Констанция. Книга вторая - Бенцони Жюльетта - Страница 25

Но к удивлению Констанции девочка сказала:

— В Париже случается и не такое. Здесь бывает, родители убивают детей…

Наверное, последняя мысль прочнее всего и засела в несмышленной головке Колетты и ее собственная мать казалась ей чудовищем, способным задушить собственную дочь.

— А что бы ты сделала на моем месте? — спросила Констанция.

Девочка не долго думала.

— Мне бы пришлось выйти замуж за Виктора. Констанция в очередной раз удивилась наивности своей юной родственницы, ей бы даже не пришло в голову обдумать план сопротивления. «Пришлось бы»— вот и все, на что она была способна.

— А если бы он схватил тебя и потащил, а у тебя в руках был нож, ты бы смогла ударить?

— Нет, что вы, — испугалась Колетта, — я даже муху не могу убить, правда, один раз… — она растерянно улыбнулась, — я убила муху, а потом долго плакала.

— Почему? — Констанция обняла девочку за плечи.

— Потому что она тоже живая, а я убила ее просто так. Она жедаже не мешала мне.

— Ты странный человек, — подытожила Констанция, не находя более объемлющего определения.

— Я сама знаю об этом.

Девочка подошла к старому каштану и погладила его ствол так, как будто тот был человеком и мог что-то почувствовать от ее прикосновения.

— Тебе не холодно? — осведомилась Констанция. У Колетты уже посинели губы и зубы едва не стучали.

— Да, я думаю, стоит вернуться в дом, если вы, конечно, не против.

Констанция хоть и тоже замерзла, но не показывала этого, нельзя же, в самом деле, накинуть теплую шаль поверх такого платья.

Когда Констанция и Колетта вернулись в гостиную, то на маленьком столике между беседующими женщинами стояло четыре чашечки горячего шоколада.

Колетта с холода сразу же схватила в руки чашку и вскрикнула. Та была слишком горячей и девочка обожглась. Тонкая фарфоровая чашка полетела на пол, а горячий шоколад выплеснулся на подол платья Констанции.

Колетта тут же бросилась извиняться и даже попыталась своим платком вытереть пятно, но от этого то стало только больше.Констанция еле сдерживала свою злость.

«Это же надо, так нелепо получилось! — думала она. — Проклятая девчонка! Теперь, оказывается, я надевала это платье только ради нее. И почему его не принесли чуть попозже!»

А Колетта уже чуть не рыдала от досады. Она меньше всего желала обидеть Констанцию и показаться неловкой.

Баронесса сделала строгое лицо и принялась выговаривать дочери. А та уже плакала во весь голос и от этого еще больше стала походить на маленького ребенка.Радость от визита была испорчена напрочь.

Констанция, извинившись, удалилась к себе и Шарлотта, качая головой, принялась снимать новое платье, обезображенное огромнымтемным пятном.

— Теперь с ним уже ничего не поделаешь, — разглядывала пятно Шарлотта, — шоколад не отмоется.

«Ну почему, — спрашивала у себя Констанция, — почему мне так не везет?»

И она возненавидела Колетту, понимая, что в общем-то несправедлива к девочке. Мало ли подобных проступков было на счету и у нее самой? Но бывают вещи, которые прочно врезаются в память и потом, что ни делай, они все равно приходят на ум. Поэтому впоследствии, лишь только Констанции приходилось видеть Колетту, она сразу же вспоминала испорченное платье и неудавшийся визит.

Правда, у этого происшествия была и другая сторона. Констанциябоялась, что Колетта почувствует неприязнь, поселившуюся у нее в сердце, поэтому всячески старалась загладить впечатление от тех нескольких резких слов, произнесенных ею лишь только горячий шоколад расплылся на белоснежной материи.

Констанция иногда специально, узнав, что баронесса Дюамель направляется в пансион, ехала вместе с ней, чтобы проведать Колетту.И всегда привозила ей пару каких-нибудь безделушек, хоть и оставалась равнодушной к лишенной самостоятельности девочке.

