Чистое сердце - Эмар Густав - Страница 9

Генерал Рубио опасался, и не без основания, что коммерсанты Гальвестона, которых он так ловко заставил раскошелиться, сделают попытку отомстить ему, подняв против мексиканцев невольников, которые, обрадовавшись возможности повеселиться и не заботясь о последствиях, с удовольствием учинят в городе беспорядки. А потому, пока адъютант уходил передавать офицерам полученные им приказания, генерал велел полковнику немедленно собрать всех солдат во дворе казарм, а затем запастись необходимым числом судов для переправы войск на материк.

Это приказание исполнить было нетрудно. Полковник, не теряя ни минуты, отправился к гавани и, не встретив ни малейшего протеста со стороны капитанов судов, стоявших на рейде, вскоре приготовил пятнадцать судов для переправы гарнизона.

Тем временем посланный генералом адъютант уже успел исполнить возложенное на него поручение, и минут через двадцать все мексиканские офицеры собрались в доме генерала. Последний, не мешкая ни минуты, резким, не терпящим возражений тоном кратко изложил положение, в котором очутился гарнизон из-за взятия форта, а также сообщил им о возникшей вследствие этого необходимости не дать неприятелю отрезать войска от материка. В заключении он добавил о своем намерении немедленно вывести войска из города.

Офицеры, как этого и ожидал генерал, единогласно одобрили его план действий, так как в глубине души они вовсе не желали запираться в городе и выдерживать осаду, от которой не ждали ничего хорошего. Перспектива войны в открытом поле привлекала их во всех отношениях, а главное, они могли надеяться отомстить инсургентам за многочисленные потери, понесенные ими с того времени, как они обосновались в городе.

Поэтому генерал немедленно отдал распоряжение собрать все войска на набережной в полном снаряжении.

Чтобы не потревожить горожан, передвижение войск было осуществлено тихо, и полковник, присутствовавший при посадке солдат на суда, был настолько осторожен, что расставил часовых на всех улицах, по которым проходили войска, чтобы избежать каких-либо столкновений между солдатами и горожанами.

Каждое судно нагружалось таким числом людей, которое только могло вместить. По окончании погрузки оно по приказанию полковника немедленно отчаливало и, отойдя от пристани, становилось поблизости от берега в ожидании следующего судна, так как генерал желал, чтобы вся флотилия покинула город одновременно.

День был великолепный, солнце сияло на безоблачном небе, и вода бухты блестела как зеркало. Горожане, которых солдатские штыки держали на приличном расстоянии от гавани, мрачно и безмолвно присутствовали при посадке войск и с тревогой следили за маневрами, значения которых они не понимали. Они были далеки от мысли, что мексиканский гарнизон покидает их, как это было в действительности, и полагали, что генерал с частью своих войск намеревается совершить вылазку против инсургентов.

Когда все солдаты, за исключением часовых на улицах, сели на суда, генерал попросил к себе городского голову, судью и других представителей городской администрации. Те тотчас же явились к генералу, с большим трудом скрывая под внешним спокойствием тревогу, вызванную необъяснимыми для них передвижениями войск, а также полученным ими приказанием явиться к генералу.

Несмотря на быстроту, с которой совершалась посадка солдат, было уже девять часов утра, когда она закончилась.

В ту минуту, когда генерал намеревался заговорить с представителями города, к нему подошел полковник Мелендес и, поклонившись, сказал:

— Генерал, то лицо, о котором я имел честь вам говорить, желает быть представленным вам.

— А-а! — воскликнул генерал, покусывая кончик своего уса с ироническим видом. — Так он здесь?

— Так точно, генерал. Я обещал ему представить его вашему превосходительству.

— Отлично! Просите эту особу войти.

— Как? — воскликнул полковник с удивлением. — Вашему превосходительству угодно говорить с этим человеком при свидетелях?!

— Конечно, и я сожалею, что свидетелей так мало. Приведите эту особу, мой друг.

