Сестры - Эберс Георг Мориц - Страница 68

— Я пойду туда, куда иду, — отвечала девушка в страшном возбуждении. — Сейчас же отпусти меня!

— Ты останешься здесь, останешься здесь со мной! — угрожающе проговорил Публий и, схватив ее за локти, сжал их пальцами, точно железными кольцами. — Я мужчина, а ты женщина. Я тебя научу, кто здесь должен повелевать и кто — повиноваться.

Гнев и негодование вложили эти слова в уста юноши, а когда Клеа со всей своей далеко не женской силой попыталась вырваться, тогда он сильно, хотя осторожно, согнул ее руки и медленно заставил ее встать перед ним на колени.

Сделав это, Публий выпустил ее, но она закрыла лицо руками и громко зарыдала от негодования и сознания своей слабости.

Пораженный ее плачем, римлянин стал просить ее изменившимся голосом:

— Встань теперь. Разве тебе так тяжко покориться вол? мужчины, который не хочет и не может тебя оставить и которого ты любишь?

Как нежно и как ласково звучат эти слова! Клеа подняла глаза на Публия, и весь гнев ее пропал и обратился в благодарное умиление. Она припала к нему головой и тихо плакала.

— Мне всегда приходилось полагаться только на себя, — говорила она, — и руководить другими, но я вижу, что гораздо упоительнее покориться любимому человеку, и тебе я буду повиноваться вечно.

— И я буду тебе благодарен сердцем, умом, всегда, каждую минуту! — воскликнул римлянин, поднимая ее. — Ты хотела пожертвовать ради меня жизнью, тебе теперь принадлежит моя. Я для тебя, ты для меня, я твой муж, ты моя жена навеки!

Он схватил ее за плечи и повернул к себе.

Она больше не сопротивлялась; ей было сладко покориться воле этого сильного мужа.

Как хорошо ей теперь, привыкшей к тяжелой ответственности за другого, чувствовать себя слабой и отдаться под охрану более сильного человека.

Ее глаза с блаженством и страхом остановились на нем, и только их уста слились в первом поцелуе, как оба в испуге отшатнулись друг от друга; в ночной тишине громко прозвучало имя Клеа, и в то же время вблизи раздался громкий крик и глухой стон.

— Убийцы! — крикнула Клеа и, дрожа за себя и за него, бросилась на грудь своего друга.

Мужественная и гордая добродетельная героиня в одно мгновение превратилась в слабую, беспомощную женщину.