Ночная кобылка - Пирс Энтони - Страница 28

Хамелеон стала с серьезным видом изучать царапину на колене Аймбри — можно было даже подумать, что это мать, беспокоящаяся за здоровье своего ребенка. Хамелеон не была врачом, но для того, чтобы определить степень опасности раны, не требовалось большого врачебного опыта, достаточно было одного лишь представления о ранах, наносимых пресмыкающимися. — Да, тебя действительно ужалила змея, — подытожила Хамелеон, — и пораженное место все опухло!

Тем временем, осторожно спустившись по склону холма, к ним подошел дневной конь. — Тебя кто-то укусил? — озабоченно спросил он.

— Ага, значит, это были все-таки ядовитые змеи, — заключил Гранди, — но почему ты не сказала об этом нам? Я поспрошал бы кого-нибудь, и противоядие наверняка бы нашлось!

— Лошади не жалуются! — обиженно сказала Аймбри. Никогда прежде змея не кусала ее, поэтому она не осознавала всей серьезности ситуации. Да, змея ужалила ее, да, нога болела, но кобылка думала, что боль потом пройдет сама собой. По мере их продвижения боль вроде бы действительно немного утихла, но падение с холма обострило то, что вызвал этот укус — онемение пораженной ноги. Теперь колено совершенно не слушалось.

— Я повезу всех троих, — решительно сказал белый конь, — я подниму их, ничего страшного!

После короткого совещания они так и поступили. Хотя белый конь после долгого путешествия был весь в мыле, силы еще не покинули его окончательно, он был в состоянии нести такой груз. Хамелеон и Гранди взобрались на спину Белого, где уже сидел Икебод.

Теперь дело было за Аймбри — она должна была подняться на ноги. Кобылка оперлась на здоровую переднюю ногу и сделала попытку подняться. Но пораженная левая нога по-прежнему не слушалась; единственное, что оставалось делать — это держать ногу на весу и ковылять в таком положении.

— Может быть, — сказал Икебод, — нам следует изготовить для тебя шину. Тогда ты сможешь немного выпрямить колено и таким образом перенести часть веса на эту ногу, тогда и уставать ты будешь меньше!

Это было весьма здравое предложение. Пока Аймбри размышляла над своей судьбой, ее товарищи рассыпались по окрестностям, подыскивая подходящий материал. Хамелеон набрела на какой-то куст, ветви которого были вполне подходящим для того, чтобы из них сделали шину. Икебод соскочил со спины лошади, подошел к кусту, схватил одну ветку и принялся тянуть ее на себя. Ветка оказалась достаточно прочной — она трещала, но ломаться не желала.

— Срежь ее! — посоветовал Гранди.

У Хамелеон был при себе отличный острый нож. Аймбри даже не знала, что у Хамелеон было с собой холодное оружие — эта беззащитная женщина оказалась не столь беззащитной. Для кобылки было только загадкой, где женщина могла держать эту вещь никем незамеченной. Хамелеон подошла к кусту, схватила ветку рукой и ударила острым лезвием по коре.

Вдруг земля затряслась. Раздался глухой рокот. Хамелеон опустила руку с ножом, удивленно оглядываясь.

— Этот шум, — заметил Гранди, — ничего особенного не означает, если не считать того, что может начаться землетрясение. Уж лучше убраться отсюда подобру-поздорову!

— Землетрясение не может начаться просто так! — возразил Икебод. — Это серьезное природное явление. Обычно землетрясение бывает следствием движения пластов, которые находятся глубоко под землей.

Снова раздался рокот, на этот раз уже ближе к ним и более отчетливый. — Не может быть, чтобы такое происходило в Ксанте, — сказал голем, — это странное землетрясение, возникает неизвестно от чего. У нас ведь волшебная страна, даже о землетрясениях мы можем узнать заранее!

Архивариус уже не слушал его — он старался сохранить равновесие, чтобы не упасть во время очередного толчка. — Все может быть! — сказал он, балансируя руками.

Хамелеон тем временем снова ударила ножом по ветке. Но толку было немного — несмотря на остроту лезвия, зарубки были небольшие, так как древесина была невероятно жесткой. Еще удар — и из зарубки потекла густая красная жидкость. — Интересно, что это за растение, — сказал Гранди и издал какие-то странные звуки, явно заговаривая с кустом, но ответа, к его удивлению, не было.

— Может быть, теперь мы сможем просто отломить эту ветку! — сказал Икебод, чувствуя себя неловко. Он с силой хрястнул ветку о колено.

