Фланкер - Эмар Густав - Страница 13

— Да, та, которую вы ищете, еще ниже, — грустно ответила донья Луиза.

— Как еще ниже! — воскликнул он с ужасом.

— Этот склеп не достаточно глубок, случайно он может быть открыт, могут быть услышаны крики. Существуют еще два таких же склепа один под другим. Когда по какой бы то ни было причине игуменья решает навсегда вычеркнуть из списка живых одну из монахинь, то эту несчастную спускают в последний склеп, который называется Адом\ Там умирает всякий шум, всякое рыдание остается без эха, всякая жалоба напрасна. Ищите ниже, господа, еще ниже.

При этих словах дон Торрибио почувствовал, как холодный пот выступил у него на висках, волосы его встали дыбом, действительность казалась кошмаром. Преодолев волнение, охватившее его, он сошел в склеп по лестнице, прислоненной к одной стене; несколько разбойников в масках спустились вслед за ним.

После недолгих поисков они нашли камень, подобный первому, и отодвинули его. Дон Торрибио опустил в склеп факел.

— Пустой! — воскликнул он с ужасом.

— Ниже ищите, ниже, говорю вам! — глухим голосом ответила донья Луиза, остававшаяся наверху.

Дон Торрибио с бешенством стал искать камень следующего склепа. Не успели его отодвинуть, как он наклонился к отверстию, всунул в него факел и заглянул вниз.

— Вижу ее! Несчастная! — воскликнул он голосом, скорее похожим на рев зверя, чем на человеческий голос.

И, больше не медля, даже не рассчитав расстояния, он прыгнул в пропасть.

Через несколько минут он появился в зале, неся на руках безжизненное тело доньи Лауры.

— Назад, друзья мои! Назад! — крикнул он своим товарищам. — Не останемся ни одной лишней секунды в этой берлоге хищных зверей с человеческим лицом.

По его знаку один сильный разбойник схватил на руки бедную донью Луизу, и все бегом направились к монастырю. Скоро они вошли в келью игуменьи.

При виде их игуменья приложила все усилия, чтобы вырваться из веревок, связывавших ее; она извивалась, как ехидна, устремив бешеные, злобные взгляды на людей, разрушивших ее гнусные замыслы.

— Негодная! — воскликнул дон Торрибио, подойдя к ней со своей ношей и презрительно толкнув ее ногой. — Будь проклята! Наказание твое начинается, твоя жертва ускользает от тебя.

Сверхъестественным усилием игуменье удалось несколько ослабить повязку, стягивавшую ей рот.

— Может быть! — воскликнула она голосом, прозвучавшим в ушах дона Торрибио, как погребальный колокол.

Сломленная этим последним усилием, она упала без чувств.

Через пять минут после этого события в монастыре оставались только живущие в нем.

ГЛАВА IX. Вольная Пуля и Верный Прицел

На этом месте рассказа Вольная Пуля остановился и задумчиво стал набивать табаком свою индейскую трубку.

Наступило продолжительное молчание. Все присутствующие, находясь под впечатлением этого рассказа, долго не могли прийти в себя. Наконец Верный Прицел поднял голову.

— Эта история очень драматична и очень мрачна, — сказал он, — но прости меня за грубую откровенность, старый товарищ, она, как мне кажется, не имеет никакого отношения к тому, что происходит вокруг нас, и к тем событиям, в которых мы призваны играть роль — или, по крайней мере, быть их зрителями.

— Да, наконец, — заметил Руперто, — какое дело нам, местным жителям, до происшествий, случающихся в Мехико или в каких-нибудь подобных ему городах? Мы здесь, в прериях, затем, чтобы охотиться, ставить капканы да сражаться с краснокожими; всякий другой вопрос нас не может касаться.

Вольная Пуля значительно покачал головой и, машинально положив трубку подле себя, сказал:

— Вы ошибаетесь, друзья. Неужели вы думаете, что я стал бы терять время на рассказ такой длинной истории, если бы она не имела для нас существенной важности?

— Объяснись же, друг мой, — ответил Верный Прицел, — потому что, признаюсь тебе, я не понял, к чему ты рассказал эту историю.

Вольная Пуля поднял голову и стал вычислять высоту солнца.

