Когда под ногами бездна - Эффинджер Джордж Алек - Страница 10

Возвратиться назад и накинуть что-нибудь на себя? К грохочущим ударам прибавились негодующие вопли. Тут не до одежды, решил я.

Открыл дверь и остолбенело воззрился на самую ужасную картину: мне, как некоему герою, пришлось столкнуться лицом к лицу с Медузой и двумя Горгонами в придачу. С тремя жуткими чудовищами, сектой Сестер Черной Вдовы в полном составе: Тамико, Деви и Селимой. Гигантские груди оттягивали одинаковые черные пуловеры; под ними — узкие черные юбки и черные туфли на шпильках. Это их рабочая одежда. Зачем наряжаться, словно идешь на дело, в такую рань, мелькнула в моей одурманенной голове нелепая мысль. Рассвет… Никогда не вижу рассветов, разве что время от времени встречаю их «наоборот»: ложусь спать после восхода солнца. Ну, надеюсь Сестры не…

Деви, беженка из Калькутты, втолкнула меня в комнату. Сестры последовали за ней, захлопнув дверь. Селима, чье имя по-арабски означает «спокойствие, мир», повернулась, вскинула правую руку и, рыча, воткнула твердый локоть прямо мне под дых. Удар вышиб весь воздух из легких; задыхаясь, как рыба на суше, я рухнул на колени. Чья-то нога жестоко врезала мне по челюсти, и я повалился навзничь. Одна из Сестер подхватила меня, а две другие неторопливо и методично били, не оставляя без внимания ни одной незащищенной чувствительной точки тела.

Я с трудом соображал и до начала избиения, а после первых безжалостных ударов утратил всякое представление о реальности. Висел мешком на чьих-то цепких руках и в своем бреду почти радовался, что на самом деле ничего не происходит и все это — кошмарный сон, воссоздавший пережитое в далеком-далеком прошлом, который я сейчас безмятежно наблюдаю…

Не знаю, долго ли они меня били. Когда пришел в себя, часы показывали одиннадцать утра. Я лежал на полу и старательно дышал. Наверняка сломаны ребра, потому что каждый вздох вызывал немыслимую боль. Сделал попытку собраться с мыслями: по крайней мере, наркотическое похмелье немного прошло. Коробочка с пилюлями! Я должен найти заветную коробочку! Ну почему никак не удается отыскать проклятую коробочку? Со скоростью черепахи я пополз к кровати. Сестры поработали надо мной на совесть: с каждым движением я проникался все большим почтением к их профессиональному мастерству. На мне буквально не осталось живого места, но не пролито ни капли крови. Если бы Сестры хотели меня убить, довольно было бы одного игривого укуса. То, что они со мной сделали, предупреждение или наказание. За что? Не забыть бы спросить у милых девочек, когда снова увидимся.

Я свалился на постель и потянулся через матрас за одеждой. Коробка — в кармане джинсов, я всегда ее ношу там. Слава Аллаху! Я открыл ее в твердой уверенности, что найду парочку болеутолителей быстрого действия. Но весь запас «красоток», таблеток бутаквалида аш-си-ай, бесследно исчез. Они строжайше запрещены, так же как, например, порнуха, а стало быть, продаются на каждом углу. У меня оставалось по крайней мере восемь штук. Куда они девались?

Наверное, пригоршню я проглотил, чтобы заснуть назло бесновавшимся треугольникам, а остаток сожрала Никки. Но какая разница? Мне нужны любые опиаты. Я нашел семь пилюлек соннеина. Когда они засияют внутри меня, словно солнечные лучи, пронзающие угрюмо-серые облака, я смогу купаться в их теплом, ласкающем свете; иллюзия счастья и благополучия распространится по всему телу, окутает поврежденные Сестрами, нестерпимо болящие места. Одна мысль о том, чтобы попытаться доползти до кухни и налить стакан воды, заставила меня содрогнуться. Я набрался решимости, набрал побольше слюны и проглотил похожие по вкусу на мел таблетки-«солнышки», одну за другой. Минут через двадцать, не раньше, придет избавление от боли, но одно сознание близкого забытья уже заставило ее немного утихнуть. Однако еще до того, как заработали «солнышки», в дверь снова постучали. Помимо воли из моего горла вырвался тревожный полувскрик-полувсхлип. Я не двинулся с места. Стук повторился, негромкий, но настойчивый.