Внезапно развесистые только что ветви поднялись кверху. В земле, прямо у них под ногами, появилась широкая щель, в которой обозначилась какая-то стекловидная масса, покрытая сетью белых, черных и коричневых прожилок. Это было похоже на отполированный кусок скалы.

— Да это же глаз! — воскликнул Гранди.

Икебод, свисая с ветки, с ужасом глядел в циклопический глаз. — Для чего это холму вдруг глаз? — в ужасе закричал он. — И кто это меня повесил сюда?

— Это же веко, — догадался голем, — и как это я раньше не понял! А это ресница! Вот в чем дело! Это совсем не растение! Так вот почему оно не отвечало на мои вопросы! Я пытался разговаривать с глазом животного! Естественно, что ответов я не получил — где вы видели, чтобы ресницы могли разговаривать!

Икебод тем временем упал с верхней ресницы на нижнюю. Во время падения его нога случайно угодила прямо в этот ужасный глаз. Глаз моргнул, веко опустилось, подобно решетке в воротах крепости. Икебод моментально вскочил на ноги и отбежал от страшного места.

— Садись скорее на коня! — крикнул ему Гранди. — Нужно как можно скорее бежать отсюда!

Все трое быстро запрыгнули на спину белому коню, который вскачь бросился прочь. Аймбри ковыляла вслед за ними.

Тут Аймбри осенило: — Сфинкс! — вскричала она. — Ведь это же сфинкс!

— А ведь нас предупреждали держаться от него подальше, — сказал Гранди, — как обычно, мы попали в самую гущу опасности, совершенно о ней не подозревая!

Земля тем временем снова угрожающе затряслась. Чудовищных размеров лицо сфинкса открыло огромную пасть, из которой, подобный смертоносному урагану, вырвался звериный рык — Если больно, так зарычишь! — прокричал голем.

— О, ради Бога, — проворчал Икебод, — глупые шутки сейчас неуместны!

— Но ведь весь Ксант — одна большая шутка, — возразил Гранди, — всюду, куда бы ты ни ступил, везде ты натыкаешься на несуразность!

— Или натыкаешься на нечто иное! — заметила Хамелеон, явно намекая на лошадиный навоз.

Тем временем дневной конь поскакал по дергающейся щеке исполина по направлению к его плечу. Но сфинкс в гневе стал поднимать голову, и спуск, таким образом, стал практически невозможен, так как щека стала теперь перпендикулярна плечу. А тот красновато-розовый холм, по которому они взбирались, был не чем иным, как пораженной макушкой великана. Должно быть, каждый удар лошадиного копыта раздражал сфинкса, но понастоящему он разозлился только тогда, когда путешественники покусились на его ресницу.

— Аймбри! — позвала кобылку Хамелеон, заметив, что ее сзади не было.

— Идите вперед! — отозвалась Аймбри. — Я иду следом, не беспокойтесь!

Но, конечно же, она не могла идти за ними достаточно быстро всего лишь на трех ногах, тем более, что лицо сфинкса тряслось. Внезапно Аймбри упала и покатилась в направлении пасти чудовища, которое в этот момент как раз делало вдох. Кобылка сделала отчаянный рывок и избежала участи быть проглоченной, но это было еще не все, так как она покатилась по щеке в том направлении, откуда только что пришла. Теперь рот великана разделял ее с друзьями.

Новая опасность грозила ей: на этот раз это был кратер уха сфинкса. Но Аймбри решила остаться там — по крайней мере ухо не могло проглотить ее.

Но что случилось с ее друзьями? Сфинкс мог запросто заметить и проглотить их. Ведь они остались на опасной половине лица, которую видел глаз сфинкса!

Затем ей в голову пришла идея. Аймбри мобилизовала все свое воображение и наслала на сфинкса сценку, которая навеяла на него обстановку уюта и расслабляющего комфорта. Вообще-то кобылка не была специалистом в снах такого рода, поскольку ей приходилось иметь дело совсем с иными снами! Но ведь теперь она обладала половинкой души, и это была добрая душа, она помогла кобылке сделать этот сон максимально приятным для монстра. Медленно раздраженное чудовище успокоилось. Сон изображал зеленую лужайку, в лучах нежного солнца резвились маленькие сфинксы. Обожженную солнечными лучами макушку нежно обдувал мягкий прохладный ветерок, натертое назойливыми путешественниками веко больше не зудело — чего там только не было, не сон, а прямо мечта! Глаза сфинкса закрылись, и рычание прекратилось.