Фланкер - Эмар Густав - Страница 28

— Что же это за закон? — спросил дон Стефано с помертвелым лицом.

— Это закон Линча.

— Закон Линча?

— Да. Мы, как вы уже заметили, люди, совсем вас не знающие, созваны здесь его именем для того, чтобы судить вас.

— Меня судить! Но это невозможно. Какое преступление я совершил? Кто мой обвинитель?

— Я не могу отвечать на эти вопросы; мне не известно преступление, в котором вас обвиняют, я не знаю даже имени вашего обвинителя; только верьте, что мы не имеем против вас ни ненависти, ни предубеждения, мы будем беспристрастны. Приготовьтесь защищать себя в этот небольшой промежуток времени, а когда настанет минута защиты, постарайтесь

доказать свою невиновность, уличив своего обвинителя, чего я вам искренне желаю. Дон Стефано опустил голову.

— Но как вы хотите, чтобы я приготовился защищать себя, когда я даже не знаю, в чем именно меня обвиняют? Осветите мне эту темноту, проведите хотя бы самый слабый свет, чтобы я мог наконец, руководствуясь им, знать, куда иду.

— Говоря вам то, что вы слышали, кабальеро, я повиновался своей совести, повелевавшей мне известить вас об угрожающей вам опасности, сказать же вам большего я не могу, потому что, как и вы, больше и сам ничего не знаю.

По знаку Верного Прицела Руперто, Летучий Орел и Дикая Роза удалились, оставив дона Стефано одного.

Мексиканец с бешенством бросился на траву, но вдруг, вскочив на ноги и схватившись рукой за грудь, принялся жадно искать чего-то вокруг себя; ничего не найдя, он воскликнул:

— А! Куда девался мой бумажник?! Если люди овладели им, то я пропал… Как быть, что делать?

Вдали раздался конский топот, постепенно приближавшийся к месту, где расположились охотники. В самом деле, через четверть часа на поляну выехали тридцать охотников, во главе которых был Вольная Пуля.

— Что это значит? — прошептал дон Стефано. — Вольная Пуля — среди разбойников?

Недоумение его не было продолжительным: среди вновь прибывших он тотчас узнал еще одного человека.

— Дон Мигель Ортега! Эге! Знаю, — добавил он через минуту, — кто мой обвинитель. Хорошо, хорошо, — добавил он, — положение мое не так отчаянно, как я полагал; видимо, эти господа ничего не знают, и мои драгоценные бумаги не попали к ним в руки. Гм! Кажется, этот ужасный закон Линча ошибется на этот раз, и я, как и в прежние времена, сумею избежать опасности.

Дон Мигель увидел дона Стефано, но сделал вид, что не замечает его. Дон Стефано внимательно следил глазами за всеми движениями охотников. Опустив носилки в противоположной от дона Стефано стороне, все мексиканцы, не сходя с коней, образовали большой круг на поляне и встали неподвижно, держа ружья наготове, делая тем самым всякую попытку к бегству невозможной.

Перед огнем полукругом были расставлены бизоньи черепа — пять черепов, заменяющих стулья; на них расположились в следующем порядке: дон Мигель Ортега, исполняющий обязанность председателя, сидел в центре, по правую его руку Верный Прицел, по левую — Вольная Пуля, затем индейский вождь и один мексиканец.

При виде этого суда под открытом небом, среди девственного леса, окруженный всадниками в странных костюмах, неподвижными, как бронзовые статуи, дон Стефано почувствовал дрожь, невольно пробежавшую по его телу; оглядев всех, он заметил их взоры, устремленные на него с неумолимым упорством силы и права.

— Гм! — прошептал он. — Кажется, я рано воспел победу, нелегко будет вывернуться.

В эту минуту по знаку дона Мигеля два охотника выехали вперед, соскочили с лошадей и подошли к раненому. Тот сделал усилие над собой и встал на ноги. Охотники взяли его под руки и подвели к судьям.

Дон Стефано выпрямился, скрестил на груди руки и язвительным взглядом окинул судей, перед которыми стоял.

— Ого! Так это вы мой обвинитель, кабальеро? — насмешливо обратился он к дону Мигелю.

— Нет, — ответил капитан, слегка пожав плечами, — я ваш судья, но не обвинитель.

