Медвежонок Железная Голова - Эмар Густав - Страница 19

Пункт шестой. Кто лишится обеих ног, получит тысячу пятьсот пиастров или пятнадцать невольников, по желанию; за потерю обеих рук — тысячу восемьсот пиастров или восемнадцать невольников; за потерю одной ноги, все равно какой, правой или левой, — пятьсот пиастров или пять невольников; за одну руку или кисть руки одинаковое вознаграждение — пятьсот пиастров или пять невольников;за глаз — сто пиастров или невольника; за оба глаза — две тысячи пиастров или двадцать невольников, за палец — сто пиастров или невольника. У кого будет изувечена рука или нога, тот получит такое же вознаграждение, как за потерю конечности, если бы ее оторвало или ампутировал хирург. Тому, кто получит опасную рану на теле, куда бы то ни было, причитается пятьсот пиастров или пять невольников.10

— Это хорошо! — одобрили флибустьеры. — Капитан подумал обо всем. Да здравствует Медвежонок Железная Голова.

— Итак, весь договор принят? — спросил капитан.

— Принят и скреплен присягой, — весело вскричали авантюристы.

— Так слушайте же теперь, братья, — продолжал капитан, — кого я назначил себе помощниками, уделив им часть своей власти; надеюсь, что мой выбор будет вам приятен.

Тишина водворилась мгновенно, как бы по волшебству.

— Старшим капитаном на «Задорном» — продолжал Медвежонок, — назначается Пьер Легран; младшим капитаном — Давид; старшим лейтенантом — Олоне; младшим лейтенантом — Польтэ; боцманом — Александр, а констапелем — Данник. Клянетесь ли вы повиноваться этим офицерам?

— Клянемся.

— Теперь же, братья, назначьте сами своих унтер-офицеров, шкиперов, подшкиперов и штурманов; сойдитесь по матросским правилам и разделитесь на две команды. С этой минуты я объявляю экспедицию начатой. Как только кончатся ваши выборы, корабельный писарь придет с договором за вашими подписями. Ступайте.

Экипаж немедленно перешел на бак и приступил к выборам со спокойствием и хладнокровием, которого никак нельзя было ожидать от подобных людей, но которые доказывали, насколько они сознавали важность того, что им поручили.

Один капитан с своим штабом оставался на юте. Было восемь часов утра, рулевой пробил восемь склянок; Давид стал на вахту.

— Братья, — обратился Медвежонок к своим помощникам, — сделайте мне честь позавтракать со мной. Мы поговорим, я сообщу вам свой план захвата Картахены, и мы обсудим его за стаканом вина.

Флибустьеры почтительно поклонились и спустились за ним в кают-компанию, где уже накрыли стол.

Ветер все свежел и превращался в настоящий ураган, но никто на «Задорном» не обращал на это внимания.

Медвежонок и его помощники были люди не того закала, чтобы тревожиться насчет большей или меньшей силы ветра.

«Задорный» был новым судном, построенным со всем тщанием, которое испанцы в те времена прилагали к постройке кораблей всех типов. В ту эпоху французский флот существовал как бы только по имени; Кольбер едва приступал к сооружению судов, которые впоследствии приобрели такую грозную славу. Английский флот, правда, уже существовал, но был далеко не так велик и хорошо оснащен, как испанский, который наравне с голландским флотом считался лучшим во всем свете, во-первых, по числу судов и, во-вторых, по их вооружению и несомненным мореходным качествам.

Фрегат «Задорный», прекрасно оснащенный, отличавшийся прочностью постройки, которым можно было управлять, как лошадью, разумеется, не боялся даже достаточно сильного шквала. Стало быть, не стоило обращать внимания на расходившийся свежий ветер.

Капитан сел на почетное место, и его штаб расположился вокруг стола, на котором стоял завтрак.

Храбрые флибустьеры буквально умирали с голоду; они не ели еще после достопамятного пира в «Сорванном якоре». Разнообразные хлопоты заняли все их время, и они не могли выкроить ни минуты, чтобы перекусить на скорую руку сухарем с рюмкой водки.

Ели и пили, весело толкуя обо всем, что так или иначе касалось общих интересов. Потом, когда голод наконец был утолен, на стол поставили бутылки с ромом, задымились трубки, и разговор незаметно принял более серьезный характер.

— Красива ли Картахена? — поинтересовался Олоне.