— Теперь шесть часов утра, — сказал он, — у тебя еще достаточно времени, чтобы успеть прибыть к назначенному часу к броду Рубио, где тебя будет ждать тот, кто нанял тебя проводником. Слушай же меня, я еще не закончил. Теперь, когда я сообщил тебе тайну, скажу и о том, каким образом она раскрылась… Ты слышал, что дон Торрибио принял все возможные меры предосторожности, чтобы удалить подозрения и покрыть это происшествие непроницаемым мраком. К несчастью, писец Лепорельо умер не тотчас; он мог не только говорить, но еще и сумел показать дубликат каждого письма, какие он ежедневно передавал молодому человеку, письма, за которые тот платил ему так дорого, что старик, по врожденной осторожности мексиканцев, хранил их — либо чтобы воспользоваться ими против дона Торрибио в случае нужды, либо, что еще вероятнее, сделать их орудием мести, если сам сделается жертвой измены. Это-то и случилось: писец, найденный ранним посетителем в предсмертных страданиях, был еще в силах дать показания перед уголовным судьей и передать ему все бумаги, после чего умер. Это убийство, в сочетании с захватом в плен нескольких полицейских многочисленной шайкой разбойников и похищением из монастыря Бернардинок, дало след, по которому полиция пошла с особым упорством, тем более, что девушка, тело которой так дерзко похитили, имела могущественных родных, которые, по известным им причинам, не хотели оставить это преступление безнаказанным и щедро сорили деньгами. Скоро узнали, что разбойники, выйдя из монастыря, сели на коней, приведенных людьми, подосланными ими же, и умчались как вихрь по направлению к ссылочным местам, увозя с собой двух женщин, одна из которых была без чувств. Похитителей проследили до ссылочного местечка Тубак, где дон Торрибио в продолжение нескольких дней дал отдохнуть своей шайке, там же он купил закрытый паланкин, большую палатку, всю необходимую провизию для дальнего путешествия по прериям, увеличил свою шайку разными ссыльными и однажды ночью неожиданно скрылся со всей шайкой, так что никто не мог указать, в какую сторону он направился. Родные девушки продолжали поиски.

Один человек, который лет двадцать тому назад оказал мне значительные услуги и которого я с тех пор не видел, во время этих передряг отыскал меня; в то время я вместе с Руперто был в Тубаке, занимаясь продажей леопардовых шкур. Этот-то человек и рассказал мне все то, что я передал вам, прибавив, что он близкий родственник девушки, напомнил мне о своей услуге, короче говоря, так растрогал меня, что я дал слово помочь ему отомстить его врагу. Через

два дня после того мы напали на след: для человека, привыкшего отыскивать следы краснокожих, было детской забавой идти по следам мексиканцев, и скоро я подвел его почти к самому каравану дона Мигеля Ортеги.

— Но ведь похитителя звали дон Торрибио Карвахал!

— Но разве он не мог переменить свое имя?

— Зачем же это делать в пустыне?

— Чтобы избежать преследования.

— Родные, однако, принимали большое участие в этом преследовании?

— Дон Хосе назвался дядей этой девушки, которую он любил, как отец.

— Но она умерла, кажется, если не ошибаюсь, ты сам это сказал.

Вольная Пуля почесал себе ухо.

— Вот в этом-то вопрос и запутывается, — сказал он, — кажется, она не умерла, а преспокойно живет.

— Гм! — воскликнул Верный Прицел. — Так она не умерла! Значит, дядя знал об этом, и по его согласию бедное создание было заживо похоронено! Если все это так, то тут кроется какой-то гнусный замысел.

— Да, должен признаться, что и я боюсь того же! — неуверенно промолвил старик. — Однако этот человек оказал мне важную услугу, а я не имею доказательств, подтверждающих мои подозрения.

Верный Прицел поднялся на ноги и встал против охотника.

— Вольная Пуля, — сказал он ему серьезно, — мы с тобой соотечественники, любим друг друга, как братья, не раз приходилось нам вместе спать под открытым небом прерий; мы делили вместе и радости и горе, спасали друг друга от смерти то в борьбе с хищными зверями, то в сражении с индейцами, не правда ли?