Голем в оковах - Пирс Энтони - Страница 38

Гранди, Рапунцель и Джордан подкрепились остатками вчерашнего пиршества, в то время как сфинкс продолжал двигаться вперед. Панихида, конечно, тоже проголодалась, но не хотела останавливаться, потому что предпочитала вернуть себе человеческий облик, миновав открытое пространство.

Но поля казались бесконечными. Прошел день, наступил вечер, а вокруг ничто не менялось.

— Странно, — беспокойно проговорила Рапунцель. — При такой скорости мы должны бы уже добраться до озера.

Сфинкс остановился.

— Только что вспомнила, — промолвила Панихида. — Это не простые поля. Они называются Вековечными, потому что тянутся вечно. Кто сюда попал, остается здесь на веки вечные.

— На веки вечные?! — ахнул Гранди. — И как же мы отсюда выберемся?

— Хороший вопрос, — откликнулась Панихида, — но сфинксы, знаешь ли, мастера задавать загадки, а не разгадывать их.

— Может, пригодится наоборотное дерево? — предположила Рапунцель.

— Как его использовать? — спросил Гранди. — Если оно переделает веки вечные наоборот, получатся вечные веки. Дерево изменяет только то, что рядом, а эти поля повсюду.

— Ну, может, шаг за шагом… — неуверенно пробормотала девушка.

— Попробовать стоит, — сказал Джордан. — Сейчас я принесу мешок.

Он повернул назад, и вскоре до остальных донеслось приглушенное ругательство.

— Лоза оборвалась, — сообщил Джордан, вернувшись. — Мы остались без наоборотного дерева.

— Я могу превратиться в птицу и осмотреть окрестности, — вмешалась Панихида. — Правда, на это потребуется время.

— Какое это имеет значение, коли мы застряли тут на веки вечные? — буркнул Гранди.

Путники решили сделать привал. Они расположились в ближайшей рощице пальчиковых пальм. Растопыренные ладошки пальм давали тень, к тому же там нашлись славные шоколадные орешки, наполненные горячим какао. Для отдыха место подходило прекрасно, но оставаться тут навсегда никому не хотелось.

Когда стемнело, Храповик, вынужденный прятаться днем, вылез из-под кровати, а Панихида начала превращение в птицу. Поначалу она уменьшила массу, не меняя формы и размера, и примерно через час сделалась призрачным сфинксом, сквозь которого можно было пройти, как сквозь туман. Следующий час ушел на то, чтобы эта рассеянная масса уплотнилась, сжавшись до размеров птицы. Наконец, она изменила очертания и стала стрижом — лучшим летуном среди пернатых.

— Это далось ей не так-то просто, — с гордостью заявил Джордан. — Я имею в виду не превращение, тут работает ее талант, а умение летать. Если ты выглядишь как птица, это еще не значит, что ты способен к полету. Конечно, до настоящей птицы Панихиде пока далеко, но летать она выучилась, и с каждым разом у нее получается все лучше.

Стриж расправил крылья и взмыл в небо.

Поначалу птицу мотало в воздухе, потом она выровнялась и стала набирать высоту. Если озеро Огр-Ызок неподалеку, она должна его увидеть.

Неожиданно на фоне звездного неба появилась другая крылатая тень, более крупная.

— Сокол! — закричал Джордан. — Ида, спасайся!

Идой его жена называла себя в те годы, когда была призраком.

Но спасение казалось невозможным. Сокол стремительно метнулся наперерез стрижу.

— Я тебе покажу! — поклекотал он по-птичьи. — Будешь знать, как мешаться в мои дела.

Джордан достал лук и наложил стрелу на тетиву.

— Не стреляй! — воскликнула перепуганная Рапунцель. — Сейчас темно, а они летят так быстро. Ты можешь попасть не в ту птицу.

Однако варвар уже натянул тетиву, прицелился и, когда сокол вонзил когти в спину стрижа, пустил стрелу. Она взмыла — и пронзила хищника насквозь. Обе птицы упали на землю, но стриж был жив, а сокол мертв.

— Потрясающий выстрел! — восхитилась Рапунцель.

— Я варвар, — коротко ответил Джордан.

Он забросил лук за спину и зашагал к упавшим птицам.

Панихида была ранена. Соколиные когти проложили на ее спине глубокие борозды. Смерть ей не грозила, но о полетах, во всяком случае в эту ночь, не могло быть и речи.

