Лесник - Эмар Густав - Страница 23

Комната вся была в черной драпировке с серебряными крапинами, четыре толстые свечи горели в подсвечниках — две у изголовья, две в ногах кровати; на столе стоял канделябр с девятью зажженными свечами из розового воска.

Несмотря на это освещение, дальние концы комнаты оставались во мраке — так она была обширна.

— Исполните свой долг, — приказал дон Хесус доктору прерывающимся голосом.

Тот повиновался. С минуту он стоял, наклонившись над телом доньи Лусии, потом поднял голову, взял полынную ветвь, обмакнул ее в серебряную чашу со святой водой, набожно осенил себя крестным знамением, окропил тело, прошептав короткую молитву, и сказал дону Хесусу:

— Теперь все было бы напрасно: она отдала Богу душу! Асиендадо с минуту оставался как громом пораженный, без воли, без голоса.

Отец Санчес стоял рядом, устремив на него странный взгляд.

Вдруг дон Хесус поднял голову, дико осмотрелся вокруг и дрожащим, хриплым голосом сказал:

— Выйдите все!

— Сын мой, — кротко возразил священник, — долг велит мне молиться у тела бедной покойницы.

— Выходите, говорю вам, — повторил дон Хесус словно в забытьи, — уведите ребенка, я один хочу провести ночь у изголовья моей умершей жены.

Священник склонил голову, тихо приподнял девочку и увел ее с собой.

Доктор уже вышел.

Оставшись один, дон Хесус бросился к двери и запер ее на задвижку, потом медленно вернулся к кровати.

Он скрестил руки на груди и в течение нескольких минут не отрывал глаз от покойницы.

— Это должно было случиться, — прошептал он, — она умерла, несомненно умерла! Наконец!.. Теперь все кончено!.. Кто может обвинить меня? — вскричал он со страшной усмешкой. — Она умерла — да, умерла! Кто осмелится?.. С ума я сошел, что ли?.. Есть еще одно: этот ящичек… проклятый ящичек, ключ от которого она всегда носила на шее… А если бы она выболтала! Кому же? Она не видела никого в этом отдаленном краю. Надо скорее покончить с этим! Где же он, этот ящичек?.. Может, снять с нее ключ? — пробормотал он, бросив взгляд на мертвое тело. — Но к чему спешить? Ведь она не помешает мне взять его сейчас… Скорее, надо отыскать ящичек!

Тут он с грубым цинизмом, возмутительным в подобную минуту и в подобном месте, стал открывать один за другим шкафы, выдвигать ящики из комодов, рыться в белье, одежде и золотых вещах с жадным упорством гиены, отыскивающей добычу.

Поиски длились долго, не раз асиендадо был вынужден прерывать свое чудовищное дело, лицо его окаменело, пот струился с висков, движения были порывисты, не раз взгляд его невольно устремлялся на бедную покойницу, которая лежала на своем ложе спокойная и прекрасная, и содрогание ужаса пробегало по его телу.

Вдруг он испустил крик радости: он схватил в судорожно сжатые пальцы серебряный с резьбой ящичек.

— Наконец-то! — взревел он, точно тигр.

Он стал поспешно швырять обратно в комоды и шкафы платья, разбросанные им на полу, потом перенес ящичек на стол.

— Теперь все кончено, — сказал он, — не бросить ли его в огонь? Нет, он не скоро сгорит, лучше взять ключ.

Однако он не трогался с места, невольный ужас охватывал его при мысли о таком святотатственном насилии над мертвым телом.

— Ба! — вскричал он вдруг. — Я дурак! Чего мне опасаться?

— Божьего правосудия! — ответил громкий голос. Асиендадо затрепетал, и глаза его устремились на то место, откуда раздались слова.

— Кто это говорит? — пробормотал он. Ответом ему было молчание.

Тогда произошло страшное, необъяснимое явление.

Свечи мало-помалу стали меркнуть, и комната наконец погрузилась в совершенный мрак, только луч месяца в окне проливал слабый свет, от которого все предметы представлялись смутно.

Несколько белых фигур медленно выделились из мрака и тихо скользили по паркету, приближаясь к асиендадо без малейшего шума.

Одно из привидений протянуло руку и коснулось его лба.

