Уарда - Эберс Георг Мориц - Страница 25

Потом он позвал одного из жрецов, называемых святыми отцами, – своего личного секретаря и сказал ему:

– Немедленно отправь во все жреческие общины послание и сообщи в нем, что дочь Рамсеса грубо попрала закон веры и осквернилась, обяжи их устроить во всех храмах публичные – слышишь? – публичные молебны об ее очищении. Через час принесешь это послание мне на подпись! Впрочем, нет! Дай сюда тростниковое перо и палетку – я сам составлю послание.

Святой отец подал верховному жрецу письменные принадлежности и удалился. Амени пробормотал:

– Фараон хочет учинить над нами неслыханное насилие. Хорошо же! Пусть это послание будет первой стрелой, пущенной в ответ на удар его копья!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Над «городом живых», раскинувшимся на другом берегу Нила, прямо против некрополя, взошла луна. Уже замолкли вечерние гимны в бесчисленных храмах, соединенных между собой аллеями сфинксов и пилонов, но на улицах города, казалось, только сейчас по-настоящему пробудилась жизнь. Прохлада, сменившая нестерпимый зной летнего дня, манила жителей на улицу. Одни расположились у дверей своих домов, на крышах или в башенках. Другие сидели за столами и, потягивая пиво, вино и сладкие фруктовые соки, слушали сказочников.

Простой люд, рассевшись прямо на земле вокруг скромного певца, который распевал свои песни под звуки бубна и флейты, весело подтягивал ему.

К югу от храма Амона высился фараонов дворец. Около него, среди тенистых садов, виднелись дома знати. Один из них выделялся среди прочих своими размерами и великолепием. Это был дом Паакера, возведенный по его указанию одним из самых искусных архитекторов. Построен он был на месте огромного дома предков вскоре после смерти его отца, в то время, когда Паакер еще надеялся в недалеком будущем ввести в него молодую жену – свою двоюродную сестру Неферт.

Чуть восточнее стояло другое здание, тоже величественное, но более ветхое и не столь роскошное. Это был дом возничего фараона, унаследованный Мена от отца; здесь жила его супруга Неферт со своей матерью Катути, а сам он в далекой сирийской земле спал в одном шатре с фараоном, так как был, помимо всего прочего, его телохранителем.

У ворот обоих домов стояли слуги с факелами, давно уже ожидавшие возвращения своих хозяев.

Ворота, которые вели в обнесенные стеной владения Паакера, были необычайно, даже дерзостно высоки и щедро украшены цветной росписью. По обеим сторонам ворот вместо мачт для флагов высились два кедровых ствола. Кедры эти были специально срублены в Ливане по приказу Паакера и доставлены в Пелусий на северо-восточной границе Египта. Отсюда они были перевезены вверх по Нилу в Фивы.

Сразу за воротами открывался большой двор, вымощенный камнем, по краям которого тянулись закрытые с одной стороны галереи; крыши этих галерей поддерживали тонкие деревянные колонны. Здесь стояли кони и колесницы махора, здесь же жили его рабы и хранился месячный запас зерна и продуктов.

В задней стене этого хозяйственного двора были ворота, уже не такие огромные, которые вели в обширный сад с аккуратными аллеями и шпалерами винограда, кустами, цветами и грядками овощей. Особенно пышно разрослись здесь пальмы, сикоморы, акации, смоковницы, гранатовые деревья, кусты жасмина, а все потому, что мать Паакера Сетхем сама следила за работой садовников. А в большом пруду посреди сада никогда не было недостатка в воде для поливки грядок и деревьев – его питали два канала, по которым большие колеса, приводимые в движение волами, день и ночь гнали воду из Нила.

С правой стороны сада тянулось одноэтажное, но очень длинное строение, состоявшее из бесчисленных комнат и каморок. Почти каждая из них имела свою дверь, ведущую на веранду, крышу которой поддерживали пестро раскрашенные деревянные столбы. Веранда эта тянулась вдоль всего строения.

Под прямым углом к нему примыкал ряд кладовых, где хранились плоды и овощи, выращиваемые в саду, кувшины с вином, а также ткани, шкуры, кожи и прочие хозяйственные припасы.

