Катрин. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 10

Путь оказался нетрудным для обеих женщин. Готье умело правил лодкой, а его страшный топор без промаха разил дичь. О лучшем спутнике и мечтать было нечего.

Под стенами старого города Карнутов Авр разделялся на два рукава, один из которых уходил под куртины через отверстие, забранное частой решеткой, а второй заполнял широкий ров, опоясывавший крепостные укрепления. Готье вытащил лодку на отмель, расположенную прямо под одной из мощных башен, которую защищали ворота Друэз.

— Попробую продать ее или обменять на мула, — сказал он женщинам, разминавшим затекшие от долгого сидения ноги.

Катрин, прикрыв глаза ладонью, взглянула вверх. Прямо над ними виднелась черепичная крыша кордегардии. Над подъемной решеткой из почерневших дубовых кольев висела позолоченная статуя Богородицы с младенцем на руках. Еще выше хлопало на ветру красное полотнище, на котором были изображены изготовившиеся к прыжку леопарды. Кивком она указала Готье на красно-золотой стяг.

— Что будем делать? Город в руках англичан… но нам нужно поесть, отдохнуть и раздобыть мулов или лошадей. Пропуска у нас тоже нет, и по виду нашему не скажешь, что он может у нас быть.

Однако великан нормандец, не слушая ее, внимательно изучал крепостные стены. Между его лохматых соломенных бровей появилась складка, глаза были сощурены, а лицо все больше и больше мрачнело. Катрин испугалась. Хотя она не забывала о подозрениях Сары, но постепенно прониклась к Готье доверием, а в трудных ситуациях привыкла Целиком полагаться на него, потому что никто не мог сравниться с ним в силе, ловкости и быстроте решений.

— Что там? — спросила она, невольно понизив голос.

— Внешне ничего особенного. Но в воротах нет караульных, на стенах пусто, и в городе очень уж тихо. Можно подумать, что все отсюда ушли. Взгляните-ка вон туда!

Он показал на вершину холма, где возвышались стрельчатые башни собора, между которыми притулилась, словно толстая собака, квадратная башня старого графского замка. Между бойницами было укреплено древко, на котором болтался зловещий черный вымпел.

— Кто-то умер, — предположила Сара, — наверное, из знатных.

Готье, не отвечая, направился к подъемному мосту. Женщины последовали за ним. Пройдя по мосту, они вошли в ворота. Прямо перед ними круто уходила вверх, поднимаясь к епископскому дворцу, старинная улица Порт-Друэз с ее неровной булыжной мостовой, веселыми яркими железными вывесками на домах, которые словно желали встать на колени, изнемогая под тяжестью больших коричневых крыш. Улица была пуста… И это безмолвие рождало тревожно — трагическое ощущение, предвестие страшной беды.

Путники замедлили шаг. Безжизненная улица наводила ужас, и они шли почти на цыпочках. Все двери были закрыты, все ставни опущены. Ни единой живой души. Пуст было даже в двух кабаках. На середине подъема они про шли мимо колодца, заколоченного крест-накрест большими досками. Сара и Готье, побледнев, переглянулись, Катрин же глядела на заросшие мхом края колодца, не в силах понять, зачем горожане лишили себя воды.

Внезапно мертвая тишина была нарушена. С вершины священного холма, к которому на протяжении десяти веков стекались паломники, послышалось заунывное пение грубых мужских голосов, по всей видимости, монахов, которые двигались процессией вниз. Катрин первая узнала псалом.

— Они поют «Dies Irae»… — произнесла она сдавленным голосом.

— Пойдем дальше, — сквозь зубы сказал Готье, — нужно узнать, что здесь происходит!

Чуть выше улица делала поворот. На углу стоял дом с вывеской, на которой были изображены стремена и шпоры Здесь жил мастер, делающий упряжь. За домом уже был виден епископский дворец. Перед ним творилось что-то странное. Несколько солдат в шлемах и панцирях, с длинными пиками в руках, подносили вязанки, разжигая костер от которого валил густой черный дым. У всех солдат была замотана полотняной тряпкой нижняя половина лица. Распоряжался ими необычного вида человек в кожаной одежде и в маске с длинным клювом, что делало его похожим на птицу.

