Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта - Страница 15

Необычайная мягкость осеннего вечера приглушила смятение ее души. Катрин скользнула взглядом по стене… и неожиданно вздрогнула от удивления: она успела заметить черное перо, плывшее вдоль каменной стены с внешней стороны, перо, которое могло принадлежать только мужской шляпе. Перо достигло конца стены и затем вернулось. Катрин отступила в тень жимолости, увивавшей отделанный железом навес колодца, и стала следить за странными маневрами. Перо остановилось, а затем стало подниматься прямо перед ней. Сначала появилась серая шляпа, потом лицо, но в сумеречном свете Катрин не смогла разглядеть его. Неизвестный осмотрел сад. Он не видел Катрин, скрытую жимолостью. Затем голова исчезла, и было видно, как качающееся перо обходило стену.

— Катрин выбежала из укрытия и подбежала к стене, на которую без труда взобралась по неровным камням. Она увидела мужчину в темном плаще, скрывшегося между деревьями, где его ждала лошадь.

Незнакомец вскочил в седло, пришпорил лошадь и ускакал в направлении Дижона, не обернувшись на дом Матье Готрэна.

Катрин продолжала стоять на стене, глядя вслед удаляющемуся всаднику и размышляя, что бы мог значить этот странный визит. Скорее всего, осторожный посетитель был одним из шпионов Жака де Руссэ. Молодой капитан, несомненно, следил за нею. Определенно, Гарэн не стал бы заниматься подобными вещами. Только утром пришла от него краткая бесстрастная записка, где он сообщал о свадьбе принцессы, которая должна была состояться в конце октября, и добавлял, что заказал для Катрин несколько платьев, которые, как он считал, ей потребуются для празднеств. Гоберта-портниха знала ее мерки и вкусы и могла исполнить его указания не хуже самой Катрин… Другими словами, это было спокойное и бесцветное письмо, и ничто в нем не указывало на то, что Гарэн усматривает в отсутствии жены нечто большее, чем обычный семейный визит. Нет, Гарэн не имел ничего общего с этим вечерним посетителем…

Голос матери, зовущий ее, заставил Катрин поспешить. Но она обещала себе, что впредь будет внимательнее. В любом случае она проведет в Марсаннэ еще несколько дней из гордости, чтобы не показалось, что она слишком покорно уступает доводам Эрменгарды.

Весь следующий день после службы в деревенской церкви, она провела в саду, вышивая. Однако работа над белой шелковой ризой, предназначенной для кюре Марсаннэ, продвинулась не очень далеко, потому что Катрин не могла сосредоточиться. Она то и дело отрывала взгляд от пшеничного золота снопа в надежде увидеть качающееся перо. Но ничего не случилось. Ничто не беспокоило тишину этого ясного осеннего дня, за исключением доносившегося издалека пения сборщиков винограда. Катрин наслаждалась красотой природы.

Бургундская осень, самая пышная и, возможно, самая прекрасная во всей Франции, являла ей свое великолепие. Осень, этот расточительный банкир, разбрасывала золото, рубины, аметисты на черный бархат земли.

Когда позвали к ужину, Катрин с сожалением отложила работу: она чувствовала, что сад еще хранит для нее свои сюрпризы, и решила вернуться в него с наступлением ночи.

В конце ужина она услышала приглушенный стук копыт.

Может, это был вчерашний посетитель?

Сославшись на головокружение, она поспешно вышла из-за стола, не дожидаясь, пока дядюшка Матье произнес сет благодарственную молитву. Катрин не терпелось поскорее узнать, кто сюда скачет.

Никто не обратил внимания на ее уход. Жакетт, целый день стиравшая со слугами грязные простыни и одежду, утомленная, дремала в своем кресле. Что до дядюшки Матье и Абу-аль — Хайра, то они увлеченно говорили о вине, которое давили в этот день из винограда, собранного со всего поместья, а также предсказывали качество этого вина, когда оно созреет.

Когда Катрин проходила через комнату, взгляд ее упал на стоящую в углу крепкую палку, которую дядюшка Матье носил с собой во время обхода виноградников, и она решила прихватить ее с собой. Палка была сделана из прямой дубовой ветки с утолщением на конце. За многие годы рука дядюшки сгладила и отполировала крепкое дерево, но все же носить ее было неудобно. В руке сильного мужчины она могла стать замечательным оружием.