— Говорят, — ответил Медвежонок, — но сам я там не бывал и потому не могу сказать ничего определенного.

— Думаю, — засмеялся Олоне, — что мало кто из нас мог видеть его.

— Испанцы так ревниво оберегают свои колонии, — заметил Польтэ, — что попасть к ним можно только с оружием в руках.

— Что касается меня, — возразил с улыбкой Пьер Легран, — то подобный способ меня устраивает: это выгодно.

— У тебя губа не дура! — вскричал Олоне, захохотав во все горло. — Признаться, я все спрашиваю себя, зачем Медвежонок, затеяв экспедицию, среди всех испанских городов предпочел именно Картахену.

— Ты ничего в этом не смыслишь, — откликнулся Польтэ, украдкой значительно переглянувшись с Медвежонком, — а понять-то как легко!

— Ты находишь?

— Причина лежит на поверхности, ей-Богу!

— Так скажи, в чем дело.

— Охотно; впрочем, если я ошибаюсь, Медвежонок тут налицо и может исправить мою ошибку.

— Говори, брат, — сказал капитан.

— Да, мы слушаем.

— Да тут и слушать-то придется недолго, — засмеялся Польтэ.

— Да ну же, болтун.

— Вот, в двух словах, в чем дело: все города на материковом побережье нами более или менее исследованы, то есть они были взяты и преданы огню и мечу; уцелели лишь немногие.

— Мне очень нравится выражение «исследованы», — воскликнул со смехом Пьер Легран.

— Не правда ли, удачно? Ну так вот, эти города, а их не более десятка, до сих пор оставались в пренебрежении или потому что очень бедны и, как говорится у нас на родине, игра не стоит свеч, или потому, что слывут сильно укрепленными, а мы, следовательно, не посмели бы не то чтобы подойти к ним, — трудного тут ничего нет, — но положить на них лапу, что было бы небезопасно. Абсолютно неприступными из них слывут два-три. Монбар и Морган взяли Маракайбо, Пуэрто-Бельо, Панаму — да и кто перечтет все наши безумно отважные экспедиции! Медвежонок славный товарищ, это бесспорно. Тем не менее эти образцовые подвиги, задуманные и с искусством исполненные нашими братьями, в душе огорчают его; не то чтобы он завидовал им, но слава Монбара, Моргана, Прекрасного Лорана и многих других наших братьев ему покоя не дает, и он также задумал одну из тех экспедиций, которые приводят в ужас наших врагов и доставляют их богатства в наши руки. Город, слывущий самым грозным из всех, еще не тронутых нами, — это Картахена. Разумеется, Медвежонок выбрал ее. Четыре дня тому назад он явился на равнину, где я охотился.

— «Хочу затеять экспедицию», — заявил он мне.

— «Что ж, черт возьми! — ответил я, как поступил бы каждый из вас. — Куда мы отправимся?»

— «В Картахену».

— «В Картахену, так в Картахену».

И я без дальнейших рассуждений последовал за ним.

— Да и нужды в них не было, — заметил Олоне.

— Само собой, и так довольно сказано, — прибавил Пьер Легран.

— Вот таким-то образом, братья, мы теперь и оказались на пути к Картахене. Не прав ли я, Медвежонок?

— Это совершенно справедливо, — с улыбкой согласился капитан.

Объяснение показалось простым и ясным, в особенности же логичным людям, которые и без повода всегда готовы были напасть на испанцев.

— Братья, — сказал Медвежонок спустя минуту, — прежде чем разойтись, я бы хотел посовещаться с вами о важной мере, к которой следует прибегнуть незамедлительно.

Тотчас же воцарилось безмолвие.

— Мы слушаем вас, капитан, — сказал Польтэ.

— Вот в чем дело, господа, — продолжал капитан, — наши сборы были так поспешны, что на каждого участника экспедиции приходится всего по три фунта муки и пять фунтов вяленой говядины. Склады в Пор-Марго были снабжены так скудно и торговцы заламывали такие цены, что я был вынужден отказаться от всяких переговоров с ними. Итак, съестных припасов мы не имеем вовсе, ни мяса, ни сухарей, ни водки, ни вина. У нас есть только вода и громадный запас пороха, пуль и ядер. Прежде всего надо принять меры против подобного положения вещей, которое повлекло бы за собой большие затруднения. К тому же нам необходимо найти проводника, который знал бы Картахену и мог указать нам уязвимые места в обороне испанцев. Какое мнение у вас на сей счет?