно, расскажете мне, как вас принял император.

— Непременно!

После этого господин Сойе пожал мне руку и удалился.

Хотя я был вполне убежден в его правдивости, но все, что он рассказал мне сегодня, казалось мне столь необычайным, что я хотел во чтобы то ни стало проверить его слова. Он был южанин, родом из окрестностей Нима и, как все южные французы, отличался пылким воображением. Мне уже не раз случалось видеть, как он в разговоре увлекался превыше всякой меры, и, что было всего забавнее, впоследствии он же сам первый ловил себя на этом и с добродушным смехом восклицал:

— Ай, ай! Я уже опять увлекся! Занесся, Бог весть куда! И все смеялись вместе с ним.

Взглянув в окно, я увидел, что господин Лиден находится у себя в саду и внимательно наблюдает за двумя англичанами, играющими в мяч со свойственной этой почтенной нации флегмой и серьезностью.

— А-а, вы не уходите сегодня со двора? — спросил он меня, пожимая мне руку.

— Нет, сегодня слишком уж жарко! Я подожду, пока не спадет жара, — разве вы не находите, что теперь трудно дышать?

— Не-ет! — протянул он. — Температура обычная.

— Большое спасибо: я положительно растаял, как воск на огне!

— Хм! Ведь мы же не во Франции!

— Да, я это замечаю.

— Вы имеете что-нибудь сказать мне?

— Да, я хотел бы получить от вас одно сведение. Дело в том, что я хочу ехать в Сан-Кристобаль.

— Прекрасно! И вам нужна коляска? Не беспокойтесь, я позабочусь об этом.

— Благодарю, но это еще не все. Я желал бы знать, как мне следует явиться к императору?

— Как? Неужели Сойе не сказал вам ничего об этом? Но ведь он же был у вас только что!

— Да, но, признаюсь, он сообщил мне такие вещи, в которых я совершенно не могу разобраться.

— Что же он мог сказать вам такого особенного?

Я пересказал ему почти слово в слово все то, что услышал от господина Сойе.

— Ну что же, так оно и есть! — подтвердил мой хозяин. — Наш приятель не сказал вам ни слова лишнего.

— Да это просто прелесть что такое! — воскликнул я. — Особенно приятно видеть монарха, который одновременно и простой смертный, как мы все, и император. У нас в Европе это нечто неслыханное… да вообще это редко где можно встретить!

— Ну, а президент?