Человек с клювом, держа в руках полотняный мешок доставал из него ореховой палочкой порошок зеленоватого цвета и сыпал в огонь. Сильный ароматический запах смешивался с ужасающей вонью, идущей от костра, в котором штабелями были сложены трупы. Другие тела лежали на площади, дожидаясь своей очереди, и оборванные заключенные в цепях, с завязанными, как у солдат, лицами, время от времени швыряли в пламя очередного мертвеца. Очевидно, костер был разведен недавно; от каждой подброшенной вязанки поднимались клубы отвратительного дыма.

Трое путников застыли на месте. Волосы у них встали дыбом. Теперь им было ясно, отчего опустел город, почему никто не охраняет стены и ворота, что означает зловещий черный вымпел, вывешенный в древнем замке графов Шартрских. На град Господень обрушилось величайшее из бедствий, и смерть таилась за углом каждого дома. В Шартре была чума!

Из ближайшей церкви, превращенной в лазарет, появились заключенные, которые тащили крючьями раздутые почерневшие тела тех, кого поразила ужасная болезнь. При этом страшном зрелище мужество покинуло Катрин. Охваченная паникой, ничего не видя и не слыша, она ринулась назад, к воротам Друэз, мечтая только об одном — оказаться за стенами жуткого города. Вырваться, скорее вырваться отсюда! Снова увидеть зеленую траву, ясное небо, ласковое солнце, не замутненное клубами вонючего дыма. Она мчалась, подобрав юбки, а за ней неслись Сара и Готье, спотыкаясь, как и она, о булыжники мостовой.

Но из-под каменного свода, почерневшего от времени, больше не прорывался ни единый луч солнца. Путь преграждала махина поднятого моста. Налетев с разбегу на решетку, Катрин обхватила ее прутья дрожащими руками И прижалась к ним мокрым от слез лицом.

— Ворота! — всхлипнула она. — Они закрыли ворота! На ее голос из закрытой кордегардии появился солдат и, подойдя к ней, попытался оторвать ее от решетки.

— Выходить запрещено! Приказ губернатора! Никого больше не выпускать! Приказ также епископа, сира Жана Де Фетиньи.

Он говорил, медленно подбирая слова, с сильным английским акцентом. Но Катрин, словно лишившись разума, стала трясти решетку, обдирая руку о деревянные колья.

— Я хочу выйти! Говорят вам, я хочу выйти! Не хочу оставаться здесь… Не хочу!

— Придется, — терпеливо ответил солдат. — Губернатор сказал: больше никого не выпускать. Под страхом виселицы!

Готье и Сара догнали наконец Катрин, и цыганка ласково отвела Катрин от ворот, что-то нежно приговаривая и обнимая ее. Нормандец размышлял, поглаживая подбородок, заросший рыжей щетиной, поскольку в последний раз бриться ему довелось в доме монастырского садовника.

— Что будем делать? — спросила Сара.

— Постараемся найти способ выбраться, — ответил Готье, пожав плечами, — я не собираюсь дожидаться, пока чума превратит меня в вонючий труп, который выволокут крюком и швырнут в огонь. Вы не согласны?

— Он еще спрашивает! — фыркнула Сара, и в глазах ее сверкнула молния. — Но как отсюда выйти?

— Надо подумать, — ответил Готье, взвалив на плечо узел с вещами обеих женщин.

У Сары тоже был небольшой узелок с бельем, а золото хранила Катрин в потайном кармашке юбки. Свободной рукой великан взял Катрин за запястье, чтобы помочь ей идти.

— Пойдемте! Не надо плакать, госпожа Катрин. Я найду какую-нибудь щель в этих стенах, и мы обязательно выберемся. А пока нам надо поесть и найти пристанище на ночь. Потом я обойду укрепления.

Катрин безропотно позволила увести себя от ворот. Они вновь поднялись по улице Порт — Друэз, с каждым шагом все сильнее ощущая запах горелого мяса. На площади их заметил человек с клювом, который, как оказалось, был врачом-монахом.

— Немедленно уходите! — крикнул он властно. — Нельзя разгуливать по городу. Возвращайтесь к себе!

— Куда? — спросил Готье. — Мы нездешние. Мы только что вошли сюда, чтобы раздобыть немного еды. А теперь ворота закрыты, и никого не выпускают.

Монах пристально глядел на них из-под своей маски с очками из толстого стекла. Голос его звучал глухо, и в нем чувствовалось раздражение.