История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века - Чичерин Борис Николаевич - Страница 91

Этот недостаток в исследовании оснований естественного закона хотел восполнить другой писатель той же школы, Бенедикт Винклер, которого книга «О началах права» вышла уже в начале XVII столетия[216]. Меланхтон и Ольдендорп, не считая омраченный разум достаточным руководителем в нравственной философии, черпали содержание закона из слова Божьего как более совершенного источника. Гемминг, напротив, исследовал собственные пути разума в познании нравственных начал; но рациональный метод предполагает предварительное изучение природы человека, от которой разум отправляется в своих выводах. Винклер, наконец, возводит естественный закон к настоящему его источнику, к человеческой природе; но так как последняя искажена грехопадением, а потому не может служить надлежащим указанием, то он обращается к первоначальному состоянию человека, вышедшего из рук Божества, к состоянию невинности и в нем ищет оснований естественного права. Это было возвращение к точке зрения анабаптистов, на которую, как мы видели, нападал Ольдендорп. Но последние видели в состоянии невинности идеал совершенства, цель, которую надобно осуществлять в действительной жизни. Винклер же берет его главным образом как первоначальную точку отправления, которая служит источником последующего развития права, не уничтожая потребностей, вытекающих из состояния греха. Оттого выводы у него совершенно иные. Очевидно, однако, что точка зрения у него не научная, а богословская. Это оказывается из самого его вступления.

Изучающий юриспруденцию, говорит Винклер, должен отправляться от первых ее начал. Разум показывает, что все исходит известным порядком из своих начал; следовательно, без такой точки отправления невозможно полное познание предмета. Но начала юриспруденции не могут быть почерпнуты из нее самой, ибо всякий закон предполагает предварительное доказательство, что ему следует повиноваться, а это доказательство не дается самим законом. Никакая наука не доказывает сама своих начал, а получает их как данные. Поэтому начала юриспруденции следует взять из общего источника всех наук, из богословия и философии; из последней, потому что здесь дело идет о предметах, которые познаются человеческим разумом, из первого, потому что здесь говорится о Боге, о природе человека и о естественном законе, который человек получает от Бога, а для исследования всего этого требуется помощь богословия. В учении о законе юриспруденция — служанка богословия, точно так же, как правитель государства является служителем Бога: он не может исполнять своей обязанности, если не знает воли господина.

Таким образом, в познании закона следует начать с Бога как с верховного его источника. Это делали и языческие философы, тем более должны делать это христиане. Воля Божия есть высший закон, от которого все другие заимствуют свою силу. От него происходят и закон природы вообще, и в особенности закон природы человеческой. Последний открывается из самого естества человека. Оно состоит не в том, что обще людям и животным, и не в порче, происшедшей от грехопадения, а в доброте и совершенстве формы и материи, из которых составляется человек. Истинные свойства человека раскрываются из того состояния души и тела, в котором он впервые вышел из рук Творца. Поэтому, говоря о законе человеческой природы, мы не должны разуметь закон плоти, который произошел случайно и вследствие греха, а истинное естество человека, какое Бог создал в наших прародителях. Человек состоит из тела и души, первое есть его материя, вторая — его форма. Но известно, что не форма движется матернею, а материя формою. Следовательно, первым началом и правилом движения и покоя, первым законом человеческих действий, будет душа. Она имеет свои собственные, постоянные способности: разум и волю. Из них разум познает честное и полезное, он же наставляет и направляет волю. Следовательно, мы должны заключить, что закон, которым управляется человек, есть его разум.

Против этого возражают, что человеческие действия не всегда направляются разумом, а нередко последний сам впадает в ошибки или увлекается дурными наклонностями. Но причина этих отклонений заключается в том, что закон разума не единственный, которым управляется человек. Кроме него есть закон греха, совращающий людей с истинного пути. Наконец, человек может следовать закону, общему ему и животным, и тогда он действует как животное, а не как человек. Но когда он управляется истинным законом своей природы, тем, который вложен в него самим Богом, тогда он следует закону разума, который есть закон добра. Сам по себе разум способен познать правду, и познание его согласно с волею Божиею. Это ясно из того, что человек создан по образу и подобию Божьему, он не перестал быть человеком вследствие грехопадения. Однако нет сомнения, что в настоящее время божественный закон понимается разумом несовершенно. Для этого и даны человеку десять заповедей, которые служат ему светильником. Но закон заповедей не противоречит закону разума. Это один и тот же закон, как можно видеть из сравнения обоих.

Таким образом, если воля Божия есть первоначальный источник закона человеческой природы, то второй и ближайший его источник есть человеческий разум. Это двери, через которые правда Божия вселяется в человека; этим путем, естественным способом, открывается нам воля Божия. Этот закон существует во всех людях, ибо природа всех одинакова, хотя не все одинаково сознают его, потому что не все исследуют истину с одинаковым вниманием. Все люди одарены и свободною волею, которая дает им возможность исполнять закон, ибо к чему служили бы все законы и все наказания, если бы человеческие действия не были свободны?

Закон человеческой природы разделяется на естественный и гражданский. Первый, в свою очередь, подразделяется на два вида: на естественный закон, сообразный с истинною природою человека, с ее первобытным состоянием, и на естественный закон, приспособленный к состоянию падения. Первый можно назвать первоначальным (lex naturalis prior), второй последующим (lex naturalis posterior), или правом народов (jus gentium).

Содержание закона есть право. Общая материя права, то, что оно имеет в виду и прилагает везде, где может, его цель и объект, есть добро. Из этого начала разум образует предписания, которые становятся законами. Поэтому все законы, не имеющие добро в виду, отвергаются, как не принадлежащие к материи права. Добро состоит из честного и полезного, но первое всегда должно быть предпочтено последнему. Добро может также быть временное или вечное, и в этом отношении юрист отличается от богослова. Последний имеет в виду вечное благо; для первого высшая цель — благо государственное, которое ограничивается внешнею или гражданскою правдою. Такое ограничение необходимо, 1) потому что исследование промыслов превышает человеческие силы; 2) потому что правитель установляется не для искоренения всех человеческих пороков, а для охранения внешней дисциплины. Но так как внешние действия вытекают из внутренних помыслов, то и здесь ясно, что юриспруденция должна быть служанкою богословия.

Право, так же как закон, разделяется на естественное и гражданское, и первое опять подразделяется на первоначальное и последующее. Первоначальное право вытекает из невинной природы человека, и хотя после грехопадения совершенство его исчезло, однако оно сохранилось в искрах разума, и всякий человек обязан по возможности жить сообразно с ним. Это право остается производящею причиною, формою и конечною целью всей юриспруденции; к нему приводятся все остальные права. Кто не имеет, не разумеет и не соблюдает этого естественного права, тот не имеет, не разумеет и не соблюдает никакого права; тот не знает, чему он учит и с какою целью.

Предписания первоначального права заключают в себе все, чего требует от человека любовь к Богу и к ближним. Первая обязанность состоит в любви к Богу как к Творцу и к источнику всякого добра. Затем следует любовь к человеку как к образу и подобию Божьему. Мы и в человеке должны любить дары Божьи. Отсюда рождается прежде всего любовь к себе при виде доброты нашей природы, отсюда же и стремление к совершенству. А так как другие люди имеют одинаковую с нами природу и также участвуют в дарах Божьих, то и других мы должны любить так же, как себя.