— Ваше превосходительство, хорошо ли вы обдумали приказание, которое я имел честь получить?

— Карамба! Конечно! Вот увидите, мой друг, вы останетесь довольны тем, что я намереваюсь сделать.

— Так как вы этого требуете, генерал, — ответил полковник нерешительно, — то… мне остается только повиноваться.

— Да, да, мой друг, повинуйтесь и будьте спокойны.

Полковник вышел без дальнейших возражений. Через несколько минут он появился снова в сопровождении Джона Дэвиса.

Американец переменил платье, которое было на нем ночью, заменив его на более соответствующее настоящему случаю. Он держался важно, и походка его была горделива, но вместе с тем проста и непринужденна. Войдя в зал, он изящно поклонился генералу и уже хотел заговорить с ним, но тот жестом остановил его, вежливо ответив на поклон.

— Извините, кабальеро, будьте так добры подождать несколько минут. Может быть, после того, что вы здесь услышите и что я буду иметь честь сказать этим господам, вы сочтете вашу миссию оконченной.

Американец поклонился в знак согласия.

Генерал обратился к присутствующим представителям городской власти.

— Сеньоры кабальеро, — сказал он им, — приказания, только что полученные мною, вынуждают меня немедленно покинуть ваш город вместе с войсками, которыми я имею честь командовать. На время моего отсутствия я оставляю на ваше попечение все дела. Я убежден, что вы в любом случае будете поступать осторожно, соблюдая наши общие интересы. Только берегитесь подпасть под влияние дурных советов! По моему возвращению — отсутствие мое будет непродолжительным — я строго потребую от вас отчета во всех ваших действиях! Теперь взвесьте хорошенько мои слова и будьте уверены, что ни один из ваших поступков не останется тайной для меня.

— Так вот по какому поводу совершилось передвижение войск сегодня утром. Вы действительно уезжаете? — спросил городской голова.

— Вы слышали меня, сеньоры кабальеро!

— Мы слышали вас, генерал, но, в свою очередь, как городской голова, я осмелюсь спросить вас, по какому праву вы, военный губернатор этого штата, покидаете один из главных его портов и предоставляете город самому себе в таких критических обстоятельствах, когда мятеж уже стучится к нам в дверь, и при этом покидаете его, не сделав ни малейшего усилия защитить нас? Поступать так, значит ли действительно быть защитниками этого несчастного края? Нет! Это значит отдать его в жертву анархии, которая, как вы это знаете сами, еще не наступила только потому, что присутствие войск сдерживало бунтовщиков. Генерал, мы не примем бремени, которое вы намереваетесь свалить теперь на нас; мы не желаем брать на себя такой тяжелой ответственности; мы не хотим исправлять чужие ошибки! Не успеет последний мексиканский солдат покинуть город, как мы все подадим в отставку, не желая жертвовать собой ради правительства, поведение которого, по нашему мнению, отличается таким эгоизмом и такой холодной жестокостью! Вот что я желал сказать вам, генерал, от себя лично и от имени своих коллег. Теперь — дело ваше, поступайте по собственному усмотрению. Вы предупреждены, что никоим образом не можете рассчитывать на нас.

— А-а! Сеньоры кабальеро! — вскричал генерал, гневно нахмурив брови. — Так вот как вы хотите поступить? Берегитесь! Я еще не уехал, я еще хозяин в Гальвестоне. Перед отъездом я могу поступить с примерной строгостью с кем мне будет угодно!

— Сделайте это, генерал. Мы безропотно покоримся всему, чему вы пожелаете нас подвергнуть, будь то даже смерть!

— Отлично, господа! — продолжал генерал голосом, сдавленным от гнева. — Если так, я предоставляю вам теперь поступать, как вам заблагорассудится. Но, может быть, скоро я потребую от вас строгого отчета в ваших поступках!

— Не от нас вы получите этот отчет, генерал, потому что ваш отъезд будет сигналом нашей отставки!

— Итак, стало быть, вы отдаете страну в жертву анархии?