Властью Песочных Часов - Пирс Энтони - Страница 17

— Послушайте, — воскликнул Нортон, — зачем вам это нужно? Зачем вы это делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе?

Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами.

— Скорблю, что вынужден так поступать, — сказал черный человек неожиданно мягким и проникновенным голосом. — Я — Танатос. Мой долг — забирать души тех, чей жизненный срок истек.

— Вы — инкарнация Смерти?

— Да.

— И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев?

Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона. Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего Танатос сказал.

— Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной.

Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до конца не верил — если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят твои собственные глаза… Как ни удивительно, воплощение смерти не показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то воспользоваться?..

Танатос и Нортон вышли из комнаты.

Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же простирая исхудалые руки над ребенком — в исступленной попытке защитить его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей… Лишь ее огромные глаза оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что время в комнате остановилось…

Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед.

Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал перебирать копытами в воздухе — при этом всадники не почувствовали никакой перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного дерева.

Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров.

— Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, — сказал Танатос. — Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Не очень. Вы его что — взвешивали?

Нортону показалось, что череп улыбнулся, — хотя какая может быть улыбка при отсутствии лица?

— Да, в определенном смысле я его взвешивал, — сказал Танатос. — Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад. Если наоборот — то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище.

— Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а совершенно реальные места?

— Нет, это не реальные места, — ответил Танатос. — Это скорее реальные состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций, существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть имеет иное олицетворение.

— Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в инкарнации! — воскликнул Нортон.

— Сознательно — быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло и в свободу выбора?

Важнейший вопрос! И очень кстати!

— Оставим меня, — сказал Нортон. — Ребенок… откуда взяться злу в его душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он — жертва недобрых обстоятельств, созданных другими… которые способны более или менее сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними!

— Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в силах преступать собственные законы — она может лишь изредка раздвигать их рамки… Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел! Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу. Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела

— вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать ошибки — и даже горшие, чем ошибки смертных.

— Хорош «конфуз»! Он стоит человеческой жизни! — возмущенно воскликнул Нортон.

— Гавейну будет дан второй шанс, — заявил Танатос. — Гея, сознавая свою вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из богинь Судьбы, и они пришли к соглашению.

— Ребенок выздоровеет?

— Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться вторично, и на этот раз более удачно.

У Нортона холодок пробежал по спине.

— Жениться вторично? — переспросил он. — Стало быть, он разведется с Орлин?

— Нет.

— Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю… Он что — должен вторично жениться на Орлин?

— У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он — причина безвременной смерти собственной матери.

— Безвременной смерти? — в ужасе переспросил Нортон.

— Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины — на ребенке.

— Но ребенок ничего дурного не сделал!

— Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать.

— Ребенок не выбирал — умирать или жить! Это несправедливо!

— Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына. Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены.

— Не сомневаюсь, — с горечью отозвался Нортон. — В моем роду сплошь здоровяки и долгожители… И все же в этом перебросе греха есть что-то нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я…

— Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, — мягко возразил Танатос. — Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не виноваты — ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда как путь матери очевиден — в Рай. Она — чистое, доброе существо. Такой она была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски

— недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит ее запредельной судьбе… Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила этого испытания.

— Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! — воскликнул Нортон с горькой усмешкой. — Вы объявляете, что мой ребенок… то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь этот разговор? Стоило ли так напрягать себя?