Когда под ногами бездна - Эффинджер Джордж Алек - Страница 32

Мне понадобилось какое-то время, чтобы переварить услышанное; в принципе, принять это было нетрудно, хотя информация оказалась довольно неожиданной. На самом деле, время от времени я задавался вопросом, как Сестрам все сходит с рук, хотя они действуют открыто и вызывающе-нагло; то, что сказал Папа, все объясняло. Сестры работали как секретные агенты Фридландер-Бея, и их защищали от неприятностей. Точнее, должны были защищать… И все же две Сестры теперь лежат в морге.

— Если бы Тами и Деви умертвили одинаковым способом, — произнес я, просто размышляя вслух, — было бы проще понять, что произошло. Но Деви застрелили с помощью старинного оружия, а Тами пытали и перерезали горло бритвой.

— То же самое подумал и я, мой племянник, — сказал Папа. — Прошу тебя, продолжай. Может быть, ты прольешь свет на эту тайну.

Я пожал плечами:

— Вообще-то, даже эти факты ни о чем не говорили бы, если бы другие не были убиты таким же способом. Возможно, здесь действуют двое…

— Я найду их, — бесстрастно произнес старец. Он не угрожал, не клялся покарать негодяев — просто констатировал факт.

— Мне сейчас пришло в голову, о шейх, — сказал я, — что преступник, использующий пистолет, может иметь политические мотивы. Я видел, как он застрелил одного русского, служившего мелким функционером в представительстве Украино-Белорусского Царства; Убийца подключил личностный модуль Джеймса Бонда и использовал тот же тип оружия, что и персонаж, на основе которого создавался модуль. Мне кажется, что обычный преступник, убивающий в порыве ярости или, скажем, во время ограбления, нацепил бы другой модик или вообще оставался самим собой. Модуль Бонда может дать определенные знания, умение и навыки профессионального убийцы. Он пригодится лишь хладнокровному исполнителю, чьи действия — часть какой-то большой операции.

Фридландер-Бей нахмурился:

— Ты не убедил меня, о племянник. Между твоим дипломатом и моей Деви нет ни малейшей связи. Идея о политическом убийстве пришла тебе в голову только потому, что русский работал на дипломатической службе. Деви не знала и не хотела знать о том, что происходит за пределами Будайина. Она не служила помехой и не помогала никаким политическим движениям или партиям. Твои доводы относительно Джеймса Бонда заслуживают дальнейшего изучения, но сама идея неосновательна.

— О шейх, может быть, у тебя есть какие-то предположения?

— Пока нет, — ответил он, — но я только приступил к сбору сведений. Вот почему мне хотелось обсудить с тобой сложившуюся ситуацию. Ты не должен думать, что мной движет лишь жажда мести. Конечно, я хочу отплатить убийце, но это беспокоит меня неизмеримо меньше, чем личная безопасность. Говоря попросту, я должен защитить свои интересы. Должен продемонстрировать друзьям и доверенным помощникам, что не допущу, чтобы им в дальнейшем грозила гибель. В противном случае, я потеряю поддержку людей, на которых зиждется вся моя власть и могущество. Если рассматривать убийства вне связи с тем, что я сейчас сказал, в них нет ничего невероятного. Да, страшные, отвратительные деяния, однако подобные вещи происходят в любом большом городе каждый день. Но взятые вместе, они представляют вызов и угрожают моему существованию. Ты понимаешь меня, о племянник?

Что ж, он изложил все предельно ясно.

— Да, о шейх, — ответил я; мне хотелось услышать обещанные Хасаном предложения.

Фридландер-Бей помолчал, внимательно рассматривая меня.

— Ты очень не похож на большинство моих друзей в Будайине, — сказал он наконец. — Почти все в нашем квартале хоть как-то модифицировали тело и мозг.

— Что ж, если им это по карману, — ответил я, — пусть делают со своей плотью, что пожелают. Что касается меня, о шейх, то я довольствуюсь тем, что даровал мне Аллах. Я обращался к хирургам лишь тогда, когда возникала прямая угроза здоровью. Ведь эта плоть — создание Господа Всех Миров.

Папа кивнул:

— А мозг?