Джордан печально покачал головой:

— Бедняжка. Она ведь не может исцеляться с такой легкостью, как я.

— Ведьма следила за нами и дождалась своего часа, — сказал Гранди. — Она хотела отделаться от Панихиды, поскольку та облегчает наше путешествие. Я должен был об этом подумать.

— Нам всем не мешало подумать, — буркнул Джордан.

Путники установили караул, и Панихида принялась возвращать себе человеческий облик. Из-за ранения это заняло большую часть ночи, но, в конце концов, она снова стала обычной женщиной. На ее спине и руках остались глубокие кровоточащие порезы. Тут бы как нельзя лучше пригодился целебник, но никто не побеспокоился о том, чтобы прихватить в дорогу этот бесценный эликсир.

— Как все-таки ужасен реальный мир, — пробормотала Рапунцель. — Я почти хочу…

— Этого-то как раз и добивается ведьма, — заметил Гранди. — Она хочет, чтобы ты возненавидела действительность настолько, чтобы добровольно вернуться в Башню из Слоновой Кости.

Девушка вздернула подбородок и твердо заявила:

— Ни за что!

Остаток ночи путники отдыхали — двигаться вперед, особенно учитывая состояние Панихиды, не имело смысла. Гранди и Рапунцель предложили уложить ее на кровать.

— И не волнуйся, если Храповик схватит тебя за лодыжку, — предупредила Рапунцель, — он не злой.

— К тому же он знает толк в лодыжках, — добавил Гранди.

Голем с девушкой устроились в уютном гнездышке, которое свили из высокой травы. Рапунцель не увеличивалась до человеческого роста с тех пор, как появились Джордан с Панихидой, и все время старалась держаться поближе к голему. Как только они улеглись, девушка взяла его за руку. Гранди не осмеливался признаться, до какой степени ему это нравится.

— Жаль, что пришлось убить сокола, — печально промолвила Рапунцель.

— Понимаю. Теперь ведьма снова свободна, и мы не знаем, в каком облике она нападет в следующий раз.

— Хотела бы я найти какой-нибудь способ заставить ее отказаться от охоты за моим телом, — заявила Рапунцель. — Мне ведь вовсе не хочется причинять ей вред, только бы она оставила меня в покое.

— Ничего, — сказал Гранди, — вот доберемся до замка Ругна, и все образуется. Король Ксанфа сумеет тебя защитить.

Некоторое время они лежали молча. Потом Рапунцель со своей обычной детской непосредственностью резко сменила тему разговора:

— Почему ты так сказал — «Я не Колокольчик»?

Гранди вздохнул:

— Это неважно.

— А вот и важно. Вышло так, что я огорчила тебя, хотя вовсе этого не хотела. Панихида кое-что присоветовала мне насчет того, как вести себя с мужчинами, но это, кажется, не очень-то помогает.

— Потому что мужчины, которых она имела в виду, — люди. А я не человек, и с этой точки зрения не мужчина.

— Ну, во всяком случае ты точно не женщина. И конечно, не Колокольчик, тут и говорить нечего. Так почему все-таки ты это сказал?

Гранди с явной неохотой принялся объяснять:

— Потому что ее связь с Джорданом оказалась недолговечной. Он полюбил ее и оставил.

— А как же иначе? Эльфы и люди не живут вместе.

— Точно.

— Но я их потомок.

— Точно.

— Так почему же ты не Колокольчик? То есть я понимаю, что ты не она, но…

— Я не хочу, чтобы меня полюбили, а потом оставили.

— А кто может тебя оставить?

— Ты. Рано или поздно ты прибудешь в замок Ругна и соединишься со своим народом.

— Я даже не знаю, какой народ мой.

— Люди или эльфы, — устало ответил Гранди. — Ты сможешь сделать выбор.

Рапунцель задумалась.

— Позволь мне убедиться, что я правильно поняла, — сказала она через некоторое время. — Я нравлюсь тебе, но ты боишься поддаваться этому чувству, поскольку считаешь, что я покину тебя, как только найду свой народ.

Голем был поражен:

— Совершенно верно.

— Кроме того, ты считаешь себя обреченным на одиночество, ведь ты единственный живой голем в Ксанфе.

Просто удивительно, как точно она понимала ситуацию.