Как будто почувствовав прикосновение раскаленного железа, дон Хесус со страшным криком упал навзничь.

— Смотри, не убей дочери своей, как убил жену! — произнес глухой и грозный голос. — Господь, тронутый мольбами твоей жертвы, вершит свое правосудие! Кайся, презренный убийца!

Дальнейших слов дон Хесус уже не слышал; с криком, скорее похожим на предсмертную агонию, он лишился чувств.

Когда он пришел в себя, свечи догорали в канделябре, толстые свечи в больших подсвечниках горели по-прежнему, яркий солнечный свет играл на стене, образуя фантастические арабески.

— Мне пригрезилось! — пробормотал он и провел рукой полбу, покрытому холодным потом. — Какой страшный сон!

Вдруг он испустил крик ярости — ящичек исчез со стола! Машинально глаза его обратились на кровать: она была пуста. Тело доньи Лусии исчезло!

— О, я погиб! — вскричал он. Кинувшись к двери, он торопливо отпер ее.

— Идите, идите сюда, отец мой! — вскричал асиендадо, бросаясь в объятия капеллана.

Оба вернулись в спальню и заперли за собой дверь.

Около часа после того дон Хесус вышел из комнаты и вскоре вернулся, сам неся гроб.

Слуги на асиенде не могли надивиться на страстную любовь их господина, который не хотел дозволить, чтобы кто-нибудь, кроме него, касался той, утрата которой сразила его таким горем.

Похороны устроили в тот же день.

На следующее утро дон Хесус заперся в спальне жены, где происходили непонятные явления, целых четыре часа он тщательно осматривал стены и ничего не открыл. Не существовало ни малейшего следа потайной двери!

Донья Флора пожелала переселиться в комнату матери, и дон Хесус согласился на это, уступая убеждению отца Санчеса, которому страшная тайна, доверенная асиендадо, почти давала право повелевать в доме, хотя он не пользовался им.

Три года прошло после этих событий, когда на асиенде дель-Райо появились авантюристы, испрашивая у хозяина убежища и встретив самое радушное гостеприимство.

Донье Флоре минуло шестнадцать лет. Красота ее вполне соответствовала тому, что можно было ожидать, но она имела вид холодный и строгий, ее бледное лицо напоминало мраморную статую, между бровями легла маленькая морщинка, задумчивый взгляд иногда устремлялся на отца с неизъяснимым выражением ненависти и гнева.

Асиендадо боготворил или прикидывался, что боготворит ее, он не стеснял ее ни в чем и с почти детской покорностью повиновался малейшим ее прихотям.

Надо сказать, что в страшную ночь, проведенную им в комнате покойницы, волосы его совершенно побелели.

Отец Санчес был, как и прежде, тих и кроток, сострадателен и покорен судьбе.

Вот что мы можем в нескольких словах поведать о доне Хесусе Ордоньесе де Сильва-и-Кастро, владельце асиенды дель-Райо, и о некоторых событиях из его жизни.

ГЛАВА IV. Дон Фернандо влюбляется в донью Флору и снимает дом у дона Хесуса

С помощью Мигеля Баска дон Фернандо почти совсем уже оделся, когда раздался первый звонок к ужину.

Тотчас же явился мажордом, предварительно тихо постучав в дверь. — Ужин подан, ваше сиятельство, — сказал он с глубоким поклоном и повернулся на каблуках. Молодой человек последовал за ним. Мажордом повел его в столовую. Это была громадная, довольно низкая зала со сводами, потолок с выступами которой опирался на столбы из цельного черного гранита; множество узких готических окон с тусклыми стеклами едва освещали ее, стены скрывались за дубовыми резными панелями, почерневшими от времени, на которых были развешены оленьи и лосиные рога, охотничьи копья и рожки, кабаньи клыки и тому подобное. В железных подсвечниках, укрепленных вдоль стен, горели факелы, от которых дым поднимался спиралями к потолку и образовывал голубоватое облако над головами присутствующих.

Посреди этой обширной залы, устланной большими белыми плитами, находился громадный стол в форме подковы, средняя часть которого, предназначенная для владельца с его семейством и гостями, была приподнята на три ступени выше обоих его концов.