— Иногда я соображаю не так быстро, как хотелось бы, но в целом он исправно служит мне. Никогда не испытывал желания вставить в голову розетку, если ты это имеешь в виду, шейх.

— Однако ты принимаешь в больших количествах наркотические вещества.

Прошлой ночью тебя не удержало даже мое присутствие. — На это мне нечего было ответить. — Ты гордый человек, о мой племянник. В досье, которое на тебя составили, особо выделена эта черта характера. Тебе нравится состязаться в силе воли, разума, физической выносливости с людьми, получившими преимущества благодаря различным приставкам и личностным модулям. Опасное занятие, но, как видно, тебя ни разу не задели противники.

Его слова воскресили в памяти несколько очень неприятных воспоминаний.

— Увы, задевали, и не раз, о шейх. Он засмеялся:

— Но даже это не заставило тебя подвергнуться модификации. Твоя гордость проявляется в стремлении — как говорят франки-христиане, правда по другому поводу, — «жить в этом мире, но не принадлежать к нему».[15]

— Ну да, «равнодушно взирать на его богатства и оставаться чистым от зла его». Ну прямо мой портрет! — Папа оценил иронию, сквозящую в моих словах.

— Я хочу, чтобы ты помог мне, Марид Одран, — произнес он.

Вот так, предельно четко и недвусмысленно: или «да», или «нет».

Папа поставил меня в крайне неприятное положение. Я мог сказать: «Конечно, сделаю все, что в моих силах» — и предать себя, потому что торжественно поклялся не поступать так ни при каких обстоятельствах. С другой стороны, если я откажусь, то оскорблю самого могущественного человека в моем мире. Я глубоко вздохнул, тщательно обдумывая ответ.

— О шейх, — сказал я наконец, — заботы, одолевающие тебя, это и наши заботы; их разделяют все жители Будайина, да и остального города тоже. И, конечно, каждый, кому дороги его собственное спокойствие и безопасность, с готовностью поможет тебе. Я сделаю все, что в моих силах, но боюсь, что не принесу большой пользы.

Фридландер-Бей провел ладонью по щеке и улыбнулся.

— Я понимаю: ты не испытываешь желания стать одним из моих «помощников».

Пусть будет так. Даю тебе слово, о мой племянник, что, если ты согласишься помочь мне в этом деле, на тебя не ляжет печать «человека Папы». Ты почитаешь за счастье свободу и независимость, и, поверь мне, я не отниму самое дорогое у человека, оказавшего мне великую услугу.

Не содержится ли здесь намек на то, что он может отнять «самое дорогое» у того, кто откажется оказать ему эту великую услугу? Папе ничего не стоит навсегда лишить меня свободы, попросту закопав глубоко на кладбище, под нежной зеленой травкой.

Барака. Это слово с трудом поддается переводу. В зависимости от контекста, оно означает магию, особую притягательную силу, харизму, или уникальный дар, ниспосланный Аллахом. Подобным качеством могут быть наделены определенные места; люди приходят к гробницам святых, стремятся коснуться холодного камня, надеясь, что немного «бараки» перейдет к ним. Баракой обладают люди: среди дервишей в особенности развита вера в то, что некоторых счастливчиков Аллах выделил как своих любимых сынов, и, следовательно, их надо всячески почитать. У Фридландер-Бея имелось больше бараки, чем у всех священных гробниц в Магрибе вместе взятых. Не знаю, стал ли он повелителем нашего квартала из-за этой бараки, или приобрел ее по мере роста богатства, влияния и власти. Как бы то ни было, очень трудно отвергать его «просьбы».

— Как я смогу помочь? — Я почувствовал себя опустошенным, вывернутым наизнанку, словно только что капитулировал после долгих лет ожесточенной борьбы.

— Я желаю, чтобы ты стал орудием моей мести, о племянник, — произнес Папа.

Я отпрянул, потрясенный до глубины души. Уж мне-то хорошо известно, какая это непосильная задача для моих слабых сил. Я уже пытался объяснить Папе, что не справлюсь, но он просто отбросил мои возражения, решив, что я прибедняюсь.

Во рту сразу пересохло.

— Я уже сказал, что помогу, но ты просишь слишком многого. На твоей службе состоят гораздо более компетентные люди.