В одной из таких кладовых, сложенной из массивного тесаного камня, за прочными запорами хранились добытые предками Паакера и им самим богатые сокровища: золотые и серебряные кольца, фигуры животных и сосуды из благородных металлов, а также медные слитки, драгоценные камни, в особенности лазурит и малахит.

Посреди сада была красивая беседка и молельня со статуями богов. У задней стены молельни стояли статуи предков Паакера, изваянные скульптором в виде запеленатых мумий Осириса, – они отличались друг от друга лишь лицами, которым было придано портретное сходство.

Левая часть двора не была освещена, однако в бледном свете луны все же можно было разглядеть полуголые темные фигуры рабов. Они сидели группами по пять-шесть человек прямо на земле или лежали друг подле друга на тонких циновках из пальмовых волокон.

В правой части двора, неподалеку от ворот, горело несколько ламп, освещая кучку смуглых людей. Это были служащие Паакера. На них были короткие, похожие на рубашки, одежды. Они ужинали, сидя на корточках вокруг стола высотой около трех пядей. На столе лежали жареная газель и большие плоские лепешки. Несколько рабов прислуживали им, наполняя глиняные чаши желтоватым пивом.

Домоправитель, разрезав газель и подавая надсмотрщику за садом кусок окорока, сказал:

– Руки у меня ужасно болят. Рабы совсем обленились, и к тому же эта сволочь с каждым днем становится все строптивее.

– Я вижу это по пальмам, – сказал садовник. – Вы расходуете столько палок, что их кроны стали совсем редкими, как птицы во время линьки.

– Мы должны по примеру нашего господина раздобыть себе палки из черного дерева, – вставил конюший, – они могут прослужить лет сто!

– Во всяком случае, они прослужат дольше, чем кости людей, – со смехом сказал старший пастух, который привез из имения Паакера жертвенный скот, масло и сыр. – Если бы мы стали всерьез подражать нашему господину, у нас во дворе скоро остались бы одни только хромые да калеки.

– Вон там лежит парень – хозяин вчера раздробил ему ключицу, – сказал домоправитель. – Жалко парня, он так ловко плетет циновки. Да, старый наш господин дрался не так люто.

– Уж ты-то испытал это на собственной шкуре! – пропищал вдруг насмешливый голосок за спиной у собеседников.

Они обернулись и, узнав странного гостя, так незаметно подобравшегося к ним, громко расхохотались.

Это был маленький горбун ростом с пятилетнего мальчика, с большой головой и старообразным, но необычайно выразительным лицом.

Большинство знатных египтян держали у себя в домах карликов для забавы, и этот маленький уродец служил у супруги Мена. Звали его Нему, что значит «карлик». Люди хоть и побаивались его острого языка, но встречали его приветливо, так как он слыл человеком очень умным и к тому же умел хорошо рассказывать.

– Позвольте и мне подсесть к вам, друзья, – сказал карлик. – Места я занимаю немного, пиву и жаркому вашему тоже ничего не угрожает, потому что желудок мой мал, как головка мухи.

– Да, но зато желчи у тебя, что у бегемота! – воскликнул главный повар.

– И ее становится еще больше, когда меня растревожит такой вот фокусник, который жонглирует ложками и тарелками, вроде тебя, – засмеялся карлик. – Ну, вот я и сел.

– Что ж, приветствуем тебя, – сказал домоправитель. – Что ты можешь предложить нам хорошего?

– Себя самого.

– Пожалуй, это не так уж много.

– Я бы не пошел сюда, – сказал карлик. – Но у меня к вам серьезное дело. Старая госпожа, благородная Катути, и везир, только что посетивший нас, послали меня спросить, не вернулся ли Паакер. Он сопровождал сегодня царевну и Неферт в Город Мертвых, а их все нет и нет. У нас беспокоятся – ведь уже поздно!

Домоправитель взглянул на небо и сказал:

– Да, луна уже высоко, а ведь господин обещал быть дома до захода солнца.

– Обед давно готов, – вздохнул повар, – и теперь мне придется еще раз стряпать, если только хозяин не будет отсутствовать всю ночь.