ГЛАВА XIX. Лицом к лицу

После этих слов наступила минута ожидания, почти колебания.

Дон Стефано преодолел ужас, невольно проникший в его душу.

— Хорошо, — сказал он твердым голосом, с презрением оглянувшись вокруг, — если не вы, то где же этот обвинитель? Не прячется ли он теперь, когда пробил час? Не желает ли отпереться от ответственности, павшей на него? Пусть же он явится, я жду его! Дон Мигель покачал головой.

— Может быть, когда он явится, вы найдете, что он слишком рано пришел, — ответил он.

— Чего же вы хотите от меня?

— Сейчас вы это узнаете.

Дон Мигель был бледен и мрачен, печальная улыбка скользила по его бледным губам; видно было, что он всеми силами старается преодолеть слабость и едва сидит на своем месте.

После нескольких минут размышления он поднял голову.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Дон Стефано Коэчо, — без колебаний ответил обвиняемый.

Судьи обменялись многозначительными взглядами.

— Где и когда вы родились?

— В Масатлане в тысяча восемьсот восьмом году.

— Чем вы занимаетесь?

— Я торговец из Санта-Фе.

— Что привело вас в прерии?

— Я вам это уже говорил. Ваши бесполезные вопросы утомляют меня.

— Я спрашиваю, что привело вас в прерии?

— Ряд банкротств моих корреспондентов вынудил меня на это путешествие; в прериях я потому, что нет другой дороги туда, куда я направляюсь.

— Куда же вы направляетесь?

— В Монтеррей… Видите, как я покорно отвечаю на все ваши вопросы, — сказал он насмешливо.

— Да, вы выказываете полную покорность, но для вашей же пользы я желал бы, чтобы вы доказали также вашу искренность.

— Что вы имеете в виду? — спросил он надменно.

— Я имею в виду, что на все мои вопросы вы ответили лживо, — выразительно произнес дон Мигель.

Дон Стефано нахмурил брови, глаза его загорелись зловещим огнем.

— Кабальеро! — воскликнул он. — Это оскорбление.

— Это правда, и я вам сейчас это докажу: вы называетесь доном Эстебаном де Реаль дель Монте; родились вы в Гуанахато в тысяча восемьсот пятом году.

Капитан подождал с минуту, но дон Эстебан, не удостоив его ответом, стоял мрачный и, видимо, равнодушный. Дон Мигель презрительно улыбнулся и прибавил:

— Далее; вы сказали, что вы торговец из Санта-Фе — это опять ложь, торговцем вы никогда не были, вы — сенатор и живете в Мехико. Говоря, что вы направляетесь в Монтеррей, вы точно так же солгали. Теперь я жду вашего ответа, хотя и сильно сомневаюсь, чтобы вы могли мне что-нибудь ответить.

Дон Эстебан имел время оправиться от неожиданного жестокого поражения. Он ничуть не смешался: думая, что угадал, откуда идет нападение и из чего узнали его настоящее положение, он ответил насмешливым тоном:

— Почему же вы полагаете, что мне нечего вам ответить, кабальеро? Напротив, нет ничего легче! Во время моего обморока вы… не скажу «украли» — нет, я слишком вежлив — скажу только, что вы ловко похитили мой бумажник и, прочитав находящиеся в нем бумаги, решили напугать меня тем, что узнали мои дела! Полноте! Вы просто безумец! Все это глупости, не выдерживающие серьезного анализа. Да, правда, я зовусь доном Эстебаном, родился в Гуанахато в тысяча восемьсот пятом году и действительно являюсь сенатором. Так что же из этого? Разве это достаточные причины, чтобы возводить обвинения на дворянина? Разве только я один ношу в прериях чужое имя? По какому праву все вы зовете друг друга разными прозвищами, а я не могу последовать вашему примеру? Все это кажется мне чрезвычайно смешным, и если вы не можете представить мне каких-либо иных причин, то прошу вас предоставить мне самому заниматься своими делами.

— У нас есть другие причины, — хладнокровно ответил дон Мигель.

— Знаю я их; вы обвиняете меня в том, что я вас, дон Мигель, а также дон Торрибио, а иногда вас величают и доном Хосе, умышленно подвел к засаде, от которой вы спаслись только чудом, — но это наше с вами личное дело!