— Йа шабб, — раздалось за дверью. Хасан. Я закрыл глаза; если бы я только был способен верить во что-то, я облегчил бы душу, помолившись о спасении.

— Одну минуту, — прохрипел я. Кричать я не мог. — Позволь мне одеться.

Хасан только что использовал достаточно дружественную формулу приветствия, но это ничего не значило. Я доковылял до двери с той быстротой, на какую был способен; кроме джинсов, на мне ничего не было. Распахнул дверь. Рядом с Хасаном стоял Абдулла. Плохой признак…

— Бисмиллах! — пригласил я гостей войти во имя Аллаха. Пустая формальность, и Хасан никак не отреагировал на мои слова. — Абдулла должен получить три тысячи киамов, — просто сказал он, разводя руками. — Деньги причитаются с Никки. Ступай к ней. Мне сейчас не до твоих нудных поучений.

Наверное, не следовало так говорить. Лицо Хасана омрачилось, словно небо перед бурей.

— Находящаяся под покровительством сбежала, — ответил он резко. — Как ее представитель, ты отвечаешь за своевременную уплату долга.

Никки сбежала? Я не мог поверить, что она способна так поступить со мной.

— Полдень еще не наступил, — выдавил я наконец. Неуклюжая отговорка, но больше ничего в голову не приходило.

Хасан кивнул:

— Мы воспользуемся твоим гостеприимством и подождем.

Они уселись на матрас и пронзительно уставились на меня. Мне совсем не нравилось выжидательно-хищное выражение на лицах гостей.

Что делать? Попробовать связаться с Никки? Нет смысла: Хасан и Абдулла наверняка уже посетили дом на Тринадцатой улице. Неожиданно до меня дошло, что исчезновение Никки и физическая обработка, которой меня подвергли Сестры, связаны между собой. Никки была их приемной деточкой, чем-то вроде любимой зверюшки. Да, что-то здесь вырисовывается, но пока я ничего не мог сообразить.

Ладно, оставим это. Судя по всему, придется найти и выложить три куска Абдулле, а потом уже вытащить хрустики у Никки, когда поймаю ее.

— Слушай, Хасан, — сказал я хрипло, облизывая распухшие, разбитые губы, я могу сейчас дать, самое большее, две с половиной. Ровно столько лежит у меня на счету в банке. Остальные полтыщи заплачу завтра. Это все, на что я способен.

Хасан и Абдулла переглянулись.

— Ты заплатишь мне две с половиной тысячи сегодня, — произнес Абдулла, — и еще тысячу завтра. — Снова быстрый обмен взглядами. — Поправка: полторы тысячи завтра.

Я сообразил, в чем суть. Пятьсот законного долга плюс пятьсот навара Абдулле, а остальные пятьсот — доля Хасана.

Я молча кивнул. В любом случае, выбора мне никто не оставлял. Вся боль и злость, которую я испытывал, сфокусировалась на Никки. Я отвлекся от собственных проблем, предвкушая нашу встречу. Ах, что я с ней сделаю! Будь это даже рядом с мечетью, мне на это наплевать! Каждый унизительный момент, каждый миг ада, через который прошел я по милости старой подружки, все, что мне пришлось претерпеть от Сестер, а теперь — от двух толстозадых ублюдков, испытает и она, поганая сука!

— Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь, — слащавым тоном сказал Хасан. — Мы поможем тебе добраться до кредитного автомата. Воспользуемся моим автомобилем.

Я долго не отрывал глаз от Шиита, страстно желая стереть тошнотворно-благостную улыбку с его лица; в конце концов просто сказал:

— Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.

Хасан снисходительно помахал рукой.

— Правоверный не ждет благодарности, когда исполняет долг милосердия.

Аллах велик.

— Хвала Аллаху! — отозвался Абдулла.

— Это точно, — буркнул я.

Мы вместе вышли на улицу: Хасан по-братски прижимался к моему правому плечу, Абдулла — к левому.

Абдулла устроился рядом с водителем, я сел сзади вместе с Хасаном, закрыв глаза, прильнув к обивке сиденья из настоящей кожи. Никогда в жизни не приходилось мне ездить в такой роскошной машине. Но сейчас мне было абсолютно наплевать на все, кроме боли. Она все росла и росла, сжимая тело тисками… Я почувствовал, как по лбу медленно текут капли пота.