Вооруженная таким образом, Катрин вышла в сад. Не было слышно ни звука. Казалось, вся местность погрузилась в сон. Ночь окутала Марсаннэ. Катрин сделала несколько осторожных шагов к соснам, держась около стены. Ее беспокоила тишина, потому что она могла поклясться, что слышала стук копыт… хотя, конечно, стук доносился издалека. Возможно, это был путник, ехавший по дороге на Дижон и спешивший вернуться до того, как закроют городские ворота. Но Катрин ждала. Она стояла уже около десяти минут, когда услышала глухой стук о камни и мягкий хруст шагов по галечной дорожке за стеной. Кто-то крадучись приближался. Катрин затаила дыхание и покрепче сжала свою тяжелую дубинку.

Неслышно она подошла к стене и под прикрытием кустарника взобралась на нее. Катрин слышала, как дышал мужчина, отыскивая опору. В темноте его было трудно разглядеть, но мало — помалу молодая женщина различила знакомый контур пера, медленно поднимающегося над стеной. На этот раз, казалось, незнакомец решил перебраться через стену.

С чувством, похожим на радость кота, следящего за мышкой, бегущей поблизости от его когтей, и не отрывая глаз от черного силуэта, Катрин подняла палку. Когда голова незваного гостя оказалась в пределах досягаемости, Катрин изо всех сил ударила по ней. Раздался приглушенный крик, посыпались камни, и ночной посетитель рухнул на дорогу. Радуясь успешному осуществлению своего плана и убедившись, что мужчина не шевелится, Катрин сунула палку под мышку и вернулась в дом за фонарем.

Когда через две или три минуты Катрин вернулась, мужчина пошевелился. Катрин, держа палку наготове, наклонилась, чтобы хорошенько рассмотреть его. Она сняла шляпу с черным пером, поднесла фонарь ближе к его лицу и тут же отпрянула с возгласом удивления. Лежащий без сознания человек, которого она ударила, был не кто иной, как герцог Филипп собственной персоной.

Глава четвертая. ДОВОДЫ ФИЛИППА ДОБРОГО

Катрин поняла чудовищность своего поступка. В отчаянии взывала она ко всем святым, чьи имена смогла вспомнить. К счастью, было похоже, что Филипп начал приходить в сознание, иначе она могла бы подумать, что убила его. Но все же, откуда ей было знать, что всемогущий герцог Бургундский будет бродить по полям, одетый, как солдат своего собственного войска? Как только к ней вернулось присутствие духа, она положила руку ему на лоб. Лоб был горячий, но не очень, и не было видно следов ранения. За это Филипп мог бы поблагодарить свою шляпу, ибо она, несомненно, смягчила силу удара.

Катрин поняла, что не может пойти в дом за помощью. Если Филипп взял на себя труд маскироваться, то это могло означать лишь одно: он не хотел, чтобы о его присутствии знали. Потом, вспомнив о садовом колодце, она побежала и принесла ведерко воды, в которой намочила свой платок, чтобы положить его на лоб Филиппа. Это средство чудесно помогло. Колодец был глубоким, и вода оказалась очень холодной.

Мгновение спустя герцог открыл глаза и улыбнулся, узнав Катрин.

— Итак, я снова вас нашел, моя прекрасная скиталица! — воскликнул он с усмешкой. — Где вы спрятались?

Ну, вас, конечно, хорошо охраняют… Ох! Моя голова! воскликнул он. — Что случилось?

— Кто-то ударил вас по голове, монсеньор…

— И кажется, очень сильно… Кого я должен за это благодарить?

Катрин отвела глаза, пытаясь скрыть свое смущение, и подобрала палку, которую несколько минут назад уронила от удивления.

— Это была вот эта палка, монсеньор, и это была я!

Пожалуйста, простите меня.

На мгновение Филипп онемел, затем вдруг разразился буйным мальчишеским смехом, в котором не было ничего королевского.

— Не такой сувенир я ожидал получить, моя прелесть… Похоже, что это будет самая большая шишка, которую я когда-либо набил… и, во всяком случае, единственная, которую я запомню!