А вот баронесса Дюамель нашла в лице Констанции благодарного слушателя и считала ее чуть ли не своей подругой, поверяя ей свои многочисленные секреты. Но учиться чему — нибудь у баронессы было сложно. Она хоть и провела большую часть своей жизни при дворе, почти ничего не вынесла оттуда в качестве опыта. Она упорно придерживалась раз и навсегда заведенного образа жизни. Но Констанции нравилось, что Франсуаза никогда не пытается ее учить, как и что следует делать. Чужая жизнь была для баронессы святым иона никогда без разрешения не пыталась туда проникнуть. А может, эта женщина была лишена любопытства, так свойственного женскомуполу. Так или иначе, но баронесса Дюамель была для Констанции довольно приятной собеседницей, с которой можно не особенно церемониться и подбирать нужные слова.

Графиня Аламбер была рада тому, что баронесса и Констанция довольно сблизились. Она даже изредка, обманывая себя, называла это дружбой. Правда, Шарлотта была не в восторге от баронессы и ее дочери, о чем время от времени считала своим долгом сообщать Констанции.

— Они злоупотребляют вашим терпением, — часто говаривала Шарлотта, готовя свою госпожу ко сну.

— Что ты, мне приятно бывает поболтать с Франсуазой.

— А по-моему, это приятно ей, мадемуазель, — настаивала на своем Шарлотта. — Вы можете на меня сердиться, но я должна предупредить вас…

— О чем?

— Иногда случается, что даже близкие родственники или хорошие друзья становятся врагами.

— И когда же это происходит, Шарлотта?

— Вам пока нечего делить ни с баронессой, ни с ее дочерью, нослучись что — и я знаю, баронесса Дюамель не упустит случая завладеть всем, ничего не оставив вам.

— Я не понимаю тебя, — беззаботно качала головой Констанция, — нас никогда с ней не свяжут деньги и наши беседы — всего лишь светская условность, ни к чему никого не обязывающая.

— А ваши поездки, мадемуазель?

— Ты о безделушках? — смеялась Констанция. — Они же мне ничего не стоят, а проехаться за город — это развлечение.

— Не знаю, мадемуазель, но по-моему, они все-таки злоупотребляют вашим гостеприимством.

— Шарлотта, — Констанция начинала потихоньку злиться, — я понимаю, ты говоришь все это от чистого сердца, но пойми, идеальных людей не существует и каждый человек, делая что — либо, преследует прежде всего свои интересы.

— Но ведь у вас же, мадемуазель, нет интересов к ней, вы абсолютно бескорыстны.

— Мне хотелось бы в это верить, — вздыхала Констанция, не находя, что ответить.

— Да ладно, не обращайте внимания на мою болтовню, мадемуазель, — говорила Шарлотта, отбрасывая край одеяла, — время позднее и надо ложиться спать, потому что от недосыпания женщины быстро стареют.

Констанция смотрела на свою служанку и не могла понять, сколько же ей лет. Темная кожа, казалось, скрывает следы прожитых лет. Но сколько ни спрашивала Констанция свою служанку, та неизменно отвечала, что не помнит и кажется, никто никогда не говорил ей о дате ее рождения.

— Вот крещение я помню, — всегда пускалась в воспоминания Шарлотта, — я даже помню как испугался священник, когда его попросили окрестить меня. Вот тогда-то я и получила свое теперешнее имя — Шарлотта. А о прежнем забыла и не хочу вспоминать.

— Тебе, наверное, тоже пришлось многое пережить? — участливо спрашивала Констанция.

— Да нет, мадемуазель, если что и было, так я о нем ничего не помню. По-моему, я всегда жила в Париже, всегда находилась в услужении. Я насмотрелась и знаю многое, чего мне не следовало бы знать.

Но с Констанции пока хватало и свежих впечатлений, поэтому онане слишком-то расспрашивала Шарлотту о том, что ей известно.

ГЛАВА 7

Жизнь Констанции потихоньку входила в новое русло. Ее уже не изумлял огромный город, не удивляло большое количество без дела слоняющихся по улицам людей. Она уже сама стала составной частью Парижа, ведь девушка была принята при дворе и даже обратила на себя внимание короля.

Если бы она стремилась к большему, то возможно, жизнь ее сложилась бы иначе. Но Констанция всегда довольствовалась тем, что есть, находя счастье и радость там, где никто не мог разглядеть даже намека на новые возможности.